Михаил Смолин - Тайны русской империи

• Название: Тайны русской империи
• Автор: Михаил Смолин
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-1498-9

Феномен имперского государства с его православной духовной основой является, по мнению историка М.Б. Смолина, вершиной мирового человеческого общежития. Он весь наполнен таинственным смыслом, ускользающим от пытающегося приблизиться к нему. Это недостижимый в своей окончательной абсолютности, но жизненно необходимый для постоянного развития идеал христианской государственности.

К началу XXI века русская нация изжила коммунистический соблазн. Вероятно, возврата к нему уже не будет, так как в обществе выработались идейно-политические иммунитеты на эту духовную заразу. По современная Россия больна новыми и одновременно старыми западническими либеральными соблазнами: организм русского общества заразился ими сразу же после падения коммунизма. Главным лекарством должны стать такие «политические препараты», которые соответствуют давно сложившемуся генетическому коду русской цивилизации.

Автор книги не боится обвинений в тенденциозности и субъективности, он исходит из собственных убеждений, своего понимания добра и зла в истории. Он выбирает православный подход как единственно возможный и правильный в объяснении прошлого, настоящего и будущего. Тайный смысл русской империи — вот предмет исследования данной книги.

---

Н.П. Муратов характеризует Маркова 2-го таким образом: «Это был несомненно умный, даже очень умный человек, с большим характером, твердой волей, убежденный, искренний, упорный в достижении цели, но не добрый, не мягкий, а, напротив, злобный и мстительный. Политически развитый, с достаточной эрудицией, доктринер, как всякий парламентский деятель, но не сухой, а с большой способностью к концепции, хороший оратор, с иронией в речах, всегда умных, тонких, порой очень остроумных и всегда интересных, Марков был политическим бойцом первого сорта, и Дума была его сферой… Если бы в наших четырех Думах было побольше деятелей, подобных ему, правое дело не было бы в таком загоне»{304}.

«Строгий догматик, — продолжал Н.П. Муратов, — он никаких уклонений от догмы не признавал: или союзник, или пошел вон и не просто вон, а с заушением, с улюлюканием. Формула, что все не сочувствующие Союзу русского народа или не разделявшие его исповедания веры — левые или кадеты, было чем-то незыблемым, проводимым в жизнь с неуклонным упорством, достойным лучшего назначения… Этот ригоризм нисколько не смягчался личным отношением Маркова к людям… Марков никогда посторонних политике разговоров не вел… Это было скучно. Он никогда не шутил, не смеялся, даже не улыбался, и если и кривила его красивый маленький рот усмешка, то не веселости, а иронии… Его заметная фигура, его недобрый взгляд, его ригоризм политического сектанта стесняли, становилось не по себе — и скучно, и нудно.

Смотря на Маркова, зорко наблюдая за ним, прислушиваясь к нему, я всегда думал: да, да, все это очень хорошо: и твердость, и непоколебимость, и упорство, и неослабное внимание, и бессменное стояние на посту, но нельзя же без передышки — до бесчувствия»{305}.

В нем видели фанатика борьбы «без передышки — до бесчувствия». А как можно было бороться с надвигавшейся революцией по-другому, без подобного напряжения всех имеющихся сил? Уговорами либеральных «пристанодержателей бунта» или исправлением и уступками социалистическим «эпилептикам от революции» снасти положение было невозможно. Так что же эта характеристика Муратова, как не близкий к идеальному образ последовательного и целеустремленного политика, находящегося за шаг до катастрофы и отдающего всего себя попыткам предотвратить ее!? Беда, что большинство тогдашних консерваторов Российской империи хотели «бороться» против разлагающего либерализма и погрома революции с размеренными передышками, с сытными банкетами и прочими радостями жизни.

Именно эта духовная расслабленность, подавляющая в массе лояльных граждан Российской империи волю к реакции и сопротивлению, и привела к победе революционных сил над русской государственностью…

После Февральской революции отделы Союза русского народа были разгромлены революционерами, многие лидеры и рядовые члены были убиты или арестованы. Н.Е. Марков был также схвачен и доставлен в Петроград для дачи свидетельских показаний Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, искавшей, да так и не нашедшей, тех громких преступлений и измен «царского режима», о которых кричали «освободители» на каждом перекрестке и в каждом своем собрании до революции. Сам Марков 2-й так писал об этом: «Я был, как никак, свидетель, а не обвиняемый, и в качестве “неприкосновенного” члена Думы находился на “свободе”, правда, под присмотром трех любезнейших, но вооруженных офицеров революции и запертый в просторной и комфортабельной комнате дворца великого князя Владимира Александровича — с прекрасным видом на Петропавловскую крепость»{306}.

В одной из своих речей, рассматривая возможность борьбы в условиях установления республики, Н.Е. Марков говорил: «Я в республику запросов вносить не буду, — это безнадежное дело было бы, — я буду с ней бороться настоящими средствами» (Правые партии. Т. 2. М., 1998. С. 350). И слова эти не остались сотрясанием воздуха. Уже летом 1917 года, после освобождения, Н.Е. Марков организует в Петрограде подпольную организацию «Великая единая Россия» с первоначальной целью — спасения царя. Она действовала под видом трудовых артелей, для конспирации своей работы. В нее входили такие известные монархисты, как Г.Г. Замысловский (1872-1920), Н.Д. Тальберг (1886-1969), правые депутаты Государственной Думы и гвардейские офицеры. Н.Е. Марков руководил тогда одновременно и конспиративной организацией «Объединенная офицерская организация» с непосредственным возглавлением генералом Е.К Арсеньевым. Входил он и в «Комитет петроградской антибольшевистской организации» (великий князь Павел Александрович, бывший премьер-министр А.Ф. Трепов и т.д.)[50].

