Николай Верещагин - Роднички

• Название: Роднички
• Автор: Николай Верещагин
• Издательство: Современник
• Жанр: Сентиментальная проза
• Год: 1980

---

Хотелось увидеть Таню, и он сразу пошел к детскому саду, рассчитывая, что она дежурит сегодня. Ему нужно было убедиться, что она есть, она существует, эта девочка с косичками, что она не приснилась ему вчера. За плотинкой вдруг рассыпался, пятная дорогу, крупный и редкий дождь. Солнце сияло по-прежнему, но над самой головой шла маленькая, с розовым краем сизая тучка — из нее, как из лейки, сеялся дождик. Тонкие, жемчужно-серые копья дождя отвесно падали вниз, радужно переливаясь в лучах солнца. Тяжелая капля мягко и увесисто шлепнула Антона по макушке, другая ударила в плечо, третья косо скатилась по щеке за шиворот. Он поднял воротник рубашки и побежал. Не потому, что боялся промокнуть, а просто было весело убегать от дождя.

В полминуты он домчался до детского садика и спрятался под старым тополем у ограды. Здесь под ветвями дождь его не доставал, и он мог из своего укрытия смотреть, как жемчужные копья бьют по листве, по крышам, по траве, по круглым широким листьям лопуха, по желтым ошкуренным бревнам, сваленным у чьих-то ворот, по капоту ныряющей на ухабах «Волги», как со всего этого будто смывалась тусклая пыльная пелена, все вокруг обретало свой первозданный яркий цвет. Листва стала сочно-зеленой, толевые крыши лаково-черными, а один дом, только недавно выстроенный, щегольски поблескивал оцинкованной кровлей. Ошкуренные бревна у ворот засветились янтарной желтизной, дорога стала черной, а «Волга», уходящая в улицу на подъем, была теперь умытой, и оказалось, что она не серая, а голубая. Озеро дождь задел только краем — хорошо было видно, как по его безмятежно-гладкой поверхности косым клином прошла гребенка дождя, взрябила вдоль берега озерную гладь.

Ребятишки во дворе детского сада с визгом носились под дождем, самозабвенно выкрикивая: «Дождик, дождик, пуще! Дам тебе гущи! Хлеба каравай! Лей-поливай!» Таня, смеясь, загоняла их в беседку, а они снова выскакивали под дождь и кричали, хлопая в ладоши и подпрыгивая: «Дождик, дождик, пуще!.. Дам тебе гущи!..» Дождь прекратился, как начался, сразу, мгновенно. Солнце, так и не скрывшееся за тучей, светило мимо нее и уже припекало. Вкусно пахло прибитой дождем пылью. Тут же на глазах мокрая трава стала подсыхать, над ней закачалось зыбкое прозрачное марево.

Антон он подошел к самой ограде и помахал Тане рукой, уверенный, что она заметит. И она заметила: улыбнулась, сказала что-то ребятишкам, погрозив пальцем, и направилась к нему. Походка у нее была легкая, стремительная и в то же время чуть неуверенная, угловатая. Левое плечо немножко вперед, голова чуть склоненная, будто она шла по узкой тропочке и готовилась кому-то уступить дорогу. Вчера они все время были рядом и эту легкую особинку в ее походке он не заметил, а сейчас увидел, и она его тронула. Таня остановилась у ограды, легким, почти женским движением поправила упавшую на глаза мокрую прядь и с ясной улыбкой взглянула на него. Она была немного скуластенькая, но теперь, без косичек, когда черные волосы свободно падали на плечи, обрамляя лицо, ей даже шло это. В общем, она ему и теперь нравилась. А он ей еще больше нравился — это он прочитал в ее глазах.

Антон пришел просто так, не думая, зачем и что он скажет Тане. Теперь он не сразу нашелся, что сказать. И она молчала, поправляя мокрые от дождя прядки волос. Несколько мгновений он тянул, радуясь той свободе и немыслимому доверию, которые действительно были между ними. Потом сказал:

— Дождь какой неожиданный.

Она улыбнулась и наклонила голову. Он спросил:

— Поедем вечером кататься на лодке?

— Да, — кивнула она, и глаза ее не могли скрыть радости.

— Обязательно?

— Обязательно.

— В любую погоду?

— В любую погоду.

— Даже в бурю?

— Даже в бурю.

— Даже в ураган?

— Даже в ураган.

Он первый засмеялся.

— Ну тогда до вечера. Тебя вон ребятишки ждут.

Он смотрел, как Таня идет к беседке, и еще раз заметил эту особинку в ее походке: наклон головы и поворот плеча, будто она шла по узенькой тропке и собиралась кому-то уступить дорогу.

Глава 6

Со стариком Лунгиным им просто повезло, и Антон воспринял это как должное с какой-то тайной, горделивой уверенностью, что в Родничках ему во всем будет удача и никаких огорчений и забот. От Лунгина они в первый же день записали столько сказок и преданий, что другие все вместе не собрали и половины этого в тот день.

