Михаил Смолин - Тайны русской империи

• Название: Тайны русской империи
• Автор: Михаил Смолин
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-1498-9

Феномен имперского государства с его православной духовной основой является, по мнению историка М.Б. Смолина, вершиной мирового человеческого общежития. Он весь наполнен таинственным смыслом, ускользающим от пытающегося приблизиться к нему. Это недостижимый в своей окончательной абсолютности, но жизненно необходимый для постоянного развития идеал христианской государственности.

К началу XXI века русская нация изжила коммунистический соблазн. Вероятно, возврата к нему уже не будет, так как в обществе выработались идейно-политические иммунитеты на эту духовную заразу. По современная Россия больна новыми и одновременно старыми западническими либеральными соблазнами: организм русского общества заразился ими сразу же после падения коммунизма. Главным лекарством должны стать такие «политические препараты», которые соответствуют давно сложившемуся генетическому коду русской цивилизации.

Автор книги не боится обвинений в тенденциозности и субъективности, он исходит из собственных убеждений, своего понимания добра и зла в истории. Он выбирает православный подход как единственно возможный и правильный в объяснении прошлого, настоящего и будущего. Тайный смысл русской империи — вот предмет исследования данной книги.

---

Патриотическое чувство не эгоистическое чувство, поскольку часто требует жертвенности и даже самой смерти для искреннего своего носителя, почему, собственно, и имеет христианское достоинство. «Нет больше той любви, как еще кто положит душу свою за други своя».

Народность, как социальная общность, отнюдь не является тормозом в человеческом совершенствовании. Именно в народности, как и в семье, и в церкви, человек получает самые важные уроки любви к ближнему, уроки, которые если не проходишь, то не можешь в дальнейшем полюбить и никакого другого ближнего, встречающегося на твоем жизненном пути.

Отнюдь не в принадлежности всякого человека к какой-либо национальной общности лежит причина раздоров и борьбы между людьми, а в злой, испорченной первородным грехом воле разных людей, которая никогда не исчезнет из человеческого рода, если даже и объединить все человечество в один государственный союз и юридически уничтожить все народности. Злая воля будет существовать и в этом искусственно соединенном образовании, только в еще более сгущенном составе, поскольку человечество будет жить не в родственном (а значит, в более «тренированном» в любви друг к другу союзе), а в случайно и даже насильно соединенном союзе разных, не родственных друг другу людей.

Поэтому мы не погрешим против основной христианской заповеди любви, когда скажем, что имеем предпочтительную любовь к своим родителям, родственникам, супругам, своему народу, государству, своей церкви, вере и т.д., поскольку эта предпочтительная любовь не уменьшает любовь ко всем остальным. Мы испытываем к вышеперечисленным предметам предпочтительную любовь, питающуюся кроме всего прочего чувством благодарности, чувством материнства, сыновства или супружества, иначе говоря, чувствами объективными и глубоко нравственными, которые (чувства), однако, отсутствуют в чувстве любви ко всем остальным ближним. Чувство предпочтительной любви самовозникающее, естественнейшее из чувств человека, заложенное в его природе, против которого прегрешает либеральный космополитизм, не имеющий сам никакого отношения к христианству.

Характерным примером предпочтительной жертвенной любви может служить воинская служба, да и сама война. Как воинская служба, так и война не есть что-либо запрещенное христианством. Не лишним будет сказать, что Церковный Собор в Арле в 314 году анафематствовал всякого отказывавшегося от военной службы и прикрывавшегося при этом христианским исповеданием. Христианству вообще свойственно глубокое различение вынужденного убийства на поле брани, при защите ближних и убийства из личных корыстных побуждений. Св. Афанасий Александрийский в своем послании к монаху Аммуну писал, что: «Великих почестей сподобляются доблестные в брани, и им воздвигаются столпы, возвещающие превосходные их деяния. Таким образом, одно и то же, смотря по времени и в некоторых обстоятельствах, непозволительно, а в других обстоятельствах и благовременно, и допускается, и позволяется» (Книга правил). Так же и св. Василий Великий свидетельствует, что и другие Отцы Церкви не вменяли убиения на брани за убийство (13-е правило св. Василия Великого).

«Заповедью о любви ко врагам, — пишет известный православный богослов профессор А.Ф. Гусев, — безусловно не отвергается война. Эта заповедь только тогда исключала бы войну во всех случаях, если бы она устраняла любовь к неврагам нашим и, в частности, к нашим соотечественникам. Па самом деле этого нет. Питать любовь только ко врагам или питать к ним предпочтительную любовь Христос не только нигде не заповедует в Евангелии, но и не мог заповедать. Напротив, мы знаем, что Он освятил и узаконил собственным примером преимущественную любовь к людям, наиболее тесно связанным с нами узами кровного и духовного родства. В известной первосвященнической Своей молитве Спаситель прямо говорит, что Он молится об учениках Своих и о верующих в Него, но не о всем мире (Иоан. 17, 9 и 20), в котором есть закоренелые враги истины и добра»{139}.

