Михаил Смолин - Тайны русской империи

• Название: Тайны русской империи
• Автор: Михаил Смолин
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-1498-9

Феномен имперского государства с его православной духовной основой является, по мнению историка М.Б. Смолина, вершиной мирового человеческого общежития. Он весь наполнен таинственным смыслом, ускользающим от пытающегося приблизиться к нему. Это недостижимый в своей окончательной абсолютности, но жизненно необходимый для постоянного развития идеал христианской государственности.

К началу XXI века русская нация изжила коммунистический соблазн. Вероятно, возврата к нему уже не будет, так как в обществе выработались идейно-политические иммунитеты на эту духовную заразу. По современная Россия больна новыми и одновременно старыми западническими либеральными соблазнами: организм русского общества заразился ими сразу же после падения коммунизма. Главным лекарством должны стать такие «политические препараты», которые соответствуют давно сложившемуся генетическому коду русской цивилизации.

Автор книги не боится обвинений в тенденциозности и субъективности, он исходит из собственных убеждений, своего понимания добра и зла в истории. Он выбирает православный подход как единственно возможный и правильный в объяснении прошлого, настоящего и будущего. Тайный смысл русской империи — вот предмет исследования данной книги.

---

Они уверены: «Россия будет великой и социалистической! Идеи Октября — непобедимы!»{335}

Никто из них ничего не переосмыслил, и никто из них ничего не желает, кроме личной и партийкой власти. Власть — это самоцель для коммунистической партии. Так что далеко не всякая оппозиционность на пользу общему национальному делу, и не все равно, с кем идти на врага, чтобы потом не оглядываться все время назад — не всадит ли тебе нож в спину твой «союзник» по оппозиции.

О «неизбежности» революции в России. О неизбежности революции в России пишут еще со середины прошлого века как о факте, не подлежащем ни личному, ни общественному, ни мировому сомнению. Это самая сильная и устойчивая интеллигентско-социалистическая вера, которая имеет письменную и, к сожалению, не только письменную традицию. Могут посетовать на ошибки в руководстве, на «не совсем бескровный» способ проведения революции, обязательно попеняют на Саботаж, предательство соратников, труднейшую международную обстановку и т.д., но се «неизбежность» — это догмат для всех фракций и направлений демократической мысли, и уж, конечно, жизненно важно поддержание этой установки на «неизбежность» для самих коммунистов. И это понятно, они все время твердили и твердят, что революция спасла Россию от гибели.

А если ей не требовалось такое спасение? Если революция была не нужна и всего действительно социально-необходимого можно было добиться эволюционным путем, через взаимное единение парода и государей?

Тогда остается лишь пролитая зря кровь, миллионы загубленных судеб, уничтожение культурного слоя нации и партия, добившаяся политической и экономической власти в разгромленной ею же стране. Тогда остается одна уголовщина, чем, собственно, и была революционная деятельность до, во время и после свершения «великой бескровной».

Но для коммунистов вопрос о «неизбежности революции» вопрос политической жизни или смерти. И они, что естественно для партии, выбирают жизнь и продолжают свои политические заклинания: -«Социалистическая революция в России была для нее не праздным “экспериментом большевиков”, а в огромной мере вынужденным шагом, сделанным народом вопреки незрелости многих “предпосылок социализма”, единственным шансом на национально-государственное выживание в условиях экономического краха, территориального распада и социальной недееспособности правящего буржуазно-помещичьего блока. Именно поэтому Октябрьская революция была принята большинством народа»{336}.

Сколько нам твердили об этом, сколько об этом понаписано советскими и не совсем советскими писателями. Нас убеждали, что Россия проиграла Первую мировую войну и что только коммунисты спасли страну от развала и оккупации. Но вот цитата из гитлеровского «Майн кампф» о состоянии Германии 1916 года: «Победу России можно было оттянуть — но по всем человеческим предвидениям она была неотвратима»{337}.

Подобных цитат заинтересованных в ослаблении России людей можно привести немало, но они могут вразумить только идейно не зашоренных и думающих людей.

Перефразируя знаменитое высказывание Ивана Солоневича об интеллигенции, можно сказать так о коммунистах: «Не думаю, чтобы когда бы то ни было и где бы то ни было существовала такая страна, как Россия, которая держала бы своих коммунистов в такой золотой ватке, и были бы коммунисты, которые так гадили бы в эту ватку всеми возможными способами»…

Примерно то же самое, что происходит с «неизбежностью революции», происходит и с «гениальностью и исторической правотой Ленина». Все это незыблемо для коммунистов и до сего дня, несмотря на свою распрекрасно-девственную партийную историю. Вот что говорит товарищ Зюганов о Ленине: «Вся планета, все образованные люди прекрасно понимают, что Ленин — это один из величайших политиков и мыслителей современности. Он в свои пятьдесят четыре неполных года написал пятьдесят пять томов»{338}.

