Владимир Корнев - Нео-Буратино

• Название: Нео-Буратино
• Автор: Владимир Корнев
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-367-02091-5

Роман-мистерия самобытного прозаика Владимира Корнева «О чем молчат французы…» (3-е изд., 1995) и святочная быль «Нео-Буратино» (2000), образующие лиро-эпическую дилогию, впервые выходят под одной обложкой. Действие в книге разворачивается в полном контрастов, переживающем «лихие 90-е» Петербурге, а также в охваченной очистительным пожаром 1812 года и гламурной, ослепляющей неоновой свистопляской миллениума Москве. Молодые герои произведений — заложники круговерти «нечеловеческой» любви и человеческой подлости — в творческом поиске обретают и утверждают самих себя. В дилогии философски-возвышенное и романтичное гротескно переплетается с трагикомическими реалиями эпохи перемен.

---

«Ну держись, старая! Хотела, чтобы я наматывал цепь повторений на вал судьбы? Посмотрим, что получится, если я ее размотаю!» — подумал Тиллим. По пути, косясь на грозовые тучи, нависшие над его головой, он стал браниться и, угрожающе жестикулируя, обращался к вездесущей старухе, которая, как казалось Тиллиму, затаилась где-то поблизости и наблюдала сейчас за ним. На исходе первого круга, насквозь промокший, но не утративший достоинства, он закричал:

— Ишь разглавнелась! Я сам себе хозяин, а ты мне только мешаешь! Я свободный человек! Кого хочу, того и люблю! Ты не смеешь влиять на мою жизнь! Я талантливый писатель, у меня независимый дух, и любовь будет вдохновлять меня к новым подвигам, а тебе я не подчинюсь!

В этот миг раздались оглушительные громовые раскаты и в небе блеснула молния. Остроконечный шпиль собора высветился на фоне багровых туч, словно занесенный над бедной Тиллимовой головой смертоносный клинок. Перепуганного бегуна, который набрал уже значительную скорость, занесло на повороте, и он плюхнулся в грязь.

Неизвестно, сколько времени ему пришлось пролежать под дождем и полувменяемом шоковом состоянии… Вне себя от ярости, измученный сознанием утраты денег, автомобиля и дамы сердца, а пуще всего экстрасенсорных способностей, он стонал, хрипел и бил кулаком в лужу, но, как ни был дерзок вызов Папалексиева актрисе-благодетельнице, ничто вокруг не изменилось, никаких жутких мировых катаклизмов не произошло, только по окончании грозы рассеялись облака, на небе вновь заблистало солнце да в кронах старых деревьев зазвучал птичий хор.

Придя в равновесие, Папалексиев встал из лужи, отряхнулся и, пошатываясь, направился через мост к проезжей части. На его взгляд, бабка Авдотья ничем не выдала своего присутствия, не обратила должного внимания на гневный вызов Тиллима. Разочарованный и приниженный, он испытывал приступ тихой мизантропии. Порывшись в карманах, Тиллим обнаружил, что у него еще остались деньги, которых было вполне достаточно, чтобы заплатить за обед на две персоны в приличном ресторане. «Значит, я еще могу выручить из беды мою Авдотью с этой — как ее? — Анжеликой! — обрадовался он. — А вещи… Ну что ж, скажу Авдотье, что магазин уже закрылся. Завтра-то что-нибудь обязательно придумаю, как-нибудь заработаю денежки».

Выйдя на дорогу как был — мокрый, в испачканном костюме, с распухшим ухом и помятой физиономией, — Папалексиев тщетно пытался поймать машину. Хорошо, что торговцы сувенирами и уличные художники, стоящие, как всегда, возле Иоанновского моста, не узнали в грязном субъекте с взъерошенными волосами важного господина, профланировавшего утром мимо их лотков в сопровождении эскорта смуглолицых телохранителей, иначе не избежать бы Тиллиму очередного конфуза. Убедившись, что такси ему не поймать, Тиллим поплелся к Троицкому мосту с намерением дойти до ресторана «Невский» пешком.

Добравшись с горем пополам до вожделенного объекта, он был остановлен в дверях вышибалами. Облик Папалексиева не соответствовал международному стандарту посетителя заведения с хорошей репутацией, поэтому в его адрес последовало предостерегающее:

— Бомжей здесь не обслуживают. Ступай-ка, парень, подобру-поздорову! Не напрашивайся на комплименты.

Тиллим оскорбился и, отойдя к зеркальной витрине, рассмотрел свое измочаленное отражение. С той стороны зеркального стекла на него смотрел скорее пустынный отшельник, нежели преуспевающий посетитель ресторана. До сих пор он воображал, с каким достоинством выведет Каталову из ресторанного полумрака на свет Божий, сполна расплатившись за изысканные блюда и щедро одарив чаевыми официантов, ему живо представлялось, какой благодарностью будут гореть Авдотьины глаза, как легко он завоюет расположение дамы сердца. В ее глазах Тиллим надеялся выглядеть блестящим кавалером, с которым не может быть проблем, надежным и великодушным, а в жизни все складывалось далеко не так гладко, и далее наоборот — глупо до абсурда. Впрочем, зыбкая надежда, что Авдотья должна понять его чисто по-человечески, еще теплилась в Тиллимовом сердце. «У нее ведь тоже есть сердце, которому необходима любовь, а не полюбить меня невозможно», — утешал себя Тиллим, роясь в карманах.

