Барбара Картленд - Страсть и цветок

• Название: Страсть и цветок
• Автор: Барбара Картленд
• Издательство: ACT
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-237-00028-2

Безумные выходки, разудалые кутежи и скандальные романы неистового русского князя Волконского буквально сотрясали Париж, самые эффектные красавицы света и полусвета боролись за право привлечь, хоть ненадолго, его внимание. Лишь одна женщина, юная и невинная танцовщица Локита, оставалась, казалось, холодна к ухаживаниям князя. И чем неприступнее держалась девушка, тем отчаяннее желал победить ее гордость и покорить ее сердце князь…

---

— Мы будем действовать чрезвычайно осмотрительно, — заверил его князь своим низким, бархатным голосом, но глаза его искрились весельем, и лорд Марстон, посмотрев на него, воскликнул:

— Ох, Иван, Иван! Опять ты накличешь беду на мою голову!

— А если б я этого не делал, из тебя бы вышел невыносимый упрямец и зануда. Что ж, о России я тебе рассказал. А что нового в Париже?

— Здесь есть все, что подсказывает тебе воображение, — сказал лорд Марстон. — Хочешь заглянуть на Выставку?

— Упаси Боже! Какой в том смысл?

— По большей части политический. Французы стали очень наблюдательны после того, как пруссаки победили австрийцев при Садове в прошлом году!

— И какое это имеет отношение к Выставке? — спросил князь.

— Французская армия не в том состоянии, чтобы предпринять поход против Пруссии, и посему император Наполеон III решил снискать расположение парижан устроением пышных юбилейных торжеств и маскарадов при дворе.

Князь Иван расхохотался:

— Языческая тактика!

— Совершенно верно, — согласился с ним друг.

— Я намерен проигнорировать как выставку, так и дворцовые увеселения, — заявил князь. — Что еще ты мне предложишь?

— Demi-monde.

— «Полусвет»? — Князь поднял брови. — Уж не новое ли это обозначение куртизанок, les expertes es science, les femmes galantes, les grandes cocottes?

— Именно так, — отвечал лорд Марстон. — Этим понятием несколько лет назад воспользовался Дюма-сын для описания жизни declasses. Ты, должно быть, уже наслышан о его пьесе?

— Полагаю, что был наслышан, но успел о ней забыть, — ответил князь.

— Тогда я тебе поясню, — продолжал лорд Марстон. — Во втором действии один из героев толкует понятие «demi-monde» своему знакомому. Женщин известного сорта он уподобляет корзине с персиками, где каждый фрукт с червоточинкой, и говорит при этом такие слова: «Дамы, которых ты видишь перед собой, имеют в своем прошлом некий изъян, пятно на репутации. Происхождением они не уступают светским дамам, у них та же внешность и те же предрассудки, но от высшего общества они отлучены… Мы называем их поэтому demi-mondaines.

— Блестящее определение. А теперь, милый Хьюго, предлагаю их проведать. Надо думать, Паива все еще надевает к платью королевский выкуп в виде драгоценностей?

— Ну разумеется, — ответил лорд Марстон.

Паива, обольстительная фигурка которой бывала украшена бриллиантами, жемчугами и драгоценными камнями на все два миллиона франков, считалась одной из величайших debauchee своего времени. Даже в век parvenúes она умудрялась выделяться аморальностью. Многие утверждали, будто у нее вовсе нет сердца, но лорду Марстону было известно, что стоило в пределах ее видимости объявиться князю Ивану, как у нее обнаруживалась уязвимость, которую никто из прочих мужчин, без устали проматывавших свои состояния, не в силах был для себя открыть.

— А как наша кастилийка? — осведомился князь.

— Графиня по-прежнему любовница императора, а следующая из твоих cheres amies, мадам Мюстар, получила несметное состояние из рук голландского короля, который от нее совершенно без ума.

— Она милашка, — лаконично заметил князь Иван.

— Их всех по-прежнему можно встретить в Булонском лесу, а также в их обычных притонах. Как и раньше, в несколько недель они опустошают кошельки очередных недотеп, которых потом отшвыривают прочь, как хорошо выжатый лимон.

— Всякий раз я приезжаю сюда в надежде, что Париж наконец станет другим. Но он, похоже, неисправим.

— Париж — всегда Париж, — рассмеялся лорд Марстон, — и даже не тебе, Иван, пытаться его изменить.

— Да я и не собирался этого делать, — сказал князь, но в голосе его прозвучала неуверенность.

Друг пристально поглядел на него:

— Чего же ты ищешь, Иван? С первых дней нашей дружбы я чувствую, что ты постоянно в поиске…

Князь улыбнулся:

— Ты начинаешь походить на мою дорогую матушку. Год назад, перед своей смертью, она сказала мне, что если я влюблюсь в порядочную женщину, для меня это будет подлинным спасением.

— Неужели княгиня и впрямь говорила такое?

