Виталий Храмов - Сегодня – позавчера

• Название: Сегодня – позавчера
• Автор: Виталий Храмов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Натан отшатнулся в ужасе.

— Не может быть.

— Невероятно? Прислушайся к себе. Не к логике — она обманет. К душе прислушайся. Она верит?

Натан уронил голову. Глухо сказал:

— Они евреев в Польше, как скот, в загоны заперли. Считают их не людьми. А цыган истребили.

— Тоже не веришь? Но просто расстрелять всех — нелогично. Гораздо логичней, а значит выгодней процесс истребления сделать прибыльным — кровь — раненным, кожу — галантерея, из кости — сувениры, игрушки, шахматные фигуры, например. Огромным спросом всё это пользуется. И не только в Германии. Централизованные, но негласные, поставки в Англию, Северную Америку. Там это считается проявлением элитарности — отринуть человеческую мораль. Уподобиться зверю — есть себе подобных. Ну, а те останки, что в производство не годятся — идут на удобрения. Человек человека ест. У бесов Рима даже пословица такая была.

— А ещё с крестами ходят.

— И на танках, самолётах рисуют. Не смотри на мир глазами, Натан, обманут они. Смотри на суть вещей и явления. Зри в корень, как учил Козьма Прутков.

— Я вот слушаю тебя — и не пойму. Толи ты и был такой, хотя скрывал ото всех, то ли контузия так подействовала.

— А, врач в тебе заговорил. Если и дальше будешь глупости молоть, так и буду тебя врачом обзывать. От слова «врать».

Натан удивился:

— А должно как?

— Лекарь — от слова «лечить». Или целитель — восстанавливающий целостность.

Натан сплюнул:

— Да ну тебя! Обижусь.

— На обиженных, от «объезженных» — воду возят. Да и не боюсь я больше ничего. Понимаешь — умирать страшно первый раз. Я умер — вы меня возродили. Нет страха. Ладно. Загрузил я тебя. Ты что сказать-то хотел?

— Военком тобой интересовался. Сам на нас вышел. Ему начальник станции такое напел, что хоть в рай, то есть в партию, без очереди принимай. Впечатлил ты человека.

— А военком?

— Состоянием твоим интересовался. Запросы на тебя ушли по прежнему месту службы. Так что скоро на довольствии от нашего горвоенкомата встанешь.

— Ой ли? Скоро запросы не вертаются.

— А ты пока на больничных харчах. Вещи тебе не нужны, деньги тоже…

— Нужны.

— Зачем? Тебе и из территории госпиталя отлучаться нельзя.

— Но у меня есть среди лекарей хороший товарищ.

— Не Натаном случаем, зовут? Так в этом я тебе совсем не товарищ. Я обрадовать думал, а ты и на шею сразу ноги закидываешь.

— Кузьмин! — раздался от дверей госпиталя сердитый девичий голос. Одной из медсестёр, ехавших в полуторке со мной на станцию. Та, что комсорг. Сегодня её смена. И хотя она не старшая медсестра, но очень ответственная девушка. По меркам 21-го века — даже чересчур.

— Людочка, я здесь! — крикнул я.

Как я и рассчитывал, её неуёмная энергия и молодость не дадут ей ждать меня на входе. Прибежит. Правда, бежит. Одной рукой придерживая халат, другой широко отмахивая.

— А, Натан Аароныч, и вы здесь.

— Да, Людочка. Виктор Иванович меня развлекать изволили. Вы не за этим ли сами пожаловали?

Девушка смутилась. Натан торжествующе глянул на меня, я усмехнулся.

— А я увидела в 23 палате столпотворение, думала — опять старшина байки рассказывает.

— Людочка, красавица, рассказывают сказки, а байки я травлю.

— Они что — яд?

— Ну, нет. Это как сеть, когда рыба в неё попала, потихоньку травишь, отпускаешь сеть, чтобы рыба-слушатель глубже запуталась и не вырвалась. Или как избыточное давление из котла всеобщего внимания и почитания стравливают клапаном моего рта, чтобы не разорвало котёл моей головы.

— Вот вы меня уже и запутали. — рассмеялась девушка.

— А вы мне, милочка, как раз и нужны. Натан Аронович, не уходите. Вас тоже касаемо, как ответственного и душевного (душевного я подчеркнул интонацией) человека, лекаря.

— Натан Аароныч, он вас обзывает, а вы молчите? — рассмеялась девушка. Какая смешливая. А ещё комсорг. Это когда же комсорги превратятся в выродков Чубайсов, Гайдаров и других «комсомольских вожаков»?

— Милая Людочка, он считает, контуженный на всю голову, что так он мне честь оказывает. Лекарь от слова лечить, а врач — от «врать».

— Правда — контуженный.

Мы смеялись все трое.

— Людочка, вы не обратили внимание — для чего собрались в моей палате все эти раненные, а я не сомневаюсь, что там были только раненные?

— Да нет, как-то. Увидела — вас нет. А так, тихо сидят, едят, разговаривают вполголоса.

— А запах? Ничего не заметили?

— Да нет. Запах, как запах, — Людочка сморщила носик. Да, запах госпиталя — то ещё испытание.

— А когда вы огурцы последний раз ели?

— Утром сегодня, за завтраком. Что вы загадки какие-то загадывайте. Скажите толком.

