Стэйси Кейд - Призрак и гот

• Название: Призрак и гот
• Автор: Стэйси Кейд
• Жанр: Любовно-фантастические романы

После «встречи» со школьным автобусом Алона Дэа из Королевы Выпускного Бала превращается в Королеву Мертвых. Теперь как дух (НЕ называйте ее призраком!) она застряла в мире живых, где нет и намека на яркий свет, который должен был бы ее забрать.

Хуже того, единственный человек, который может ей помочь, Уилл Киллиан — полный неудачник и изгой, презирающий элиту. Только он может видеть и слышать ее (оказывается, он «благословлен» способностью общаться с мертвыми), но не хочет иметь ничего общего с избалованной девчонкой из своей школы. Алона никогда и ни в ком не нуждалась, а теперь должна раскрыть все свои самые сокровенные секреты этому псевдоготу?

Уилла сводит с ума его дар или проклятье. Он ждет не дождется, когда закончит школу и сможет наконец сбежать из города в более уединенное место с меньшим количеством призраков. И ему уж точно не нужен еще один преследующий его призрак в лице надменной красавицы Алоны Дэа.

Смогут ли они преодолеть взаимное недоверие и, объединив усилия, добиться желаемого?

Переведено специально для групп: http://vk.com/e_books_vk и http://vk.com/club61220889

---

Насколько я понял из бесконечной и бессвязной болтовни Лизель, она кинула Клэр — миссис Педерсон, чтобы пойти на выпускной бал с Эриком, парнем, который нравился самой Клэр. И теперь она была уверена, что именно из-за этого, да еще и из-за секса, которым они занимались на заднем сидении автомобиля, ей суждено торчать в междумирье, пока Клэр ее не простит.

Джексон Монтгомери, однако, был привязан к школе гораздо сильнее любого другого человека. Он умер в восемнадцать лет, здесь, на баскетбольном поле, от какого-то скрытого сердечного дефекта — о таких передают иногда в новостях. Он был звездой-нападающим, ведущим команду к областным финальным соревнованиям, когда упал на пол посреди решающей игры. В таких случаях в то время под рукой не было дефибрилляторов. Парень умер, и его команда проиграла, но Джексон, или Джей, кажется, не знал ни того, что он умер, ни результата игры. Сегодня, как и в любой другой день, он сидел за пустой партой, постукивая ногой от нетерпения в ожидании вызова в спортзал на собрание команды перед последней игрой.

Ну и, конечно же, здесь был дед Брюстера.

— Ты не можешь игнорировать меня вечно. Я видел, что ты можешь делать, своими собственными глазами, — сказал он чересчур громко.

Я еле сдержался, чтобы не поморщиться. Чтоб этому Брюстеру пусто было за то, что он забрал мою Марси.

Один из молодо выглядящих дедков злобно зыркнул на деда Брю.

— Эй, приятель, не мог бы говорить потише? Моя внучка учится тут.

— Она не может слышать меня. Эээээй? — Закричал, сложив ладони рупором, дед Брю Дженнифер Майер — одной из подружек-чирлидерш Алоны Дэа. Естественно, она и глазом не моргнула. Наоборот, клевала носом и готова была отрубиться.

— Прекрати! — велел дед Дженнифер. На нем был костюм и дурацкий короткий галстук. Он походил на бандюгана из старого фильма.

Дед Брю не удостоил его ответом, повернувшись ко мне.

— Видишь, с чем мне приходится мириться, малыш? Сделай мне всего лишь одно одолжение, и я смогу, наконец, покинуть эту промежуточную станцию по дороге в ад. — Он бросил на деда Дженнифер через плечо гневный взгляд, на что тот, к моему изумлению, показал ему фак.

Звучит заманчиво, легко и просто, но мой собственный опыт говорит об обратном. В половине случаев мертвые даже не знают, почему все еще не ушли. Да, дед Брю жаждет передать послания сыну и внуку, но это далеко не гарантия того, что он будет свободен после исполнения своих желаний. На самом деле, все может только ухудшиться. Мне несколько раз удалось помочь людям «двинуться дальше», но это произошло лишь после того, как они сделали или приняли что-то, чего не хотели. Даже в смерти люди отказываются что-то признавать.

Я стойко смотрел прямо перед собой, пытаясь сконцентрироваться на том, что говорит миссис Педерсон.

— Некоторые считают, что все эти пьесы написал не Шекспир, — бубнила она.

— Хочешь днем навестить Лил? — прошептала Джуни уголком рта.

— Сегодня четверг, — не подумав, ответил я. Последние восемь месяцев мы ходили в больницу по пятницам — только в этот день недели мама работает в закусочной во вторую смену. Она бы жутко перепугалась, узнай, что я не вернулся домой сразу после школы.

Джуни резко развернулась на стуле, ее ярко-синие глаза горели от злости.

— Ты что-то имеешь против того, чтобы навещать Лил чаще раза в неделю?

— Не позволяй ей говорить с тобой в таком тоне, — посоветовал поверх моего плеча дед Брю.

Я поймал себя на том, что качаю ему головой, и заставил себя остановиться.

— Конечно, нет, — сказал я Джуни, ошеломленный ее неожиданной яростью. — Просто…

— …Ты согласна с этим, Трэвис? — спросила миссис Педерсон, стоя впереди нашего прохода и прожигая нас взглядом.

