Сергей Сергеев-Ценский - Сад

• Название: Сад
• Автор: Сергей Сергеев-Ценский
• Жанр: История

---

Сергеев-Ценский Сергей Сад

Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Сад

Повесть

I

В последнем классе земледельческого училища Алексей Шевардин проделывал гимнастику с пудовыми гирями, ходил упругой походкой с легким развальцем и, похлопывая себя по объемистой груди, самодовольно говорил: "Широ-окая кость!"

Целыми днями он возился в саду, в поле, в оранжерее, к урокам готовился ночью, спал без одеяла и аккуратно купался до первого льда.

Дед Никита, помогавший летом ученикам пускать плуги, жнейки, молотилки, а в остальное время состоявший в училище истопником, искренне любовался Шевардиным.

- Добытчик!.. Хлебороб! Истинное слово, хлебороб, - говорил проникновенно дед, корявый и темный снизу, светлый вверху, глядя на упрямую, круглую, как точеный шар, гладко стриженную голову Шевардина. - Богатеем будешь, - правду тебе истинную говорю... Настоящий мериканец!.. Знал я одного такого немца, - Идмуд Мартыныч звали, - вот деляга был, и-и-и, куды!..

- Зачем мне Америка, дед? - перебивал его Шевардин, по привычке вздергивая крупным, попорченным оспою носом. - Тут у нас своя Америка, своя земля людей ждет.

- Тесно у нас-то, внучек, вот что...

Глаза у деда были совсем ясные, детские, и, глядя в эти глаза, сквозь которые двумя острыми воронками прошла, не замутивши их, целая жизнь, Шевардин говорил громко и уверенно:

- Тесно бывает только узеньким, дед, а широкому везде широко... Жизнь резиновая, всякому по мерке.

- Быть-быть, - сочувственно кивал головою дед. - Ты грамотный, тебе видней.

Шевардин был бобыль и учился на казенный счет. Далеко, в Новгород-Северске, у него была тетка, прачка, посылавшая ему по рублю к Рождеству и на Пасху. На эти рубли Шевардин покупал себе простого табаку и спичек; других расходов у него не было.

Когда Шевардин одним из лучших окончил училище, начальство выдало ему пятьдесят рублей в пособие до приискания места; но он не искал места.

Вблизи одной небольшой станции на юге, у причта села Татьяновки, снял он фруктовый сад за сорок рублей в лето; местный батюшка выговорил себе три пуда антоновки и сенокос, а он поставил в условие - двадцать рублей уплатить сразу, а двадцать после.

В саду был старый, бурый от непогоды шалаш. Шевардин в первый же день поправил его, покрыл заново соломой, поставил в нем топчан, собственноручно сбитый из досок, а около выкопал в земле печку.

В тот же день на селе у кузнеца он взял напрокат переделанное из берданки ружье, на неуклюжем широком прикладе которого была выжжена кривыми каракулями замысловатая надпись: "Се гут, се бон, се балабанюка, се Лондон, се кузнец Иван Коваль".

А когда он купил в лавочке ковригу хлеба, мешок картофеля и два обливных горшка, бабы, следя за его легкой походкой с развальцем, уже знали, кто он и зачем приехал.

- У попiв в аренту за сорок карбованцiв сад зняв... По хвамилии, кажуть, Шковородин, - из кацапiв.

II

Сад, снятый Шевардиным, углом примыкал к селу, углом к реке.

Обнесен он был ветхим плетнем, который Шевардин в первый же день начал поправлять и выравнивать.

Груши в саду были старые, дуплистые, зато хороших сортов, и полносочные были яблони, а посередине, вдоль узкой дорожки, стеной стоял темный вишенник.

Между деревьями в густой траве желтел донник, розовел клевер, яркими кровавыми каплями сверкал дикий мак; с неровных щербатых зубьев плетня во все стороны кудрявыми струями сбегал хмель, а в густом воздухе, точно кипела вода, густо гудели пчелы.

И село и сад лежали в низине над рекою. Выше села по меловой горе взбирался крупный сосновый лес, по другому берегу стелилось чернолесье, и через реку видны были старые князья-дубы, купающиеся в воде корнями.

Верстах в пяти вниз по реке лежал монастырь, и в море леса чуть заметно белый, он казался кучей яичной скорлупы, прибитой к берегу водою.

Лес тянулся до самого горизонта. На меловых горах он был зеленее и реже, в лощинах темнее и гуще, точно подымались и падали гигантские валы, и вдалеке, где проступали узкие робкие поля, разбивались желтеющими барашками.

И в сравнении с этим лесным простором сжатая в серый комочек Татьяновка казалась беспомощной, маленькой, жалкой и лишней, точно костер из сухой перегнившей соломы, пропитанной миазмами, который кто-то собрал в одно место и приготовился поджечь, чтобы очистить воздух. Но в Татьяновке было двести двадцать семь дворов и четыреста тридцать душ мужского пола.