— И не один, а много сотен раз. Она была одержима идеей меня женить, заставить остепениться, обзавестись потомством. На самом деле я не настолько далек от этой затеи, однако… — Он замолчал.

— Ты боишься, как бы избранница не повергла тебя в смертельную тоску?

— Если иметь в виду известных мне до сих пор женщин — да, боюсь!

Он поднялся и начал беспокойно мерить шагами ковер.

— Пойми, Хьюго, я отдаю себе отчет в том, что мне необходимо иметь жену, растить сыновей, которые станут наследниками огромных богатств, и все же… — Он остановился, однако лорд Марстон ждал продолжения. — У меня такое чувство, — глухо вымолвил князь, — что я либо идеалист, либо романтик.

— И то и другое, — поправил его друг. — Да ты и всегда был таким. Не помнишь, как мы, бывало, строили планы на будущее? Мне и тогда казалось, Иван, что ты — эдакий благородный деспот, способный осчастливить того, кто верно ему служит, а сам пребывающий в мире идеалов и мифов…

— Проклятье! — вскричал князь Иван. — Ты делаешь из меня недоумка, но, чует сердце, в твоих словах есть доля истины. Я к чему-то стремлюсь, Хьюго, стремлюсь всей душой, но только не понимаю, куда и к чему.

Лорд Марстон окинул его понимающим взглядом.

Он стоял к князю ближе всех прочих людей и знал, как при всем его, зачастую нарочитом высокомерии он умел быть, при желании, великодушным и добрым деспотом.

Никто лучше его не обращался со своими крепостными, и задолго до того, как царский манифест предоставил им свободу, в имениях Волконского отпала необходимость за нее ратовать.

Не менее великодушным князь бывал и в своей интимной жизни.

Женщинам, с которыми он расставался, не приходилось сетовать на то, что он обделил их своими щедротами, а во многих случаях он старался устроить и будущее этих дам.

Представительницы ли полусвета или аристократки, они были не в силах удержать при себе князя, и, обретя свободу, он мчался во весь опор к неясным горизонтам, в поисках нового увлечения.

Резко сменив настроение, он воскликнул:

— Черт возьми, не для того, однако ж, заявился я в Париж, чтобы читать здесь проповеди! Хьюго, умоляю, предложи мне наконец что-нибудь выпить!

— Дружище, я кругом виноват! Я был настолько ошеломлен твоим внезапным появлением, что совершенно забыл о приличиях!

Сказав это, он поднялся и позвонил, и спустя несколько минут лакеи уже вносили в кабинет бутылку шампанского в серебряном ведерце и поднос, на котором рядом с фужерами красовались икра, pate de fois gras и прочие деликатесы.

Князь пригубил шампанское:

— Ты здесь совсем недурно устроился, но, если пожелаешь переехать ко мне, я буду безмерно рад.

— Неплохая мысль, — сказал лорд Марстон. — Я, однако, не хотел бы задеть чувства посла и его очаровательной супруги. Они были чрезвычайно милы со мной.

Граф Коули служил британским послом в Париже вот уже пятнадцать лет. Он обладал безукоризненными манерами, был добросовестен, благоразумен, но с представительством интересов Англии удачней кого бы то ни было справлялась его супруга.

Умея оказать изумительный прием гостям, обладая неиссякаемым остроумием, она пользовалась огромной популярностью у французов.

Лорд Марстон припомнил, какие розыгрыши она устраивала вместе с французским министром иностранных дел Дроменом де Люи.

— Когда графиня дала объявление о найме сиделки для своей беременной дочери, министр явился в дом получить это место, обвесив себя предварительно диванными подушками.

Князь расхохотался:

— Этот поступок вполне под стать нашим с тобой проказам, Хьюго.

— Я знал, что тебе он придется по душе. Но уж если ты вознамерился вести себя вызывающе, Иван, я бы скорее переехал в тот особняк на Елисейских полях.

— Да-да, конечно! Я строю планы относительно весьма необычных вечеринок.

Лорд Марстон воздел руки:

— Бога ради, Иван, я ведь прекрасно осведомлен о природе этих вечеринок, — моя репутация в Париже будет навек загублена!

— Вздор! — резко парировал князь. — Ты ведь не хуже моего знаешь, что я сумею вдохнуть в этот город новую жизнь!

Лорд Марстон подумал про себя, что это явное преуменьшение.

О вечеринках у князя судачил весь Париж — от королевского двора в Тюильри до самого затрапезного кафе на бульварах.

То были не просто буйные, необузданные зрелища — вечера эти превращались в захватывающие действа, и не получившие на них приглашение чувствовали себя до такой степени уязвленными, что стремились покинуть Париж, предпочитая делать вид, будто связаны обязательствами срочных визитов где-то в провинции, нежели угодить в положение обделенных.

Когда открылись двери и на пороге показался посол Англии, друзья были по-прежнему увлечены беседой.