— Ко мне сегодня Екатерина Георгиевна приходила.

Людочка фыркнула.

— Да я знаю, что вы в курсе. Но дело не совсем в ней. Она принесла огурцы, зелень. Наверное, весь сегодняшний урожай. Вы-то их каждый день едите, вот даже и не заметили ничего особенного, а бойцы уже неизвестно сколько на фронте одной кашей питались. Представляете, как она опостылела. А тут зелень. Вот они на запах и сбежались. Представьте, как улучшились вкусо-ароматические качества той же каши с укропом, петрушкой, зелёным луком, с хрустящим огурцом вприкуску. В кухне этого нет. Почему-то. Хотя лето. А это витамины, это очень полезно.

— Да, — задумчиво протянул Натан, — как-то мы это упустили. В больнице, обычно, это родные и близкие обеспечивают. Мы и привыкли. Надо дать заявку в заготконтору.

— И они проведут продразвёрстку. И привезут тебе вялые, подгнившие, сгоревшие, сопревшие овощи и фрукты. А толку? Народ озлоблен, раненным не легче. Смысл?

— А как?

Едва поймал себя за язык. Чуть не сказал: «пиар-акция». Пришлось на ходу перевести на человеческий язык:

— Грамотная, без фанатизма и насилия, общественная работа. Город наполовину состоит из дворов. Сады, огороды. На них иногда вырастает больше, чем хозяевам необходимо. Рядом — села, посёлки. Надо провести общественную работу. Я думаю, если людям просто рассказать, что госпиталь полон раненных и увечных, что им для поправления требуется свежие плоды, ягода, овощи, фрукты, молочная продукция, люди сами попрут излишки в госпиталь. Но только рассказать, попросить, ни в коем случае не требовать. Действием сим они должны себя возвысить, жертвуя. А любая обязаловка унижает. Только добрая воля. Один из десяти соизволит — госпиталю хватит за глаза. Вот для этого, Людочка и нужны ваши комсомолки. Обойти людей, пообщаться. Деликатно и ненавязчиво. Сумеете?

— Конечно. Завтра же подниму этот вопрос на собрании ячейки.

— Ни в коем случае. Никакой компанейщины и штурмовщины. Строго в индивидуальных беседах. А по комсомольской линии отчитаетесь по итогам. Назовёте инициативой каждого отдельного комсомольца. Это должно выглядеть впечатляюще. Подумайте, Людочка. И помните — деликатно и ненавязчиво.

— А получиться? Согласятся ли люди своё отдать? Бесплатно.

— А дайте им шанс. Но не ждите многого. И они вас приятно удивят. Это же русские люди.

Ну, вот. И всё обсудили. Но расходиться никто не спешил. Мне в палату не хотелось, но и мои медсобеседники не уходили. Словно ждали чего-то.

— Виктор Иванович, спой что-нибудь, — попросила Люда.

— Людочка, разве я Шаляпин? Даже не Утёсов. И не Бернес, — больше исполнителей этого времени я и не знал.

— Но ведь вы так замечательно спели:

Стрелы слова — не отпускай моей руки,
Фразы в ветра — не бросай!
Стрелы слова — вера моя, мои грехи,
Крик небесам: не бросай!

— Людочка, да вы талант! — воскликнул Натан.

— Да, вот вы нам и спойте, — поддакнул я.

— Виктор Иванович, лучше вы. Что-нибудь новенькое, своё.

Я искренне рассмеялся:

— Вы что, Людочка, подумали, что это моя песня? Я лишь, как попугай, — что слышу, то и воспроизвожу. Сам, к сожалению, талантом подобным обделён.

— Жалко, — девушка и вправду расстроилась, — а я записала ту песню. Мы теперь её петь будем. Девочкам тоже понравилась, хотя она явно мужская. Но, какая-то…

— Какая?

— Ну… Непривычная какая-то.

— Ну, конечно же. Другое поколение, другая ментальность. Я же говорил — она из других времен. Ладно, не расстраивайтесь так. Я попробую исполнить одну.

Я задумался, вспоминая.

— Витя, хватит себе цену набивать! — это уже Натан, в нетерпении, всыпал свои пять копеек.

— Я слышал это в авторской редакции, под гитару. Сам я умею играть только на чужих нервах. Слова, если запомните, мотив подберёте:

Белый снег, серый лёд
На растрескавшейся земле
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле

А над городом плывут облака
Закрывая небесный свет
А над городом жёлтый дым
Городу две тысячи лет

Прожитых под светом звезды
По имени Солнце

И две тысячи лет война
Война без особых причин
Война — дело молодых
Лекарство против морщин

Красная, красная кровь
Через час уже просто земля
Через два на ней цветы и трава
Через три она снова жива

И согрета лучами звезды
По имени Солнце

И мы знаем, что так было всегда
Что судьбою больше любим
Кто живёт по законам другим
И кому умирать молодым

О не помнит слова «да» и слова «нет»
Он не помнит ни чинов, ни имён
И способен дотянуться до звёзд,
Не считая, что это сон.

И упасть, опалённым звездой
По имени Солнце.

Секунд тридцать стояла оглушительная тишина, потом парк вокруг взорвался аплодисментами и криками — народу набежало, оказывается, немало.