Само Евангелие даст убедительные примеры, подтверждающие наше положение. Так, Предтеча Спасителя, Иоанн Креститель, отвечает воинам, пришедшим к нему с вопросом «что им делать?» (Лук. 3,14): «никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь своим жалованием» (Лук. 3,12—13), дав тем самым им положительную «профессиональную» заповедь. А ведь воины действительно спрашивали, как им жить в своей профессии! И Иоанн Креститель не запретил их службу, не назвал ее богопротивной, как это сделал впоследствии Лев Толстой и другие пацифисты. Значит, христианство не отвергает воинскую службу, которая, безусловно, является ярким примером преимущественной любви к своему народу, вплоть до отдания за него своей жизни.

Русская история знает немало величайших христианских подвигов отдания своей жизни за други своя. Интересен в связи с этим известный призыв Владимира Мономаха к удельным князьям перед походом на половцев, в котором он говорит так: «Вы жалеете людей, а не думаете о том, что вот придет весна, выедет смерд (крестьянин) в поле с конем пахать землю. Приедет половчанин, крестьянина убьет, коня уведет. Потом наедут половцы большой толпой, перебьют всех крестьян, заберут их жен с детьми в полон, угонят скот, а село выжгут. Что же вы в этом-то людей не жалеете? Я жалею их, а потому и зову вас на половцев»{140}.

Таким образом, защита своих ближних от вражеских нападений законна для христианства. Средства же и способы защиты ближних своих зависят от средств и способов, употребляемых нападающими. Если нападающие убивают или покушаются на убийство, то убийство врагов становится совершенно неизбежным для обороняющихся. Причем совершенно необязательно, что обороняющийся непременно свирепеет и жаждет «упиться кровью» своего врага, им могут двигать совершенно другие, христианские чувства.

«Восставать, — убеждает всех непротивленцев злу профессор А.Ф. Гусев, — против нашей решимости силою обуздать врагов отечества совсем не следует же ни во имя христианского всепрощения, ни во имя христианского братства. Во-первых, мы уже знаем, что снисходительность должна иметь свои пределы, чтобы не переходить в преступное попустительство зла и в преступное же покровительство ему. Во-вторых, прощать мы обязаны лишь личному своему врагу. Народ же, вредящий благосостоянию наших соотечественников и даже умерщвляющий их, или то же самое совершающий по отношению к другому какому-либо народу, вовсе не есть наш личный враг. Прощать ему мы не имеем ни права, ни оснований. Именно братское чувство к нашим страдающим соотечественникам или к чужому угнетаемому народу и должно побуждать нас к тому, чтобы защитить и охранить бедствующих собратьев от разного рода Каинов, хотя бы нам самим пришлось не только потерять из-за этого все наше имущество и быть искалеченными, но и лишиться жизни в неизбежной кровавой схватке с упорным и жестоким врагом. Вот какую обязанность налагает на нас христианство своим учением о братстве людей»{141} …

III.2. САМОБЫТНОСТЬ САМОДЕРЖАВИЯ И ПОЛИТИКА ИМПЕРИИ

Всегда возможная идея монархии. Идея монархии непонятна и отвергаема многими. Отвергаема на основе всевозможных созданных о ней мифов и сотворенных дифомаций. Искусственный туман демократических стереотипов, ложных представлений о монархии застилает, как плотный занавес, существо идеи монархии.

«Идея самодержавия не есть какая то архаическая идея, обреченная на гибель с ростом просвещения и потребности в индивидуальной свободе. Это вечная и универсальная идея, теряющая свою силу над умами при благоприятном стечении обстоятельств и просыпающаяся с новою силою там, где опасности ставят на карту самое политическое бытие народа. Это героическое лекарство, даваемое больному политическому организму, не утратившему еще жизнеспособности»{142}.

Даже многие, видящие логичность рассуждений консервативных авторов, стройность их политических систем, саму величину этих мыслителей, удивительным образом все же не хотят признавать возможность и полезность для современности использования монархического принципа в государственном строительстве. По всей видимости, здесь проявляется упрямство, нежелание или боязнь расстаться со своими старыми либерально-демократическими убеждениями или просто меркантильный расчет, не позволяющий, видя орла в небе, отпускать уже имеющуюся в руках ворону…

Против монархического образа правления часто выступают из-за опасения, что принцип наследственности не дает гарантий больших способностей представителей монархических династий. Может, говорят, родится монарх гениальный, а может, и человек ниже средних способностей. Консервативные мыслители считают способности монарха не столь значительным обстоятельством в деле государственного управления, — более важным им видится хорошая организация системы государственного управления и правильного выражения основ, на которых держится монархия. Да, монарх может быть средних способностей, но это никак не может отразиться на возможности выражения им нравственного идеала монархии, что достигается обдуманной системой воспитания будущих носителей верховной власти, в которой на первом месте должно стоять религиозное воспитание. «Монарх должен знать, — пишет Л.А. Тихомиров, — что если в народе нет религиозного чувства — то не может быть и монархии. Если он лично не способен сливаться с этим чувством народа — то он не будет хорошим монархом»{143}.