Деймон Найт - Билет куда угодно

• Название: Билет куда угодно
• Автор: Деймон Найт
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-218-00121-X

Впервые в нашей стране публикуется собрание сочинений Деймона Найта.

В истории фантастической литературы Деймон Найт наиболее известен как мастер скетча и незаурядный юморист. Проза писателя, насыщенная остроумием, напоминает блестящую прозу Роберта Шекли.

---

— Ну да.

— Помнишь, мы читали — плод в матке получает кислорода в два раза меньше, чем новорожденный?

Лен озадаченно нахмурился.

— Забыл. Ну что ж, еще один талант Лео.

— Должно быть, он использует Кислород более эффективно… И если так, то что произойдет, когда он получит его вдвое больше?

Мойру, помимо других унижений, вымыли, выбрили и продезинфицировали — и теперь она могла видеть свое отражение в рефлекторе над большим родильным столом — образ яркий и чистый, как и все здесь — но слишком уж лучистый и плывущий, похожий на статую Ситы. Она понятия не имела, сколько там лежала — вероятно, из-за скополамина — но уже начала страшно уставать.

— Тужься, — ласково сказал врач, и прежде чем Мойра смогла ответить, боль нахлынула на нее, будто завывания сотен скрипок, и ей пришлось втянуть в себя звонкую прохладу веселящего газа. Когда маску отняли, Мойра выговорила:

— Я и так тужусь, — но врач уже ушел куда-то к другому концу ее тела и не слушал.

Во всяком случае, у нее оставался Лео.

— Как ты себя чувствуешь?

Ответ был путаным — из-за анестезии? — но Мойра и так отчетливо ощущала: темнота и давление, раздражение, закипающая сатанинская ярость… и что-то еще. Неуверенность? Опасение?

— Еще разок-другой — и порядок. Тужься.

Страх. Теперь точно. И отчаянная решимость.

— Доктор, он не хочет выходить!

— Бывает. Это кажется. Тужься покрепче, как можешь.

«Пусть он прекратит мутттттт слишком опасссссс прекратить мне плохххх прекратить я говорррр стоп».

— Что, Лео, что?

— Тужься.

Едва слышно, как из-под толщи воды: «Быстрее ненавижу скажи ему… герметичный инкубатор… одна десятая кислород девять десятых инертный газ… Скорее».

Боль и давление — все исчезло в одно мгновение.

Лео родился.

Врач держал его за пяточки — красного, окровавленного, пятнистого, волочащего за собой мягкую комковатую змею. Голос еще доносился — едва слышно — совсем издалека: «Слишком поздно. Все равно что смерть». Затем с примесью былого холодного высокомерия: «Теперь вы никогда не узнаете… кто убил Кира».

Врач ловко шлепнул его по крохотным ягодицам. Сморщенное злорадное личико, рот, будто в судороге, распахнулся; но наружу вырвался рассерженный визг обычного ребенка. Подобно свету, погасшему где-то под безбрежным океаном, Лео ушел.

Мойра с трудом подняла голову.

— Дайте ему разок за меня, — попросила она.

Наобум

Все о нем знали; все хотели помочь Росси, путешественнику во времени. Они сбежались со всего алого пляжа, нагие и золотистые, как дети, заливаясь радостным смехом.

— Предание не лжет! — кричали они. — Он здесь — как и говорили наши предки!

— Какой это год? — спросил Росси, нелепо и одиноко стоявший в рубашке без пиджака под солнечным светом — вокруг ни громадных машин, ни прочих приспособлений — ничего, кроме его собственного долговязого тела.

— Три тысячи пятьсот двадцать шестой, миста Росси! — хором прокричали они.

— Спасибо. До свидания.

— До свида-ания!

Щелк. Щелк. Щелк. Так проскакивали дни. Брякэтоб-рякэтобряк — недели, месяцы, годы. Вжжжжж… Столетия, тысячелетия летели мимо, будто мокрый снег на ветру.

Теперь пляж замерз, и люди до подбородков были затянуты в жесткие черные одеяния. Двигаясь неловко, словно целиком составленные из палок, они развернули громадный транспарант: «К САЖАЛЕНИЮ МЫ НЕ ГАВАРИТЬ ТВОЙ ЕЗЫК. ЭТА ГОТ 5199 ТВАЕГО КАЛИНДАРЯ. ПРЕВЕТ МИСТИР РОСИ».

Все они поклонились будто марионетки — и мистер Росси поклонился в ответ. Щелк. Щелк. Брякэтобрякэто ВЖЖЖЖЖ…

Пляж исчез. Росси оказался под сводом высотой до неба — внутри необъятного здания вроде Эмпайр-Стейт-Билдинг, превращенного в один зал. Два плывущих в воздухе яйца подлетели к Росси и проворно завертелись рядом, разглядывая его вываренными глазами. За ними высилась наклонная неоновая плита с горевшими на ней диаграммами и символами, ни один из которых ему не удалось узнать, прежде чем щелк-ВЖЖЖЖЖ…

