Сергей Сергеев-Ценский - Преображение человека (Преображение России - 2)

• Название: Преображение человека (Преображение России - 2)
• Автор: Сергей Сергеев-Ценский
• Жанр: История

---

Под узким подбородком у него оказался кадык на тощей шее, и губы от большого усердия он распяливал в виде сковородника. Зубы у него были щербатые; брови же - реденькие, желтенькие, - он то вздергивал, то хмурил жалостно, как того требовала его песня.

- Гм, занятно! - весело говорил, слушая его и ни к кому не обращаясь, Матийцев, оглядывая в то же время всех, кто был и впереди, и с боков, и сзади.

Но вот к нему подкатился на коротеньких ножонках черноволосый кудрявый ребенок лет трех, охватил его колено и вполне отчетливо сказал:

- Дядя, дай конфетку!

И не успел Матийцев приглядеться к нему, как какая-то лохматая черноволосая женщина появилась рядом с ребенком и обратилась к нему бесцеремонно:

- Ну, дайте уж моему Диме конфетку, раз ежели он у вас просит! Он все равно не отстанет, - он такой вредный!

- Да откуда же у меня конфетки? У меня никаких конфеток нет, удивленно сказал Матийцев.

- Ну, как же так нет, когда вы же их своим деткам везете! - протянула черноволосая вполне уверенно и даже подмигнула знающе.

- И деток у меня тоже нет, - ответил Матийцев уже спокойнее.

- Ну, тогда дайте ему грушу!

- Дай! - требовательно сказал Дима.

Матийцев оглянулся кругом, заметил, что несколько сзади его расположился покушать какой-то бородатый загорелый степняк в чоботах, и кивнул туда головой:

- Вон там что-то едят - туда идите!

Бросив на него негодующий взгляд, мамаша увела сыночка, но это был только первый ее приступ.

Минут через десять она опять подошла, таща Диму за ручонку, и сразу, с подхода:

- Вот скажите же вы этому скверному мальчишке, что в этом самом вагоне водятся волки!

- Зачем же я буду говорить ему такую чепуху? - кротко спросил Матийцев.

- А затем вы должны ему это сказать, чтобы он когда-нибудь испугался! - выпалила без передышки мамаша.

- Гм... да... Вы обратитесь к кому-нибудь другому, - посоветовал ей Матийцев.

Опять уничтожающе-гневный взгляд выпуклых черных глаз, и опять утащила она своего Диму, и уже где-то дальше в вагоне, - слышал Матийцев, - она приказывалала кому-то:

- Отворите же вы, пожалуйста, окошко, а то Димочке очень душно, и он себе сейчас в обморок упадет, - и что я тогда с ним должна делать, ну-у?

А еще через пять минут Матийцев слышал уже другое:

- Ох, затворите, пожалуйста, я вас прошу, окошко, а то я боюсь, что Димочку продует, и что я тогда с ним буду делать, а-а?

На каждой остановке поезда, хотя бы на две минуты, она выскакивала из вагона, только успев сказать всем и никому:

- Ну, посмотрите же вы за моим Димочкой, чтобы он чего-нибудь не наделал!.. Дайте ему что-нибудь, он будет себе есть! - И исчезала.

И однажды Матийцев на одной такой остановке поезда услышал в открытое окно ее крикливый голос:

- Ну, вы уж наверное мой земляк из Новой Маячки, а-а? Скажете, нет? Ну, я-таки вас очень даже хорошо зна-аю!

И увидел, как тот, кого она атаковала, отмахиваясь рукой, уходил от нее поспешно.

Потом она, растрепанная, вбежала в вагон с криком:

- А где мой Димочка, а-а? Он ничего тут не нашкодил?

И, поймав Димочку, начала его убеждать:

- Видела я волков, видела! Они сидят себе вот тут рядом в другом, в желтом вагоне!.. Они тебя-таки съедят, - ты тогда вспомнишь, скверный мальчишка, что я тебе правду говорю!

А тот степенный степняк в чоботах не спеша продолжал что-то такое жевать и говорил, обращаясь к пожилой женщине в выцветшем, когда-то малиновом платочке, сидевшей против него:

- Зве-ерь, он все решительно про себя знает!.. Хотя бы, скажем, лису возьми... В какое время она нахально себя вести начинает, так что даже за курями готова середь дня в хату влезть?.. Тогда у ней нахальство такое, когда линять станет, - вот когда! Шерсть если из нее клочьями лезет, кому она тогда нужна? А мясо... Мясо лисиное не то что человек, и сатана есть не схочет, как оно вонючее. Вот она и смелеет тогда, эта лиса!

А женщина в линялом платочке, тоже загорелая по-степному, соглашалась и говорила о своей телке:

- Истинно, все понимает... Вот телка у меня, до того настырная: давай да давай ей жрать... И что же ты думаешь? Купила ей сена люцерного воз: жри! Она же побуровит-побуровит тое сено люцерное своей башкой, да под ноги его скинет все, да ногами своими затопчет, а сама мне: "Му-у-у!" Ты что это, дескать, мне такое дала?.. Вот поди же, шо сь такое она в нем нашла, в этом сене люцерном, что ей не пользу должно произвесть, а чистый, выходит, вред!

