Франсуа Тайяндье - Бальзак

• Название: Бальзак
• Автор: Франсуа Тайяндье
• Издательство: Молодая гвардия; Палимпсест
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03650-5

В наши дни написать что-нибудь новое о судьбе и творчестве Оноре де Бальзака — задача не из простых. О создателе «Человеческой комедии» написано и издано необозримое множество книг, монографий и эссе. Его жизнь прослежена чуть ли не по дням, и в ней вряд ли стоит ожидать открытий, хотя и можно предположить, что в каких-нибудь частных архивах хранятся документы и письма, содержащие неизвестные до сих пор сведения о писателе. В предлагаемой читателю биографии, написанной современным французским романистом, лаконичный, но последовательный рассказ об основных событиях в жизни писателя удачно сочетается с очерком его творчества и оригинальными суждениями о его месте в истории французской и мировой литературы

---

Но если романы и пьесы Дюма уже при его жизни шли нарасхват, то Бальзаку приходилось понемногу приучать читателя к своему неспешному слогу и глубокому, многогранному способу отображения реальности. Потому-то в 1844 году издатель Э. Жирарден отказался печать его роман «Крестьяне», предпочтя ему «Королеву Марго» А. Дюма. Но соперничество двух писателей этим случаем не ограничилось. Можно понять досаду Бальзака, когда он стал свидетелем необычайного успеха романа Дюма «Граф Монте-Кристо». Ведь он сам подумывал о том, чтобы написать роман на сюжет одного реального уголовного дела о мести. Парижский сапожник Франсуа Пико жестоко отомстил своим бывшим приятелям, из-за доноса которых он лишился невесты и свободы. Эта история, изложенная в записках Жака Пеше «Из архивов Парижской полиции», и подсказала Александру Дюма основную интригу его знаменитой книги. Романтизировав до предела уже сам по себе довольно любопытный сюжет уголовного дела, повысив социальный статус основных действующих лиц, поменяв и расширив географию событий, гиперболизировав размеры богатства, обретённого главным героем, и придав его актам мести утончённый характер, автор написал роман, который полтора столетия с увлечением читают едва ли не во всём мире. И здесь Бальзака опередил более расторопный конкурент, который к тому же гораздо лучше его улавливал настроения и запросы массового читателя.

Но и профессиональная критика была строга к Бальзаку. Ф. Тайяндье полагает, что отчасти это объяснялось укоренившейся в литературной среде презумпцией, согласно которой автор, пишущий много и скоро, заведомо не может писать хорошо.

Словом, Бальзаку не удавалось вполне угодить ни простому читателю, ни учёным литераторам, и только некоторые из собратьев по перу, например Виктор Гюго и Теофиль Готье, по достоинству оценили его творчество ещё при его жизни.

Всё это побуждает Ф. Тайяндье уподобить великого романиста персонажу греческой мифологии Сизифу, который по приговору богов был вынужден в подземном мире вечно вкатывать на вершину горы тяжёлый камень, всякий раз оттуда скатывавшийся вниз. Правомерно ли такое уподобление? Если речь идёт о частной жизни писателя, то с ним можно согласиться. Действительно, все усилия Бальзака добиться жизненного успеха, как он понимался в его время, оказывались безрезультатными, и ему приходилось предпринимать всё новые и новые и всегда тщетные попытки. Но что касается главного дела его жизни, его «Человеческой комедии», то здесь, пожалуй, больше подходит сравнение её автора с другим мифологическим персонажем — Прометеем, к которому прибег французский писатель Андре Моруа. Если Прометей похитил у богов с Олимпа огонь и передал его людям, то Бальзак высветил для современников и потомков не замечаемую ими сущность многих закономерностей их существования, зорко подмечая их и ничего не утаивая, показал, по его собственному выражению, «изнанку современной истории».

В 90-е годы прошлого века в тех регионах земли, где живёт так называемый «золотой миллиард», где сложилось «постиндустриальное» или «информационное» общество, а вернее сказать, «общество потребления», среди его идеологов получили довольно широкое хождение теории, согласно которым человечеству, по крайней мере самой передовой его части, удалось наконец решить главные проблемы бытия, из-за которых вся его история была, по горькому, но меткому сравнению нашего поэта, «историей болезни». Якобы основные общественные противоречия практически сведены на нет, вечный антагонизм между власть имущими и простым народом, между богатыми и бедными ушёл в прошлое, демократические институты процветают, любому индивиду гарантировано свободное развитие личности и т. п. Это подобие идеологической эйфории было порождено и ощущением «победы», одержанной почти в полувековой «холодной войне» с противником, выбравшим иной путь в будущее, и небывалыми прежде возможностями контроля над сознанием, психикой и поведением людей, которые дают нынешним хозяевам жизни новейшие информационные технологии. Некоторые западные теоретики, например известный американский политолог Фрэнсис Фукуяма, полагали даже, что в результате глобального триумфа либеральной демократии наступил «конец истории» в привычном понимании этого слова, то есть непрерывного хождения человечества по мукам. У этой доктрины нашлось немало адептов и в России, особенно в среде тех, кто извлёк ощутимую выгоду из произошедших в стране перемен.

