Герхард Рот - Тихий океан

• Название: Тихий океан
• Автор: Герхард Рот
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-89091-442-2

Роман известного австрийского писателя Герхарда Рота «Тихий Океан» (1980) сочетает в себе черты идиллии, детектива и загадочной истории. Сельское уединение, безмятежные леса и долины, среди которых стремится затеряться герой, преуспевающий столичный врач, оставивший практику в городе, скрывают мрачные, зловещие тайны. В идиллической деревне царят жестокие нравы, а ее обитатели постепенно начинают напоминать герою жутковатых персонажей картин Брейгеля. Впрочем, так ли уж отличается от них сам герой, и что заставило его сбежать из столицы?..

---

— Она клюется, если близко подойти, так что лучше уж вы стойте там, где стоите, господин Ашер, — предупредил Хофмайстер. — Только когда проголодается, ведет себя прилично. Тогда она даже залетает в дом и требует, чтобы ее накормили. Поела — и снова садится на дрова или на садовый забор, а то еще улетит в виноградник, через улицу. Но дальше никогда не улетает. С тех пор как мы ее прикормили, даже и не пытается.

Потом в сенях подружки невесты рассказали, что она как раз надевает платье. При этом ее охватило такое волнение, что ей даже пришлось сесть. Хофмайстер улыбнулся Ашеру и пояснил, что обычно за невестой приезжает жених, но сын и его невеста и так уже давно живут вместе, а потом, на прошлой неделе уже зарегистрировали брак в мэрии, но праздник устраивают только после венчания в церкви.

— Так уж у нас принято, — заключил он.

Тут во двор как раз вошли музыканты в пальто и в шляпах, выстроились и заиграли. Трубы на неярком зимнем солнце отливали золотом. Кларнетист поставил между ног на землю черный футляр, из рукава пальто у него торчал кончик белого носового платка. Гости как по команде замолчали и поспешили к выходу. Из кухни появилась тетушка в черном, с картонной коробкой в руках, в которой лежали значки для гостей. Ашеру прикололи на лацкан пиджака бело-зеленый цветочек на тюлевой основе. Тетушка протиснулась к нему сквозь толпу и попросила пройти во двор. Ветер теребил у музыкантов поля шляп, иногда порыв ветра развевал полы пальто. Когда оркестр замолчал, гости снова зашумели, принялись пить вино, закусывая булочками, а дети — слизывать с пальцев сахарную пудру. Сразу после этого появились жених и невеста. Сначала Ашер увидел, как гости расступаются, а потом новобрачные остановились на верхней ступеньке, представ восхищенным взорам. В волосы невесты были вплетены белые ленты, платье на ней тоже было белое, до полу, в руке она держала букет гвоздик. Оркестр вновь заиграл, а гости молча, не двигаясь с мест, разглядывали молодую пару. Жених был не в штирийском костюме, а в обычном, бархатном, с серебристым бантом на шее, и потому казался чужеземцем. Тут Ашер заметил Цайнера и вдову. Вдова пришла пешком, а Цайнер со своим тестем остались в машине. Пройдя мимо припаркованных автомобилей, капот которых украшали садовые цветы, Ашер спросил Цайнера, не подвезет ли он его. Цайнер распахнул дверцу. Они подождали, пока оркестр доиграет, а приглашенные рассядутся в машины и проедут немного вперед. Последней в сопровождении отчима прошла к машине невеста, и Ашер заметил, что волосы у нее немного растрепались, а ленты начали распускаться.

Он не разделял всеобщей радости. Она казалась ему притворной, он и сам не знал, почему. Ему чудилось, будто присутствующие обманывают друг друга и сами готовы обмануться. Однако он не до конца доверял собственным ощущениям. Может быть, им и в самом деле нравилось праздновать по строгим правилам, может быть, особую прелесть этому собранию придавало именно то, что и хозяева, и гости твердо знали, что будет дальше, и никогда не ошибались. Возможно, сама устойчивость старинного обряда вселяла в них уверенность. Увидев, что свадьба детей празднуется так же, как когда-то их собственная, родители успокаивались. На какое-то время все оставалось неизменным, а поскольку будущее внушало родителям тревогу, им казалось, что, по крайней мере, пока у детей все хорошо. А еще такая свадьба означает, что дети разделяют ценности родителей, подумал Ашер. Вино ударило ему в голову. Их машина замыкала кортеж. Крестьяне высыпали на крыльцо своих домов и, молча, с любопытством, провожали глазами свадебный поезд. Ашер многих знал в лицо, но сейчас его словно отделяла от них неведомая стена. Цайнер и другие гости тоже не здоровались с зеваками. Перед следующим отрезком дороги, который шел в гору, их остановили.

— Они улицу перекрыли, не хотят нас дальше пускать, — пояснил Цайнер.

— Свидетель должен заплатить, а то и вправду не пропустят, — добавил тесть.

— Обычно на дороге разыгрывают маленькие сценки: то в хоккей начнут играть прямо на асфальте, то стенку строить, то машину ремонтировать, то служить обедню. И само собой, пьют вино, как же без этого. Приглашенным нравится, а мне как-то все равно.