— Да, — угрюмо ответила Джуни.

— Что, да? — насмешливо переспросила миссис Педерсон.

— Пьеса «Ромео и Джульетта» была написана как трагедия, а не как любовный роман, как думает большинство людей. — Джуни обладала поразительной способностью повторять как попугай то, что услышала, даже если ее внимание было занято чем-то другим. Мне жилось бы намного легче, если бы и я имел такой талант.

Несколько ребят тихо засмеялись.

Миссис Педерсон сжала губы и крутанула в воздухе пальцем. У большинства из нас этот ее жест ассоциировался с саркастическим: «Подумаешь!». Только сейчас он означал: «Развернись».

В любое другое время Джуни бы закатила глаза и мы бы посмеялись над этим, но сегодня она лишь раздраженно отвернулась от меня.

Подождав, пока миссис Педерсон не продолжит урок и не станет смотреть в другую часть класса, я шепотом позвал:

— Джун.

Она никак не отреагировала, подтянув свой рюкзак на колени.

— Ну ладно тебе… — умоляюще протянул я.

Нагнув голову, она копошилась в рюкзаке, делая вид, что меня для нее не существует.

— Она не будет говорить с тобой, а я буду, — предложил дед Брю.

Ну, здорово. Судя по тому, какие у меня отношения с еще не потерянными друзьями (я говорю о Джуни), может мне и стоит принять его предложение.

До того, как Джуни претерпела метаморфозу и стала несносной девчонкой, одевающейся во все черное, она была чудачкой с торчащими во все стороны волосами, как будто встав утром с постели забыла причесаться, носила не сочетающуюся по стилю и цвету одежду и не принимала душ после урока физкультуры. У нее есть две сестры, одна — врач, другая — студентка какого-то снобистского женского колледжа на Восточном Побережье. Обе идеальны и все делают так, как надо. Джуни же никогда не оправдывала семейных ожиданий, о чем ее отец — ультраконсервативный пастор баптист — ясно давал понять.

В то время, когда она была другой, я был почти такой же, как сейчас: псих, при людях бормочущий себе что-то под нос или падающий на пол в жутком припадке. Но потом, в конце девятого класса, когда мой отец… сделал то, что сделал, все стало хуже… во всех мыслимых отношениях.

Сначала мы с Джуни ели вместе, ходили вместе на уроки и делали совместные проекты. Для нас это значило, что мы не одиноки. Потом мы стали друзьями. У нас с ней не так много общего, но это не мешало нашей дружбе. Во всяком случае, некоторое время назад.

Это изменилось после приезда Лили. Лили Тернер до этого жила в небольшом городке где-то в Южной Индиане. Когда она училась в десятом классе, ее мама получила работу начальника цеха на промышленном предприятии, и они переехали сюда.

Джуни наткнулась на потерянную и готовую разреветься Лили в кафетерии и отважилась поприветствовать ее.

Позже Лили рассказала нам, что в ее бывшей школе училось всего около ста человек. У нее был жуткий акцент и стремная одежда. Она одевалась так, словно в церковь собралась: в длинную узорчатую юбку и блузку с воротником стойкой или закрытую кофту.

Верящие в бога ребята не принимали ее в свой клуб из-за того, что с ней общалась Джуни, которую из-за стиля одежды считали сатанисткой. Заучки злились на нее из-за того, что она достаточно умна, чтобы подвинуть их в табеле успеваемости класса. Она не играла ни на каком инструменте и не пылала страстью ни к математике, ни к каким-либо наукам. Элита даже не подозревала о ее существовании. Короче говоря, она нигде не пришлась ко двору. Поэтому Джуни впустила ее в наш маленький круг.

В Лили было что-то такое, отчего все — особенно Джуни — оживлялись. Она была непредсказуема и приятно честна. Ее восхищал наш молчаливый протест против большинства, но не думаю, что она понимала, что этот протест был результатом не выбора, а отверженности. Прежде ей доводилось видеть людей с пирсингом на губе только по телевизору. Ее запросто можно было рассмешить, и она часто краснела.

Не прошло и пары недель, как она уже открыла нам свой маленький «грязный секрет» — она помешана на мыльных операх и драмах, разворачивающихся вокруг знаменитостей. Больше всего она любила читать журнал «People» — конечно же, когда ее за этим занятием никто не мог поймать. Так как раньше Лили училась в маленькой школе и знала в ней практически всех учеников, то впервые столкнулась с царящей в нашей школе витиеватой и сложной иерархией. Для нее наша элита — учащиеся «первого яруса» были все равно что кинозвезды, которых можно коснуться рукой. Она питала к ним слабость и с таким рвением следила за всеми их приездами и отъездами, разрывами и возобновлениями отношений, что нас с Джуни это раздражало.

Мы должны были обеспокоиться по этому поводу, но не знаю, смогли бы что-нибудь изменить или нет.

Все закончилось печально. Лили… ушла, и, возможно, на днях я потеряю и Джуни. После чего останусь в полном одиночестве, если не считать моих сверхъестественных приятелей.

— Что ты пристаешь к нему? — спросила деда Брю Лизель, сидя на столе миссис Педерсон.

— Он меня слышит, — гордо объявил тот.

Черт. Вот именно поэтому мне стоило держать рот на замке в кабинете Брюстера.