В это время он, по своему признанию, «переезжал из Петербурга в Москву и обратно, ночевал по пустым квартирам, каждый день рисковал быть узнанным на улице и арестованным»… вел «полуголодную жизнь, когда проходили целые недели без того, чтобы удалось хотя раз пообедать»{307}.

О подготовке попытки спасти царскую семью, уже находясь в эмиграции, он писал: «Когда мы приступали к этому подвигу, у нас были надежды на проснувшуюся совесть русских богачей и русских верхов. Людей, готовых жертвовать своей жизнью ради спасения царя и восстановления монархии, было немало. Но все попытки — не только мои, но и всех моих единомышленников, получить на дело необходимые средства потерпели неудачу. Требовались миллионы, а мы с трудом находили десятки тысяч. Постыдное равнодушие, окаменелость и неизжитое недоброжелательство к монархии и к монархистам отталкивали наши обращения за помощью. Мы имели печальное удовольствие видеть, как всего через несколько месяцев после пренебрежительного отказа в помощи на спасение царя все эти холодные себялюбцы были до нитки ограблены большевиками, сейфы и вклады отобраны, и сами они — в большинстве поарестованы, а многие и расстреляны.

С малыми, случайно добываемыми средствами мы вынуждены были вести работу в сокращенных размерах, действовать с перебоями и промедлениями, располагали недостаточными силами, там, где требовались сотни людей, мы имели десятки. Но все же до последнего дня мы добивались и делали все, что было в наших силах, для освобождения государя и его семьи. Но все же большая подготовительная работа была произведена, и спасение их из Тобольска становилось реально исполнимым.

Перевоз в Екатеринбург нанес страшный удар всем нашим планам. Но будь у нас в апреле 1918 года хотя бы один миллион рублей, думается, мы успели бы сосредоточить к Екатеринбургу отряд в 300 смелых людей и сделать решительную попытку для соединения царской семьи с чехословаками.

Миллиона вовремя у нас не оказалось, и государя мы не спасли. В этом мы, монархисты, конечно, виноваты, и в первую голову виноват в этом я, Марков 2-й. Мы виноваты в том, что хотели, пытались, но не сумели спасти нашего царя и его семью.

Но в одном мы не виноваты, — не виноваты в безучастии к судьбе нашего государя. В этом виноваты не мы, а другие…»{308}

В Петрограде, поминутно рискуя жизнью, Н.Е. Марков оставался до 8 ноября 1918 года. Далее он предпринимает попытки организации вооруженного сопротивления в северо-западных районах России, ведет переговоры с графом Келлером о создании антибольшевистской армии, участвует в деятельности армии генерала Н.Н. Юденича. Под именем Льва Николаевича Чернякова летом 1919 года Марков 2-й был обер-офицером для поручений при военно-гражданском управлении в Северо-Западной Белой армии, издавал в Ямбурге газету «Белый крест» с начала июля 1919 года. Ее распространяли офицеры созданной им организации «Союз верных». Но организацию и газету вскоре, под давлением либеральных деятелей, запретил тогдашний командующий Северо-Западной армией А.П. Родзянко.

Марков всячески пытался организовать пропаганду против красных, писал листовки, обращенные к красноармейцам, но обстановка в руководстве Белого движения (наполненность белых правительств масонами, кадетами, эсерами и прочими революционными неудачниками) не позволяла развернуть широкую пропагандистскую деятельность.

Попав в эмиграцию, со свойственной ему активностью он предпринимает новые попытки объединить монархические силы в единое движение. По его инициативе проходит Рейхенгальский съезд 1921 года, на котором его избирают председателем высшего Монархического Совета (1921—1927). С 1920 года издает журнал «Двуглавый орел», с перерывами просуществовавший до 1930 года, а также «Еженедельник высшего Монархического Совета»…

Революция и эмиграция изменили многое в умах русского интеллигентного общества, но не избавили от разобщенности и политической идеалистичности. В своем письме от 22.03./04.04.1923 известный русский философ и политический мыслитель И.А. Ильин (1883—1954), который оппозиционировал в Берлине Н.Е. Маркову по выборам делегатов на Всезарубежный съезд (1926), писал не менее известному политическому писателю П.Б. Струве (1870—1944): «Марков человек умный, волевой и патриотичный»{309} и в последующем к письму характерном примечании утверждал: «Имею данные утверждать, что помимо этого у Маркова-Тальберга отношение к нашей белой армии и ее вождям — двуснастное и тактически чревато имеющим однажды вдруг обнаружиться неподдержанием» (с. 122). В том же году в своей «Записке о политическом положении» (октябрь 1923), направленной генералу П.Н. Врангелю, И.Л. Ильин столь же негативно обрисовывает Н.Е. Маркова: «Атмосфера высшего Монархического Совета — есть атмосфера Маркова. Он силен волею и темпераментом, грубо умен и грубо хитер, интрига его топорна; очень властолюбив и малообразован; одержим антисемитизмом и масонобоязнью; в экономике не понимает ничего и творческих идей не имеет; духовная культура за пределами православия для него почти не существует; это не вождь и не строитель, а трибун и демагог с черным блеском в зрачке»{310}.