Количество томов, конечно, довольно редкое, хотя не рекордное в анналах политического словоблудия…

А если вспомнить другой знаменитый социалистический миф о России как «тюрьме народов»? Сравните историю Финляндии и историю Ирландии или историю индейцев Америки и снятия скальпов по пять долларов (детские шли по три доллара) с историей завоевания нами Сибири или Туркестана. Где получится «тюрьма народов» и скорее даже «кладбище народов» — в России или, быть может, все же в Англии и США? До каких пор мы будет жевать всякую политическо-идеологическую жвачку, которую нам подсовывают разные партийные прохвосты?

Есть у Солоневича одна цитата прямо о Зюганове и коммунистических идеологах, готовых пообещать все, что угодно, и оболгать всех и вся, как угодно, только бы достичь вожделенной власти. С царской властью, «с их памятью, — пишет он, — будут бороться все те, кто планирует строить свою власть. И все те, кто против монархии, — есть сторонники своей власти. Во имя своего призрака. Может быть — с нас всех всего этого уже хватит?»{339}

Все коммунистические идеологические штампы, с уже более чем столетней «бородой», заявляются с той же безапелляционностью, которая звучала в устах и писаниях коммунистических лидеров и до революции, и во время ег, и после ее совершения, и, как видите, звучат и после краха 1991 года. Это уже некая весьма весомая гарантия на будущее, что с коммунистами ни в идеологическом, ни просто в моральном плане и в будущем никаких кардинальных изменений не произойдет. Бессовестность — это секрет успеха на революционном поприще, чем ты более последовательно-бессовестный лгун, разбойник и убийца, тем тебе светит более долгая (в революцию жизнь революционера, как правило, коротка — если не контрреволюционные элементы тебе ее сократят, так уж свои товарищи исправят эту ошибку в дальнейшем путем партийных чисток) и удачная карьера в революции…

Партийная безапелляционность не терпит исключений, а потому все, кто не согласен с партийной линией, глупцы и враги: «Все, кто способствовал слому КПСС как структуры, с моей точки зрения, являются преступниками», — утверждает Зюганов{340}.

Итак, РСДРП, ВКП(б), КПСС, КПРФ всегда права, все у нее было правильно, сейчас правильно и будет всегда правильно в будущем, победа ее и ее коммунистических идей была, есть и будет неизбежна, — такова коммунистическая вера в ее символическом выражении. «У КПСС были огромные средства, — пишет Зюганов, — были идеи и лучшие в мире идеи гуманизма, братства, справедливости. Лучшего никто из вас не придумает, сколько бы вы ни жили. Этим идеям не 75 лет, им тысячи. Они заложены во всех религиозных трактатах и сегодня реализуются во многих государствах». И все это «правильно», потому что «истинно», или, наоборот, кому как больше нравится (здесь полный плюрализм мнений), «истинно», потому что «правильно». И нет и не будет никакого в том сомнения у настоящих коммунистов. Ну, а у прочих людей сомнений за сто пятьдесят лет существования коммунистических доктрин и чуть более семидесяти лет их реализации накопилось предостаточно для того, чтобы перестать живейшим образом откликаться на коммунистические призывы сесть в очередной, на этот раз уже в «полный» (как обещает Зюганов) коммунистический концлагерь.

«Я коммунист и об этом выборе не сожалею» — говорит Зюганов{341}.

Как бы нам не пожалеть кровавыми слезами, если следующий «выбор России» будет снова коммунистическим.

* * *

Главнейшей опасностью для постсоветской России, о которой говорил Иван Солоневич, была опасность, что после свержения коммунистической власти в России будет лишь «совершенно атомизированная масса, которая если не пойдет за “Веру, Царя и Отечество”, то совершенно неизбежно влипнет в новый тоталитарный режим… только потому, что единственным сырьем для какой бы то ни было “организации” в России окажутся остатки коммунистической партии и советской бюрократии. Если не будет монархии — то тогда к власти придут они»{342}.

К сожалению, этот пророческий политический прогноз реализовался на наших глазах в совершенно конкретных реальных очертаниях. Опасность эта столь реальна, что не говорить о ней просто нельзя, если не желать очередного попадания России «из огня да в полымя». Необходимо раз и навсегда перестать поддерживать сегодняшнее «малое зло», чтобы оно не стало завтра «Большим Злом», имея, как и Иван Солоневич, путеводной звездой возрождение Русской империи.

«У меня, — пишет он, — нет ни малейшего сомнения не только в том, что монархия лучший выход для России, но что монархия для России — есть также и неизбежность.

Вера в монархию для меня такая же само собой разумеющаяся вещь, как вера в Господа Бога: ни без того, ни без другого — Россия восстановлена быть не может…»{343}

Идея либерализма в обвале. Размышления о прочитанной книге А.И. Солженицына. Россиян обвале. Наше современное состояние уже многими ощущается как балансирование сильной, но тяжелобольной России между жизнью и смертью — между возможным выздоровлением, выраженным в стремлении к жесткоунитарному, централизованному, имперскому государству, и окончательным торжеством болезни — либеральной идеи, раздробленности, хаоса и позора. Сколько продлится это балансирование, сколько сил в России как живом общественном организме, сколь сильна сама болезнь, поразившая нас? Определить это точно чрезвычайно трудно!