Михаил Смолин - Тайны русской империи

• Название: Тайны русской империи
• Автор: Михаил Смолин
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-1498-9

Феномен имперского государства с его православной духовной основой является, по мнению историка М.Б. Смолина, вершиной мирового человеческого общежития. Он весь наполнен таинственным смыслом, ускользающим от пытающегося приблизиться к нему. Это недостижимый в своей окончательной абсолютности, но жизненно необходимый для постоянного развития идеал христианской государственности.

К началу XXI века русская нация изжила коммунистический соблазн. Вероятно, возврата к нему уже не будет, так как в обществе выработались идейно-политические иммунитеты на эту духовную заразу. По современная Россия больна новыми и одновременно старыми западническими либеральными соблазнами: организм русского общества заразился ими сразу же после падения коммунизма. Главным лекарством должны стать такие «политические препараты», которые соответствуют давно сложившемуся генетическому коду русской цивилизации.

Автор книги не боится обвинений в тенденциозности и субъективности, он исходит из собственных убеждений, своего понимания добра и зла в истории. Он выбирает православный подход как единственно возможный и правильный в объяснении прошлого, настоящего и будущего. Тайный смысл русской империи — вот предмет исследования данной книги.

---

Столь же мало щепетильными в вопросах честности были декабристы и в отношении к своим товарищам по заговору. Так, Оболенскому и Рылееву было известно еще до выступления, что об их заговоре известно правительству через письмо к императору Ростовцева. Он сам, желая остановить декабристов, отговорить от выступления, сказал, что доложил государю о готовящемся действии. Несмотря на это, и Рылеев, и Оболенский, и Бестужев решили скрыть от своих товарищей провал заговора (Ростовцев принес Оболенскому копию письма к Николаю Павловичу) и всячески продолжали (не надеясь на успех!) распалять молодых офицеров Северного общества и убеждать своих товарищей произвести военное выступление.

Жрецы декабризма требовали во что бы то ни стало кровавой жертвы во имя революции и от своих товарищей, не знавших, что о заговоре уже известно властям, и от солдат, полностью сбитых с толку и цинично обманутых игрой на их верноподданнических чувствах.

Декабристы лгали всем, даже тому же Ростовцеву, рассказавшему императору о готовящемся заговоре (он не назвал ни одной фамилии). 13 декабря, возвращаясь с решающего совещания от Рылеева, где вопрос о выступлении был окончательно решен, Оболенский зашел к Ростовцеву и сказал ему следующее: «Так, милый друг, мы хотели действовать, но увидели свою безрассудность! Благодарю тебя, ты нас спас»{51}.[17]

Южное общество в своих действиях также не обошлось без самой низкой лжи и подлога. Подняв Черниговский полк (без трех рот) на бунт, С.И. Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин составили подложный катехизис и заставили священника прочитать его солдатам, призывая не служить императору…

До сих пор единодушное одобрение декабризма либеральной и социальной интеллигенцией одурманивает своей тотальностью, но этот туман рассеивают многие действительно великие люди России.

«Сей день бедственный для России, — пишет князь Вяземский, — и эпоха кровавая, им ознаменованная, были страшным судом для дел, мнений и помышлений для настоящих и давно прошедших»{52}.

«Вот нелепая трагедия наших безумных либералистов, — с горечью восклицал Карамзин вскоре после событий на Сенатской площади. — Дай Бог, чтобы истинных злодеев нашлось между ними не так много. Солдаты были только жертвой обмана. Иногда прекрасный день начинается бурею. Да будет так и в новом царствовании!»{53} «Бог спас нас 14 декабря от великой беды, — продолжает он же несколько дней спустя, — это стоило нашествия французов: в обоих случаях вижу блеск луча, как бы неземного»{54}.

«Провидение омрачило умы людей буйных, — писал М.П. Погодин, — и они решились в порыве своего безумия на предприятие столь же пагубное, как и несбыточное. Отдать государство власти неизвестной, свергнув законную. Обманутые солдаты и чернь покорились мятежникам, предполагая, что они вооружаются против Государя незаконного и что новый император есть похититель Престола старшего своего брата Константина. В сие ужасное время всеобщего смятения, когда решительные действия могли бы иметь успех самый верный, Бог Милосердный погрузил действовавших в какое-то странное недоумение и неизъяснимую нерешительность[18]: они, сделав каре у Сената, несколько часов находились в совершенном бездействии, а правительство успело между тем принять против них меры. Ужасно вообразить, что бы они могли сделать в сии часы роковые. Но Бог заметил нас, и Россия в сей день спасена от такого действия, которое если не разрушило бы, то, конечно, истерзало бы се»{55}.

Не менее критично воспринимал декабристское движение и крупнейший русский историк XIX столетия Сергей Михайлович Соловьев. Он писал о тех временах: «Крайне небольшое число образованных и то большей частью поверхностно, с постоянным обращением внимания на Запад, на чужое; все сочувствие — туда, к Западу… у себя в России нет ничего, где бы можно было действовать тою действительностью, которую привыкли видеть на Западе… Отсюда же этим образованным, мыслящим людям Россия представлялась “tabula rasa”, на которой можно было начертать все, что угодно… дело… наших декабристов было произведением незрелости русского общества»{56}.