Тесть согласился. Гости вышли из машин и, теснясь, направились смотреть, что случилось, Ашер расслышал, как они хохочут. Машина с оркестром тоже остановилась, музыканты выбрались со своими инструментами и снова заиграли.

Возле церкви уже поджидали гости: одни — окружив невесту, другие — столпившись вокруг жениха. Жених надел черное пальто, невеста мерзла.

Оркестр, взобравшись по ступенькам, наяривал теперь у дома священника, но сам священник не показывался. Ашер стоял рядом с Цайнером у «церковного» трактира. Какое-то время музыканты еще играли, но потом замерзли и начали переминаться с ноги на ногу. Наконец, появился священник. Он ожидал, что свадебный кортеж прибудет позже, как это обычно бывает, пояснил он. Он вернулся в дом и послал кухарку за причетниками, органистом и хором. Потом он пригласил Хофмайстера занять место в церкви. Но сначала молодая пара должна подписать бумаги у него в кабинете, напомнил священник.

— Можем идти в церковь! — громко крикнул Хофмайстер.

Гости молча ждали, пока органист и причетники, уже подходившие к воротам, не займут свои места в церкви. Только когда двери открыли и из церкви донеслись звуки органа, они расселись на скамьях. Ашер не сразу узнал органиста — это был мясник, которого он видел у вдовы.

Стоя у церкви и заглядывая в окно, он увидел, как священник надевает белоснежную свадебную сутану. Однако не успел он выйти из дома, как Ашер уже отправился в «церковный» трактир. В уголке батрак с каким-то толстяком играли в карты. У толстяка были жидкие волосы, большая голова, сильные руки, и одет он был по-городскому. Ашер обрадовался, увидев батрака, и спросил, нельзя ли подсесть к ним за столик.

— Почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил батрак, не отвлекаясь от карт.

Ашер заметил, что на груди у него приколот большой, черный значок Товарищества.

С толстяком они были, по-видимому, старые знакомые. Сыграв кон, они бросили карты на стол, и незнакомец заявил, что в душе он по-прежнему остается национал-социалистом. Единственный, кто хоть что-то сделал для крестьян, — это Гитлер, продолжал он.

— Кто ввел детские пособия? Кто, еще до войны, освободил нас от долгов, когда мы уже отчаялись? — повторял он.

Когда Ашер попытался ему возразить, он грубо его перебил:

— Я за диктатуру.

Батрак его поддержал.

— Послушайте, — сказал он, придвинувшись ближе, — я до войны служил в штурмовом отряде, я знаю, что говорю!

Ашер хотел было сказать ему, что обсуждать с ним это бессмысленно, но толстяк не дал ему вставить ни слова. Кроме того, Ашера раздражало, что батрак во всеуслышание поддерживал толстяка. Стоило толстяку произнести фразу, как батрак поддакивал: «Само собой!» В конце концов, Ашер встал и пересел за другой столик, и толстяку пришлось оставить его в покое. Тем не менее, он несколько раз выкрикнул «Я знаю, что говорю!», обращаясь к Ашеру. Ашер привык к подобным сценам. Однако он не понимал, почему батрак во всем соглашается с толстяком. Объяснить это он мог только тем, что батрак больше не находит места в жизни и жаждет ясных инструкций. Возможно, он хотел однозначно увериться в том, что правильно, а что нет. При диктатуре он точно знал, что от него требуется, а значит, мог вести себя, как надо, и предаваться иллюзии, что от него есть какой-никакой прок. В сущности, он, вероятно, хотел все делать правильно, а еще хотел, чтобы за это его вознаграждали. Если к нему относились равнодушно, выходит, не признавали его заслуг. Его воспитывали для подчинения, его приучали к подчинению, и теперь, на склоне лет, подчинения ему очень не хватало. Может быть, прежде он воспринимал подчинение как незыблемую основу мира, часть мироздания, и потому теперь не осознавал, а только смутно догадывался, что же с ним произошло. Может быть, он и чувствовал, что жизнь прошла впустую, но не хотел себе в этом признаваться, зачем он тогда вообще жил? Только для того, чтобы, во всем поддерживая власть, самому получать поддержку, прислуживаясь, рассчитывать на маленькие льготы и привилегии. Чем дольше Ашер об этом размышлял, тем более осознавал, что́ означало для батрака признание.

Гости вышли из церкви и выстроились во дворе трактира. Трактирщик заранее расставил там ряды столов, скамеек и стульев. Ашер смотрел, как стар и млад стали взбираться на столы, а родня уселась на стулья. Трактирщик установил перед группой камеру на штативе и принялся командовать, давая указания. Ашер, все время наблюдавший за этой сценой из окна, увидел, как последними строились у ног новобрачных музыканты. Каждый раз, когда трактирщик произносил «Внимание! Снимаю!», раздавался взрыв хохота, но потом наступала мертвая тишина. Однако гости пока не пошли в трактир, а разъехались по близлежащим ресторанчикам выпить. Батрак и толстяк, с которым он играл в карты, тоже исчезли.