Варфоломей Федотыч был старик лет за семьдесят, седой, с сивыми прокуренными усами, с такими же сивыми нависшими бровями, и вид имел неприступный. К нему было боязно подходить, и ребята двинулись было мимо, но старик сам окликнул их: «Здорово, милки! Видать, нездешние?..» Он смотрел на них совсем не сердито, скорее даже ласково, явно собираясь потолковать. Они объяснили, кто такие, зачем приехали, и старик прямо обрадовался: «Дак вы, милки, прямо в точку попали. Я вам все как есть обскажу. Айда в хату!..»

В горнице старик усадил их за стол, напоил холодным квасом. Сам достал жестяную коробку с табаком, оторвал уголок газеты, не спеша смастерил самокрутку внушительных размеров.

— Дак чего вам сказывать-то, сказку али бывальщину какую?

— Да вот про завод, про поселок, — заторопился Кеша, раскрывая тетрадь. — Нам сказали, что Демидов завод построил…

— Э-э, милой. У нас эдак-то говорят: не колоти клин под овсяный блин, погодь, накалится — сам отвалится, — складно и весело ответил старик. (Кеша с ходу записал.) — Тут с самого Петра Первого, императора, — значительно поднял он палец, — начинать надо. — Он не спеша раскурил цигарку и с явным удовольствием, со вкусом большого любителя поговорить, начал так:

— Тут дело таким путем было. Слыхал я от стариков, что будто царь Петр приезжал на Урал железную руду искать, а она, матушка, тут прямо сверху лежала. Он, как увидел ее, так и ахнул: «Вот этого-то только нам и надо». Железо-то он, сказывают, больно любил и большой толк в нем знал, потому как сам кузнец был, и кузнец наипервейший…Перво-наперво он из уральского железа сковал подкову. Он, слышь, усилок был и подковы голыми руками разгибал, а эту не мог разогнуть. Потом он сковал меч и стал его пробовать. Рубил им чугун, железо, камни — и все, как репа, пополам разлетается. А меч даже не затупился. Потом он отлил пушку и зарядил ее тройным зарядом, выпалил из нее, и ничего ведь, сказывают, сдюжила, не разорвало ее… Тогда заставил Петр тульских кузнецов пушки делать и сабли, а сам поскакал в столицу и стал собирать войско. Небось слыхали, город у нас такой Полтава есть. А в ту пору шведский царь Карла своим войском войной шел на нас. Вот царь Петр собрал войско, а к тому времени пушки и сабли с Урала подоспели. Петр сел на коня и повел войско на шведов. И как начали наши войска из пушек палить да саблями рубить! Утром начали, а к вечеру дотла всех решили. Вот оно как дело-то было. Уральское железо завсегда Россию выручало.

— Это уж после, — продолжал он, — по указке Петра еще заводы строить начали. Тут скоро и к нам Демидов пожаловал. Ему на постройку железоделовательного завода грамота была дадена. Стал он приглядывать место для постройки завода. А тут все сподручно. Из озера река течет — ее удобно плотиной перегородить, недалеко руда, и прямо поверх земли лежит, тоже и лесу, строевого и для топлива заводу, конца-края не видно. Опять же Чусовая для сплава железа близко.

Людей для постройки завода набрали, как у нас говорят, «с неба и с Волги». Привезли сюда тульских крепостных крестьян, принимали беглых из тюрьмы, а все больше каторжных брали, одним словом, всех, кого можно было взять. Набралось таким путем людей, а об житье-то не заботились, домов не было, люди жили в землянках. Провиант тоже плохо доставляли. Народ голодал, болел, которые умирали. А раз такая пропащая жизнь, то, известное дело, пошло большое недовольство среди рабочих. Как Пугачев пошел помещиков да заводчиков громить, то сейчас же послали к нему своих людей с просьбой, чтобы он пришел скорее и освободил народ. Рабочие для его войска отлили пушки, забрали какие были припасы на заводе и ушли с Пугачевым.

— После, как притихло пугачевское восстание, Демидов, другой уж, сын али внук того, первого, снова набрал рабочих и завод пустил. Но недолго Демидов после того заводом владел-то, продал, а сказывают, в карты проиграл графу Строганову. Ну, тому, видно, что-то не поглянулось или же государству так понадобилось — вишь, в те времена война с французами была, а для войны, известное дело, сабли да пушки нужны — и завод таким путем перешел в казну. Когда завод перешел в казну, народ сперва больно обрадовался, думали, что жить им лучше будет, но не тут-то было. «Отруби ту руку по локоть, которая к себе не волочит». Так и заводская администрация. Не знаю, много ли прибыли давали казне, но сами-то себя не забывали, каменные дома понастроили, а рабочих-то зажали, никакой возможности житья не было. Робили по двенадцать часов, заработки грошовые, да к тому же еще штрафы да обсчеты — получать-то и нечего было. Опять пошло недовольство среди рабочих.