Одним из крупнейших исследователей связи декабризма и масонства была графиня Софья Дмитриевна Толь, урожденная графиня Толстая — автор книги «Масонское действо». Она родилась скорее всего в 1860 году, в семье знаменитого русского консервативного государственного деятеля графа Дмитрия Андреевича Толстого и графини Софьи Дмитриевны, урожденной Бибиковой.

Ее отец, граф Д.А. Толстой (1823—1889), был личностью очень яркой и знаковой для своего времени. Окончивши, как А.С. Пушкин, Н.Я. Данилевский, князь А.М. Горчаков и другие русские знаменитости, Александровский (Царскосельский) лицей, он был первым по списку с золотой медалью, человеком широко образованным — ученым и архивистом[19].

В нем сочетались весьма редкие качества — академический склад ума и неутомимая практическая энергия в достижении поставленной цели. Каждый пост, занимаемый этим человеком, кроме практической службы рождал в нем и интерес историка. Его служебная деятельность всегда шла параллельно с ученой, всякая бюрократическая работа приводила у него ко всему прочему еще и к написанию научных сочинений. Так, в 1848 году по высочайшему повелению на него было возложено составление истории иностранных исповеданий з России, при этом он дослужился до вице-директора департамента духовных дел иностранных исповеданий (1851) и написал книгу «La Catholicismc Romain en Russic», за которую он был возведен Лейпцигским университетом в звание доктора философии.

Назначение его обер-прокурором Св. Синода в 1865-м и министром народного просвещения в 1866-м, при стольких талантах, кажутся делом глубоко оправданным. На этих должностях он оставался до 1880 года, когда власти попытались уступками смягчить ожесточение народовольческого террора и снять напряжение конституционного давления либерального общества. Итог этой политики — цареубийство 1 марта 1881 года. Оно внесло отрезвление в правящие верхи, и граф снова стал министром, только теперь уже министром внутренних дел, и одновременно был назначен президентом Академии наук. О его удивительной добросовестности и знании порученного ему дела ходили легенды. Рассказывали, что когда он вводил устав классических гимназий, то брал уроки греческого языка, дабы знать самому то, что вводит.

Дочь графа Д.Л. Толстого, графиня Софья Дмитриевна Толь[20], унаследовала от знаменитого отца аналитический ум, любовь к истории, строго монархические убеждения и человеческую основательность. Раз взявшись задело исследования роли масонства в истории России и Европы, она посвятила ему всю свою жизнь. Графиня умерла в 1917 году, но как именно и своей ли смертью — это неизвестно…

Вышедшая в 1914 году книга графини С.Д. Толь «Масонское действо» сразу же подверглась критиканскому обстрелу из самых тяжелых «освободительных» орудий. Рецензию в журнале «Голос минувшего» написал сам Семевский — один из ученейших и уважаемых в либеральных кругах «адвокатов-апологетов» декабризма[21]. Возмущению его не было предела, так как книгой была затронута самая сердцевина общедемократического социального мифа о борьбе за свободу.

Рецензент книги в очередной раз обдал исследователей масонства грубой бранью, сконцентрированной в данном случае на графине Толь: «Она просто больной человек, — писал, срываясь в истерику, Семевский, — страдающий особой болезнью — масонофобией. Пусть психиатры обратят внимание на эту болезнь, проявление которой можно найти и у некоторых других лиц: быть может, окажется, что это один из видов мании преследования»{57}.

Подобный «разбор» исследования, с фразами типа «бред тяжело больного» (С. 293), «просто галлюцинация тяжело больной» (С. 293), говорят лишь о сильнейшем раздражении не способного совладать с собой человека, и даже не пытающегося привести какие-либо аргументы против утверждаемых в книге.

Небезызвестный Л.А. Тихомиров как-то вспоминал о теоретике анархизма Кропоткине, который всегда жутко сердился, когда с ним спорили о его доктрине анархизма. «Ему субъективно, — писал Л.А. Тихомиров, — его химера кажется такой прекрасной, такой ясной, такой аксиомой, что и доказывать нечего. А возражения указывают (на) неосуществимость этой химеры, и защитить се никакими доказательствами нельзя. Вот он и сердится за свою святыню, и даже может быть подозревает, что противник нарочно прикидывается не понимающим такой простой вещи. Говорят, сумасшедшие всегда сердятся, когда их понуждают объяснить свой “пунктик”. Такое впечатление произвел на меня и Кропоткин, в своих других отношениях умный и проницательный»{58}.

Подобное же ощущение складывается, когда читаешь Семевского, который так уверен в непреложности и величии своей «святыни» — декабризма (революционно-демократического «пунктика» очень многих «освободителей народа»), что невольно задаешься вопросом, а нет ли другой болезни (гораздо более социально опасной и разрушительной) — революциофилии или филолиберализма, — болезни эпидемической, повальной, при которой к психиатрам обращаться совершенно бесполезно из-за страшной се агрессивности, но которая излечивается либо тем, чем лечил ее император Николай Павлович, решившийся на крайние меры и приказавший выкатить на Сенатскую площадь орудия, либо универсальным историческим принципом «гад гада пожрет», то есть дать возможность «пунктику» реализоваться в жизни и тем самым погубить большинство своих носителей, неминуемо начинающих «чистить свои ряды».