- Може оно обрызгано чем, если садовое? - пытался догадаться степняк. - Бывает, деревья попрыскають, а на траву, своим чередом, попадет яд какой, - вот телка твоя его, яд этот самый, и чует...

Против Матийцева сидел кто-то, спустивший на глаза козырек кепки, как будто отдавшись дреме, но, примерно через полчаса после того, как сел Матийцев, он сдвинул кепку со лба и очень внимательно пригляделся к новому здесь для него человеку, так внимательно, что Матийцеву стало, наконец, неловко и он спросил:

- Вздремнуть изволили?

Спросил, чтобы что-нибудь сказать, но увидел, как сразу оживилось заспанное лицо и как уперлись в него оловянные, мутные еще глаза.

"Кажется, немец, колонист", - подумал о нем Матийцев и только что успел это подумать, как услышал:

- Вы говорите по-немецки?

Матийцев невольно улыбнулся тому, что этот немец принял его спросонья тоже за немца. В гимназии он учился немецкому языку, мог читать немецкие книги (конечно, с помощью словаря), мог понимать немецкую живую речь, но с трудом составлял немецкие фразы. Поэтому, как ни захотелось было ему вдруг прикинуться шутки ради немцем, сказал:

- Нет, - ни бельмеса не смыслю.

- Это очень неприятно, хотя... Я могу, конечно, говорить и по-русски... Я - изобретатель, как это называют по-русски. Я такой аппарат изобрел для мельчения овощей, фруктов, тому подобное... И сам министр руку мне жал, и от него я серебряную медаль получил, - как же!.. И граф Келлер заказал мне четыре аппарата сделать!

"Не сумасшедший ли этот немец?" - подумал Матийцев, но, приглядевшись к худощавому, гладко выбритому лицу, не больше как сорокалетнему, решил, что он только очень убежден в своих достоинствах.

Немец же сделал тут паузу, как бы ожидая, не закажет ли и этот случайный его спутник по вагону пятого аппарата для измельчения овощей и фруктов, раз четыре заказал не кто иной, как граф Келлер. Но Матийцев молчал, да кроме того, проходивший в это время по вагону кондуктор, весьма бравого вида и чрезвычайно краснолицый, внушал мамаше Димочки:

- Коротко и явственно вам говорю: не выскакивать на полустанках!

- Ну, а если мне нужно? - не сдавалась та.

Но кондуктор не удостоил ее длинной беседы; он только повторил выразительно:

- Коротко и явственно сказано! - и пошел дальше.

Когда прошел кондуктор, немец продолжал:

- Вам, может быть, это не так хорошо известно, что надобно пережевывать пищу семьсот двадцать раз?

"Явный сумасшедший!" - убежденно подумал Матийцев, но спросил как мог спокойнее:

- Я, должно быть, ослышался? Мне показалось, будто вы сказали "семьсот двадцать" раз?

- Да ведь я же специалист в этом деле, а не то что! Семьсот двадцать, да, и только таким образом, как говорится по-русски, пища может называться; она есть вполне пережевана вами!

- Это при полном отсутствии зубов, что ли? - попытался догадаться Матийцев.

- Нет, нет! Это нет!.. Это именно, именно вот в вашем возрасте, например!

И немец посмотрел на него строго и поднял указательный палец к своему жесткому подбородку. А потом торопливо добавил:

- Даже пиво, даже чай, - тому подобные жидкости, - тоже необходимо жевать!.. В чае тоже есть теин, - прочее тому подобное... А клетка мясная, она-а... она уж в животном, - бык, например, баран, - до высшей дошла своей интеллигенции... Вы понимаете, что я хочу сказать? Может быть, сказать по-немецки? Это - оч-чень важный положений!

- Ничего, все понятно, говорите по-русски, - отозвался на это Матийцев.

- Она - старая, - вот я что хочу вам сказать, а зачем питаться старым? Тогда как... клетка шпинат, например, спаржа, - она-а до такой интеллигенции не дошла! Она-а считается так: молодая клетка.

"А-а, это - вегетарианец!" - подумал Матийцев: немец же между тем продолжал:

- Яблоки, например, - масса железа, масса!.. Фосфаты. Но только... (Тут он опять посмотрел строго и поднял палец.) Только не чистить кожицу, нет!.. Сидят профессор Винтергальтер и наш, русский, за границей, в Лейпциге, в сквере... Наш, русский, чистит яблоко ножом, а профес-сор Винтергальтер трет его об рукав костюма... Трет, - ну, может, какая соринка, пылинка, - как это называется по-русски, - не знаю, как это вам объяснить лучше...

- Ничего, все понятно, - поощрил его Матийцев.

- И во-от только наш русский приготовился, - ам! - яблоко это в рот класть, - профессор Винтергальтер ему: "Бросьте! Бросьте, - говорит, - и это тоже!.. Самый лучший, питательный вы бросили, - кожицу, а это - дрянь! Бросьте, я вам говорю, и это!"