Роберт Говард - КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ

• Название: КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ
• Автор: Роберт Говард
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39448-7

Роберт Ирвин Говард прославился как создатель жанра, позднее получившего название «меч и магия». Кроме того, он подарил читателям героического фэнтези бессмертную плеяду героев: выходца из Атлантиды Кулла, вождя мятежных пиктов Брага Мак Морна, странствующего пуританина Соломона Кейна. Но самым ярким в этом созвездии стал — без преувеличения, по праву сильного — хмуроглазый могучий варвар, рожденный в снежных горах таинственной Киммерии.

Во второй том историй о Конане вошел единственный роман Говарда «Час Дракона», а также повесть и рассказ в переводе известной писательницы Марии Семеновой. Книга украшена иллюстрациями Гэри Джианни.

---

Роберт Говард КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ

Иллюстрации посвящаются Маргарет и Луису Джианни.

Гэри Джианни

Предисловие © Перевод К. Плешкова.

Когда я был маленьким, я видел, как человек рушил дом кувалдой. Собственно, даже не дом — скорее следовало бы назвать его хижиной. Я живо помню тот день и соседских ребят, собравшихся во дворе моего друга Джо посмотреть, как его отец будет сносить старую хижину, стоявшую на краю участка. Какой восьмилетний мальчишка отказался бы это увидеть?

Когда я пришел, мистер Лилл уже оценивал размеры предстоящей работы, взвалив на широкое плечо большую кувалду. Сооружение клонилось в его сторону, словно бросая вызов. Возможно, он почувствовал насмешку, поскольку тут же ринулся в бой, превратившись в орудие уничтожения. Размахивая руками, словно мельница, он наносил сокрушительные удары, стремясь нанести максимальный ущерб шатающемуся под ними противнику. Облака пыли и треск ломающихся досок создавали иллюзию фантастической битвы. Меня полностью захватило это зрелище, и сейчас я думаю о том, кто еще из тех мальчишек невольно скрежетал зубами и сжимал кулаки вместе со мной.

Когда последний столб рухнул на груду обломков, мистер Лилл вскарабкался на ее вершину, оперся на кувалду и мрачно окинул взглядом дело своих рук.

Оглядываясь назад, могу сказать, что это был великолепный момент, настоящее воплощение Джона Генри, Геркулеса и Самсона. У нас у всех бывал подобный опыт в той или иной форме, и воспоминания эти лучше всего описать как «героический реализм» (термин придуман критиком Луи Менаном). Не считая фантастических элементов, именно эта черта главным образом интересует меня в моей работе с произведениями о Конане — чувство настоящей опасности, романтика и интрига, основанные на осязаемой реальности.

Будучи подростком, через несколько лет после того, как обрушилась хижина, я наткнулся на книгу в мягкой обложке. На ней был изображен человек, который стоял, опираясь на меч, над грудой из тел побежденных противников. И картинка эта напомнила мне нечто знакомое, таившееся в глубинах памяти.

Я вспомнил тот день, и меня охватило неподдельное волнение. Такова порой бывает сила изображений.

Книгой этой, естественно, был «Конан-завоеватель» Роберта И. Говарда, а автором обложки был Фрэнк Фразетта. Так я познакомился с варваром, которого придумал Говард.

С тех пор прошло много лет, и приключения Конана изображались многими талантливыми художниками. Меня вполне удовлетворяла возможность восхищаться их работой со стороны, но шанс поучаствовать лично предоставился сам собой, после того как я проиллюстрировал похождения двух других великих героев Роберта Говарда — Соломона Кейна и Брана Мак Морна. Разве я мог отказаться?

Для меня было немалой честью изображать этих персонажей, и теперь я присоединяюсь к сонму выдающихся иллюстраторов, пытавшихся показать Конана. Сколько бы художников ни добавляли что-то свое к мифу о Конане в книгax, комиксах и фильмах, именно сами оригинальные рассказы и убедительные образы, которые они вызывают в воображении, в конечном счете приводят в трепет читателя. И это можно считать вполне достойной данью писательским способностям Говарда.

Гэри Джианни, 2003

Вступление © Перевод К. Плешкова.

«Для меня не существует более интересной литературной работы, чем переписывание истории под маской фантазии»,— писал Роберт И. Говард своему другу Г. П. Лавкрафту. И слова эти в определенной степени объясняют особый интерес, присутствующий в его рассказах о неукротимом Конане из Киммерии, ибо именно в них мы наблюдаем историю в виде живого и драматичного повествования.

Что? Конан — история? Да ведь это же фантастика, разве не так? Весь этот мир, известный как «Хайборийская эра»,— всего лишь плод воображения Говарда, верно? Что ж, и да и нет. Конечно, это уникальное литературное творение Говарда — но в него он вложил всю свою любовь к истории, мифологии и романтизму.