Когда часам к одиннадцати вечера Шевардин улегся в шалаше на куче свежесорванной травы, над ним пронзительно тонко и хищно запели комары, в саду, не смолкая, стрекотали кузнечики, а из леса через реку доносился раскатистый торжествующий хохот филина. От этого хохота становилось жутко, и лаяли на селе разбуженные им собаки.

В незатворенные двери шалаша черными шепчущими тенями толпились деревья. Ночь была месячная, и освещенное, паутинно-легкое небо радостно уходило куда-то от черных мягких силуэтов, пригвожденных к земле. И хотя у Шевардина мутило в голове от усталости и пьяного запаха травы, уснул он поздно.

III

Утром к нему пришел татьяновский священник о.Мефодий.

В рыжем подряснике и рыжей шляпе, грузный и черный, о.Мефодий принадлежал к разряду людей, говорящих громким, тяжелым, как свинец, басом. Почему-то такие люди склонны много пить водки, много говорить, оглушительно смеяться и хлопать собеседника по колену.

- Доброго здравия, Робинзон Крузе! - крикнул он издали, проступая сквозь чащу вишенника и раздвигая ветки бородавчатой самодельной палкой.

Шевардин подпирал в это время толстым колом завалившийся в сад кусок плетня, и плетень дрожал под его руками, и недовольно шипел, отрываясь, подымаемый с земли вместе с плетнем цепкий хмель.

Отец Мефодий уселся на траве, подвернув угол подрясника, закурил папиросу и с лениво-веселой улыбкой следил за ловкими движениями Шевардина.

- Ну, вы - оригинал, я вам скажу, - не удержался он, наконец, и захохотал, точно ударил в турецкий барабан. - Как хотите, серчайте или не серчайте, а оригинал!

- В чем оригинальность? - недовольно буркнул Шевардин. - В том, что я сад снял?

- Мало того, что сад снял... Этого, душа моя, мало. Дело в том, что вы хозяин природный, можно сказать - по призванию... Ишь как ворочает!..

Он помолчал немного и оживленно добавил:

- Знаете что? Великолепный факт: мы вас женим.

- Ладно, рано еще, - отозвался Шевардин.

- Чего рано? Девятнадцать лет есть, и роскошно женим. Вот Петровки пройдут и до Успенья, этак нежно, возьмем и женим... Что вы, батенька! Да вас попадье показать, она за вас зубами ухватится. Такую вам невесту найдем - роскошь!..

- Чей это лес, батюшка? - перебил Шевардин, кивнув головою в сторону реки.

- За речкой? - Батюшка замолчал, глубоко затянулся и выдохнул: Графский.

- Весь графский? - обернулся Шевардин.

- За речкой? Сколько глазом видите - и туда, и сюда, и вот сюда этак нежно взгляните (о.Мефодий широко развел рукою) - все графское... По сю сторону только монастырского лесу порядочный клок, а то и это тоже графское.

- Сколько же тут десятин?

Шевардин бросил плетень и выжидающе смотрел на попа серыми встревоженными глазами.

Отец Мефодий густо засмеялся.

- Эх вы, Робинзон! Кто же тут на десятины считает? Лесу конца краю нет, на сорок верст тянется, восемнадцать сел в нем стоят, а вы, этак нежно, десятины! Тоже хватил мухой по обуху!

Шевардин, еще когда шел со станции в Татьяновку, знал, что тут есть имение одного графа, но размеры этого имения представлял смутно. Теперь же оно сразу выросло перед ним в огромную гору, раздавившую в прах восемнадцать мелких Татьяновок. Это впечатление чего-то огромного, слепо навалившегося и тяжелого прошло и по его телу, и он инстинктивно передернул плечами, чтобы его сбросить.

А о.Мефодий сидел перед ним широколицый, грузный, улыбающийся и в промежутках между затяжками говорил:

- Прадед графа, француз, при дворе Екатерины брадобреем был, - хорошо брил и дамам шиньоны делал, за что и возвели его в титул, а имение это за женой получил - у Потемкина, говорят, любовницей была, - дело, конечно, темное и, так сказать, покрытое мраком истории... Теперь имение, конечно, в залоге и за крупную сумму заложено - восемьдесят тысяч ежегодно одних процентов платят, - шутка, а? Великолепный факт, а?

Задорно и пряно пахло кашкой, молодыми яблоками; что-то бесформенное, но свежее, зеленое, смеющееся все время стояло перед глазами, ежесекундно меняясь в очертаниях, и от этого зеленого тянуло спокойной и ласковой силой, но Шевардин чувствовал, как с каждым словом сидящего против него грузного попа в него тупо входит обида.

- Самого-то графа мы редко видим, - продолжал о.Мефодий, - за двенадцать лет я его, кажется, только три раза видел, - без него машинка идет. Осенью, пожалуй, поохотиться приедет: только за этим и приезжает охотиться. Шлейф за ним тянется огромаднейший: актриски, певички, эти самые еще плясавицы... как они?.. балерины, что ли, ну да... И откуда он их набирает!.. И не молодой ведь, не думайте, - лет сорок с хвостиком есть, а не унялся... Дела! Много этот поп денег глотает, - пожалуй, имения бы не хватило, только что майорат имение-то, продавать нельзя...