Если согласиться с тем, что человечество, пусть даже не всё, а самая благополучная его часть, действительно покончило со своим беспокойным прошлым и пожинает золотые плоды постиндустриального развития, то и сама история этого прошлого, все свидетельства о нём теряют для нас актуальность, сохраняя разве что эстетический или познавательный интерес, подобно памятникам далёкой древности или Средневековья. Например, нам нередко внушают, что ужасы эпохи первоначального накопления капитала сегодня — такой же полузабытый реликт, как паровая машина или газовое освещение, а потому, скажем, в романах Диккенса или Золя если и есть что-либо достойное внимания современного читателя, то вовсе не картины беспросветной жизни обездоленных, а занимательные сюжеты. Современные визуальные искусства на Западе (главным образом кино, телевидение и театр), инсценируя литературную классику, обычно обходят самые острые углы, смягчают или просто вымарывают «проклятые вопросы», присутствующие в произведении, ограничиваясь, как правило, либо мелодраматическими «костюмными версиями» для массового зрителя, либо натужными и в большинстве случаев крайне убогими и скучными «новыми прочтениями» — для потребителя, искушённого в новейших веяниях.

Тем не менее множество людей в наше время, не довольствуясь подобными интерпретациями произведений авторов, подобных Бальзаку, обращаются непосредственно к первоисточнику и читают их книги не для препровождения досуга, а потому, что находят в них зоркие и поучительные наблюдения, позволяющие лучше понять и некоторые свойства психики человека, и порочную сущность того строя жизни, при котором всё решают деньги и который, вопреки всем заклинаниям идеологов нового мирового порядка о торжестве демократии, вовсе не ушёл в прошлое, а, напротив, подчиняет себе всё большее число жителей земли. И подчинение это становится всё более изощрённым и беспощадным, приближаясь к тотальному контролю над душами и телами людей, становясь гораздо более эффективным способом порабощения, чем все известные прежде.

Читая Бальзака, мы не только можем увидеть, как происходил генезис этого строя, но и убеждаемся в том, что нынешняя его экспансия приобрела размах и силу, которые были ещё неведомы в первой половине позапрошлого века. Зависимость земной участи индивида от того, «сколько он стоит» в твёрдой валюте, стала ещё более полной и безусловной, поклонение золотому тельцу гораздо более массовым и фанатичным, чем когда-либо прежде. Концентрация финансового капитала достигла такой степени, на фоне которой бальзаковский сверхбогач барон де Нусинген вряд ли попал бы в первую сотню списка миллиардеров журнала «Форбс». Повальная эрозия всех нравственных ориентиров повсеместно и непрерывно плодит таких персонажей, рядом с которыми зловещий Вотрен кажется мелким и почти безобидным интриганом, а циничный Растиньяк в сравнении с некоторыми нынешними публичными фигурами — рубахой-парнем. Многие прежние, соблюдавшиеся веками табу и нравственные ограничения, которые при Бальзаке только начинали ослабевать, в наши дни в самых «цивилизованных» обществах объявляются пережитками архаического сознания. Бальзак при всей смелости его фантазии вряд ли мог предположить, что в его отечестве когда-то будут узаконены однополые брачные союзы, а слова «мать» и «отец» заменены в официальных документах терминами «первый» и «второй» родители. И едва ли он, так много думавший о разумном хозяйствовании на земле и бережном к ней отношении, мог предвидеть торжество бездумного потребительски-хищнического подхода к использованию ресурсов природы, который ставит под вопрос возможность выживания самого рода человеческого. Но он, несомненно, чувствовал, что ветер дует именно в эту сторону, ибо набиравший силу класс тугих кошельков уже тогда, следуя высшему для него императиву денежной выгоды, проявлял склонность под лозунгами свободы, равенства и братства топить, по выражению младших современников писателя К. Маркса и Ф. Энгельса, в «ледяной воде эгоистического расчёта» все прежние, освящённые веками нормы жизни, традиции, духовные устои, рвать все межличностные связи.

Вероятно, именно глубокое постижение Бальзаком зрелой поры этой коренной сути новых общественных отношений было причиной его граничившего с презрением стойкого недоверия к нарождавшимся институтам буржуазной демократии — парламентаризму, «независимому» суду, «свободной прессе». Его едкие суждения о последней, пусть даже и мотивированные в немалой степени тем, что она не особенно его жаловала, сегодня звучат особенно злободневно и убедительно в применении к нынешним СМИ.