Захватив в кулак несколько купюр, он не глядя сунул их привратнику, который моментально изменился в лице, так что грозного вышибалу, минуту назад посоветовавшего Тиллиму убраться, в нем было не узнать, расплылся в подобострастной улыбке и широко распахнул перед Папалексиевым тяжелые двери. Влетев в зал, Тиллим устремился к тому столику, за которым оставил Каталову с Попадаловой, но на их местах уже другие люди вкушали деликатесы. Растерянному Тиллиму ничего не оставалось, как искать официанта, который обещал ему обслужить дам в лучшем виде. Наконец, пробравшись на кухню, Папалексиев стал свидетелем достойной описания сцены: тот самый официант, оказавшийся настоящим гурманом, со знанием дела и нескрываемым наслаждением заглатывал попискивающих устриц, предварительно спрыскивая их соком лимона. Тиллим впервые в жизни видел, как едят моллюсков, и раскрыл рот от неожиданности, официант же, заметив надвигающегося на него с раскрытым ртом, явно голодного оборванца, на какое-то мгновение испугался, что тот лишит его любимого кушанья, и тут же поглотил последнюю обитательницу морского дна. После этого, вытаращив бесцветные рыбьи глазки на колоритного субъекта, он приготовился внимать его словам и услышал:

— За девятым столиком, ну тем, что в углу, я оставил двух барышень. Скажите, куда они ушли?

Официант, узнав все-таки нерадивого кавалера, сменил робкую мину на самодовольно-брезгливую и, оглядев Папалексиева с головы до ног, надменно, с расстановкой произнес:

— А, это вы… Где же вы так долго были? Надо отметить, что у ваших… дам отменный аппетит. Они недурно отдохнули и пообедали с размахом, перепробовав все, что имеется в меню. Но вы тоже, видно, мастер, я вижу — у меня глаз наметанный! Поставили дамочек в пикантное положение… — Улыбаясь, официант продолжал: — Они тут звонили вам, но им ответили, что вы уже выехали… Не обманули, а они, видно, решили…

— Да я тут немного задержался. Обстоятельства, знаете ли… — сконфузился Папалексиев.

— А они все-таки надеялись, что вы приедете, но вы же знаете — женское сердце непостоянно… Как это у композитора: «Сердце красавицы склонно к измене и перемене, как ветер мая», — вспомнил официант фразу из оперной арии.

Тиллим насторожился, приготовившись услышать самое неприятное.

— По их вызову явился человек и расплатился. Можете не беспокоиться — теперь все проблемы улажены.

— Какой еще человек?! Как он выглядел? Круглый и толстый? — разволновался Папалексиев.

— Нет. Маленький и лысый. Да вы не беспокойтесь так: я же говорю — все в порядке, — утешил его работник ресторана.

«Значит, приезжал Показуев», — отметил про себя Тиллим и, уничтоженный морально, словно хватаясь за соломинку, спросил уже сочувствующего официанта: — Она была недовольна, ругалась, наверное?

— О нет! — возразил тот. — Не знаю, кого из дам вы имеете в виду, но они сделали новые заказы из наиболее понравившихся блюд и увезли это все с собой. Мне показалось, что расстроены они не были. Поверьте моему опыту: женщины такого типа никогда не отчаиваются.

Папалексиев недоверчиво покосился на официанта и ретировался.

XXIII

Он брел по Невскому домой с сознанием безвозвратной утраты. Было ясно, что Каталова никогда не простит ему похода в ресторан за счет любовника своей подруги. Несостоятельных мужчин Авдотья презрительно называла «беспонтовыми», и, хотя Тиллим ужасно боялся этого определения, в устах жестокой возлюбленной ему теперь суждено было именоваться «беспонтовым Папалексиевым». «Как грустно! Как обидно! — жаловался он самому себе. — Не сбыться моей мечте, не стать мне ее фаворитом… Это все из-за проклятой старухи. Из-за кого же еще?» Размышляя о своей горькой доле, Папалексиев брел уже под аркой Главного штаба. На брусчатке Дворцовой — месте довольно ровном и уже высохшем после дождя, так что споткнуться или поскользнуться здесь было бы практически невозможно, — Тиллим вдруг потерял равновесие и упал. Ударился он совсем не больно, но когда поднимался, почувствовал на себе тяжелый взгляд богини победы с колесницы, венчающей россиевскую арку. Встав на ноги, Тиллим, напрягая зрение, вгляделся в бронзовый лик, и ему показалось, что Ника недовольно косится в его сторону. Попятившись, он уткнулся спиной в гранитный постамент Александрийского столпа и то ли от соприкосновения с камнем, то ли еще от чего почувствовал пронизывающий холод. Несколько мгновений Тиллим стоял, не отрывая глаз от греческой богини, пока не убедился, что Ника теперь уже в упор сердито смотрит на него. В этом гневно-прекрасном лице угадывалось поразительное сходство с актрисой Троеполовой, такой, какой она запомнилась Тиллиму по старинному портрету. «Что за чертовщина! Даже здесь она за мной следит», — подумал Тиллим, плюнул с досады на благородные камни Дворцовой и бросился куда глаза глядят, только бы забыть о тягостной опеке.