На сей раз перед ним лежала влажная каменная равнина, а за ней — соленые болота. Росси не особенно заинтересовался пейзажем и провел время, разглядывая пометки, нацарапанные им в записной книжке. 1956, 1958, 1965 — и так далее — интервалы остановились все длиннее, кривая поднималась все круче, пока не пошла почти вертикально вверх. Эх, если б он лучше учил в школе математику… щелкВЖЖЖ…

Теперь перед ним лежала ночная белая пустыня, зверски холодная — там, где должны были выситься небоскребы Манхэттена. Что-то удручающе тощее прохлопало крыльями в небе и — щелкВЖЖЖ…

Чернота и туман — все, что он смог… екВЖЖЖ…

Теперь светлые и темные вспышки на сером фоне то редели, то учащались, мигая все быстрей и быстрей — пока Росси не стало казаться, что он смотрит на голый скачущий ландшафт как сквозь намыленные очки — континенты сжимались и расширялись, ледники скользили вверх-вниз, планета погружалась в свою холодную смерть — а Росси в одиночестве все стоял и наблюдал — застывший и изможденный, с тоскливым, осуждающим блеском в глазах.

Полное имя его было Альберт Юстас Росси. Родом из Сиэтла, костлявый отчаянный юноша с поэтическим челом и диким глазами типа «атас». За двенадцать лет учебы в школе он научился лишь получать проходные баллы; не обладая никакими талантами, он без конца о чем-то мечтал.

А в Нью-Йорк он приехал потому, что предчувствовал: с ним может случиться нечто удивительное.

На каждой должности Росси проводил в среднем месяца по два. Работал поваром по мелким заказам (яйца у него получались сальными, а гамбургеры подгоревшими), помощником печатника в офсетной мастерской, набивал цены в аукционной галерее. Три недели Росси провел в качестве критика у литературного агента — писал письма за подписью своего хозяина, объясняя злополучным клиентам, что их рассказы смердят. Некоторое время он писал плохие стихи, с надеждой рассылая их в лучшие журналы, но очень скоро пришел к выводу, что литературная мафия действительно сильна.

Росси ни с кем не сдружился. Люди, попадавшиеся на его жизненном пути, похоже, не интересовались ничем, кроме бейсбола, немыслимо скучных служебных дел и заколачивания денег. Натянув хлопчатобумажные штаны и цветастую футболку, он попробовал поболтаться в Вилледже, но обнаружил, что никто его не замечает.

Росси ошибся столетием. Ему нужна была вилла в Афинах; или какой-нибудь остров, где аборигены доверчивы и дружелюбны, а над голубым горизонтом никогда не поднималось ни одной мачты; или просторные стерильные апартаменты в какой-нибудь подземной Утопии будущего.

Росси покупал исключительно научно-фантастические журналы и демонстративно читал их в кафетериях. Затем приносил журналы домой, делал выразительные пометки большим синим, красным и зеленым карандашами, и складывал их стопками под кроватью.

Мысль о создании машины времени долго вызревала у него в голове. Иногда по утрам, направляясь на работу и поднимая взгляд на голубую, испещренную пятнышками облаков беспредельность неба — или разглядывая переплетение линий и завитков на уникальных кончиках собственных пальцев — или пытаясь заглянуть в неисследованные глубины кирпича в стене — или просто лежа ночью в своей постели и перебирая все озадачивающие виды, звуки и запахи, вихрем промчавшиеся мимо за двадцать с лишним лет его жизни, Росси говорил себе: «А почему бы и нет?»

Почему бы и нет? Как-то ему попался подержанный экземпляр «Опыта со временем» Дж. У. Данна, и Росси на неделю лишился сна. Он скопировал оттуда схемы и приклеил их липкой лентой к стене; каждое утро по пробуждении он записывал свои потрясающие сны. Данн утверждал, что существовало время вне времени, в котором отсчитывалось время; а также время вне того времени, в котором отсчитывалось время, в котором также отсчитывалось время; и время вне того времени… Почему бы и нет?

Прочитанная в парикмахерской статья об Эйнштейне воодушевила его; Росси отправился в библиотеку и прочел в энциклопедии статьи на предмет относительности и пространства-времени; яростно морща лоб, снова и снова возвращаясь назад, к параграфам, которые так и не понял, он упрямо продолжал набивать себя информацией, при этом, чувствуя приближение какого-то порога.

Что одному казалось временем, другому могло показаться пространством, утверждал Эйнштейн. Чем быстрее часы двигались, тем медленнее они шли. Замечательно, превосходно. Почему бы и нет? Но разгадку Росси подсказал не Эйнштейн, не Минковский и не Вель — а астроном по фамилии Милн.

Время можно рассматривать двояко, утверждал Милн. Если вы измерили время с помощью движущихся предметов — вроде часовых стрелок или вращающейся вокруг собственной оси и вокруг Солнца Земли — это один его вид, который Милн назвал динамическим временем и обозначил как «[tau]». Но если вы измерили время с помощью процессов, происходящих на атомарном уровне — вроде радиоактивности или светового излучения — это совсем другое; Милн назвал его кинематическим временем, или «t». А формула, связывавшая два вида времени, показывала, что от того, какой вид использован, зависел ответ на вопрос, имела ли вселенная начало и должна ли она иметь конец — «да» для времени [tau] и «нет» для времени t.