Роберт Говард был в высшей степени одаренным, но подчеркнуто коммерческим писателем. Сочинение всевозможных историй, судя по всему, являлось для него чем-то вполне естественным; друзья его детства свидетельствуют, что он руководил их играми еще в десятилетнем возрасте, а друзья его отрочества говорят, что он был прекрасным рассказчиком, способным зачаровать слушателя. Конечно, свидетельства этому мы находим и в его творчестве. И хотя сам он отрицал наличие каких-либо особых художественных мотивов, в его лучших работах присутствует подлинное мастерство. Как отмечал Лавкрафт, «он был выше любой конъюнктуры, которую он мог бы принять как руководство к действию».

Но Говарду пришлось использовать свой природный талант рассказчика, чтобы заработать себе на жизнь; для него было важно, чтобы его труд нашел своего покупателя. В начале 1930-х годов, когда страну охватывала Великая депрессия, его рынок сбыта, дешевые журналы, боролся за свое существование. Те из них, которым удалось выжить, сделали это за счет урезания гонораров или сокращения частоты выхода (и, соответственно, потребности в новых материалах). Как бы ему ни нравилось сочинять исторические рассказы для «Восточных историй», в основном на тему Крестовых походов, и рассказы о древних ирландских воинах, вообще неинтересных для тогдашнего рынка сбыта, они требовали немалых исследований, что он с трудом мог себе позволить. « Каждая страница истории изобилует драмами, которые следовало бы перенести на бумагу,— писал он,— Один абзац может быть наполнен действием, которого хватило бы для целого тома художественного произведения. Однако подобным образом я никогда не смог бы заработать на жизнь; рынок чересчур скуден, требования слишком узки, и мне требуется слишком много времени, чтобы закончить хотя бы один рассказ».

Сколь бы ни был силен интерес Говарда к истории, он не простирался на «цивилизованные» народы. «Когда нация — практически любая — выходит из варварского состояния или еще из него не вышла, у меня сохраняется к ней интерес. Мне кажется, что я понимаю этих людей и могу писать о них умные вещи. Но по мере того как они движутся к цивилизации, моя увлеченность ими ослабевает, пока не исчезнет полностью, и их обычаи, мысли и стремления начинают казаться мне совершенно чуждыми и сбивающими с толку. Так что первые монгольские завоеватели Китая и Индии вызывают у меня напряженный интерес и понимание; но несколько поколений спустя, переняв цивилизацию своих вассалов, они становятся мне полностью неинтересны. Мое изучение истории представляет собой постоянный поиск новых варваров, от эпохи к эпохе».

В первые месяцы 1932 года, во время путешествия в Мишн, штат Техас, в долину Рио-Гранде, к нему пришел ответ: Хайборийская эра, период между затоплением Атлантиды и создавшими наш современный мир катаклизмами, населенный прародителями — подлинными архетипами — всех тех варваров, которых он так любил изучать. Персонаж по имени Конан «возник ниоткуда сразу взрослым и заставил меня взяться за работу по написанию саги о его приключениях». Деяния эти происходят в мире, населенном елизаветинскими пиратами, ирландскими разбойниками и берберийскими корсарами, американскими первопроходцами и казацкими мародерами, египетскими чародеями и последователями таинственных римских культов, средневековыми рыцарями и ассирийскими армиями. Все они были тем или иным образом замаскированы, но без каких-либо попыток действительно скрыть их сущность. Собственно, Говард пытался дать им имена, которые позволили бы читателю без особых усилий догадаться о том, кто они на самом деле,— он хотел, чтобы мы сразу же их узнали, но словно подмигивая: «Мы же знаем, что это всего лишь рассказ, верно? Продолжай!» Разве мог кто-то из читателей не догадаться, что Афгулистан — это Афганистан, или что Вендия — это Индия? Нет, конечно!

Создав Хайборийскую эру, Говард создал мир, в котором его любимые исторические варвары могли поднять мятеж, а он мог сочинять полные действия и драматизма истории, который он так любил рассказывать. Эту блестящую идею, вероятно, мог подсказать ему Г. К. Честертон, чья эпическая поэма «Баллада о белом коне» была одним из любимых произведений Говарда, судя не только по его бурным комментариям в двух различных письмах к его другу Клайду Смиту в 1927 году, но и по частому использованию цитат из поэмы в качестве эпиграфов или стихотворных заголовков к его рассказам, а также по тому, что он продолжал цитировать ее в письмах вплоть до 1935 года.« Баллада о белом коне» повествует о короле Альфреде и битве при Этандуне, но Честертон отмечает, что «все в ней, что не является открыто вымышленным, как в любой романтической прозе о прошлом, имеет целью подчеркнуть скорее традицию, нежели историю». Поскольку борьба «за христианскую цивилизацию против варварского нигилизма», которую он хотел прославить, «на самом деле шла в течение многих поколений», он создал вымышленных римских, кельтских и саксонских героев, разделивших славу победы с Альфредом. «Главная ценность легенды,— писал он,— состоит в том, чтобы смешать разные века, сохранив общий настрой, увидеть все эпохи одновременно в величественном ракурсе. В этом предназначение традиции — она словно сжимает историю».