Герхард Рот - Тихий океан

• Название: Тихий океан
• Автор: Герхард Рот
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-89091-442-2

Роман известного австрийского писателя Герхарда Рота «Тихий Океан» (1980) сочетает в себе черты идиллии, детектива и загадочной истории. Сельское уединение, безмятежные леса и долины, среди которых стремится затеряться герой, преуспевающий столичный врач, оставивший практику в городе, скрывают мрачные, зловещие тайны. В идиллической деревне царят жестокие нравы, а ее обитатели постепенно начинают напоминать герою жутковатых персонажей картин Брейгеля. Впрочем, так ли уж отличается от них сам герой, и что заставило его сбежать из столицы?..

---

— А, вот и вы, — сказал Цайнер, открывая изнутри дверцу. — Показал он вам коллекцию препаратов? Нет?

— Вы приехали, как раз когда он собирался ее мне показывать.

— Если хотите посмотреть, можете остаться, я за вами позже заеду.

Однако он не повернул назад, как предложил, а поехал дальше. К тому же, возвращаться к гробовщику Ашеру не хотелось.

Они ехали между широкими, заснеженными равнинами, над которыми возвышались волнообразные черные холмики земли. Кое-где Ашеру попадались на глаза кукурузные поля, большие и поменьше, с охристой, загрубевшей стерней, вымоченной снегом и исхлестанной ветром, или темные бурые луга. Возле трактира стоял трактор с прицепом для перевозки животных.

Двери в залы были заперты, в кухне возле печки над большими блестящими кастрюлями хлопотала женщина в черном. Цайнер уселся за стол, заказал пива и спросил, когда придет цирюльник.

— С минуты на минуту, — ответила кухарка, презрительно взглянув на Ашера. — Вы второй будете, перед вами занимал полковник.

Полковник был стройный, седовласый человек, обслуживавший молодых людей за столиками. На вид он был еще молод и щеголял в пиджаке в черную и красную клетку.

— Он раньше служил в жандармерии, теперь в отставке, — пояснил Цайнер. — Хозяйке родня.

В углу стоял встроенный кухонный шкаф-стенка, на ней старенький телевизор, а из окна открывался вид на косогор, почти скрывавший дорогу. Ашер прислушался к разговору парней за соседним столиком. Один из них полгода проработал на бетонном заводе в Граце, но недавно его уволили. Другой сначала подвизался сантехником в Тироле и Форарльберге, но несколько лет тому назад вернулся и пошел работать на птицефабрику в Пёльфинг-Брунне. Ему уже полгода не выплачивают отпускные. А еще хозяин по настоянию отдела здравоохранения устроил на фабрике душевые, но автобус по окончании рабочего дня тех, кто хочет помыться, не ждет. Поэтому душем никто и не пользуется.

— Моя сестра, — продолжал он, — проходит практику в гостинице во Фрауентале — учится гостиничному бизнесу. Каждую неделю перерабатывает. Но сверхурочные ей не оплачивают, не говоря уже о том, что сверхурочно ей еще не положено работать по возрасту. Как-то раз она не выдержала, позвонила в профсоюз, а там спрашивают, состоит она в профсоюзе или нет. А как она может вступить в профсоюз, если хозяин не разрешает? Вот ей и сказали, ничего, мол, не можем для вас сделать.

— Они с нами что хотят, то и делают, — сказал светловолосый человек лет тридцати.

На нем была серая кепка военного образца без знаков отличия.

— У нас тут нет крупных предприятий, и если кто не понравится, — сразу за дверь, ведь нанять другого не трудно.

Он работал каменщиком в Гассельсдорфе, потом сломал на стройке ключицу. Вышел после больничного, а его больше не берут: за это время на его место взяли другого. Теперь он работает на лесопильне, ему и там неплохо. Профсоюзы есть только на крупных заводах и фабриках, где можно хоть как-то затеряться.

— Там, где каждого знают в лицо, лучше не высовываться, — подытожил он.

Однажды, он тогда работал на бойне (они каждый день забивали по тридцать-сорок быков и ночью отправляли туши в Италию), один подмастерье через какого-то своего влиятельного знакомого натравил на хозяина инспектора — то ли из профсоюза, то ли из Рабочей палаты[11], и тот приехал на бойню с проверкой. Сначала рабочих опрашивали по одиночке. Большинство заверили, что в целом все нормально, только двое или трое указали на нарушения. Тогда инспектор устроил очную ставку, и рабочие взяли свои показания назад и в присутствии инспектора попросили у хозяина извинения. Но инспектор все-таки сумел уличить мясника в злоупотреблениях, за которые ему пришлось уплатить пять тысяч шиллингов штрафа. При первой же возможности он уволил тех, кто свидетельствовал против него. С тех пор он и грозит рабочим, — чуть что не по нему, — он-де пожалуется в профсоюз. Предприниматели, крикнул он, в принципе против того, чтобы в округе появлялись крупные заводы и фабрики, они же знают, что тогда они лишатся власти.

Цайнер тоже слушал парней, не вмешиваясь в разговор. В трактир вошел низенький человечек с жидкими, зачесанными назад волосами и с длинным носом. Он тотчас же вступил в беседу. Из его замечаний Ашер сделал вывод, что он в свободное время помогает холостить свиней. Он достал из портфеля какие-то вещи, пододвинул кресло и несколькими глотками осушил стакан пива. Он спросил у Ашера, не хочет ли и он подстричься. Под всеобщий смех Ашер отказался, и цирюльник спросил, кто первый. Парни вернулись к прерванному разговору, а цирюльник набросил отставному жандармскому полковнику на грудь красное покрывало с рисунком из белых цветов с черными стебельками. На вопрос Цайнера, откуда такое покрывало, он отвечал, что, мол, жена дала. Он достал из портфеля расческу, ножницы и машинку для стрижки, и подключил ее в розетку. Ашер тем временем заметил, что полковник скатал из бумажного платочка шарики и заткнул ими уши. Поэтому он не удивился, что цирюльник громко кричит, спрашивая, как ему угодно подстричься. Машинка громко зажужжала. Когда цирюльник засуетился вокруг полковника, Ашер обратил внимание, что он хромает. Он откинулся на спинку стула, отпил глоток пива и стал попеременно наблюдать то за цирюльником, то за парнями. Один из них, донеслось до Ашера, прошлой осенью работал в городе на стройке. На работу надо было являться в семь. Вот он и ездил каждый день на мопеде — пятьдесят километров туда и пятьдесят обратно. Вставал в пять утра, возвращался домой в семь вечера. Поздней осенью, пока ехал на мопеде, так замерзал, что начинал громко говорить сам с собой. К тому же то и дело останавливался и отхлебывал из термоса чаю со шнапсом. Вот его и ославили как алкоголика. Промучился он так три месяца и в одно прекрасное утро просто не смог заставить себя встать. Не мог оторвать голову от подушки, и все тут. А потом, ему не хотелось возвращаться на работу и врать, что, мол, болел. Поэтому он какое-то время сидел на пособии по безработице. Потом весной подрабатывал на укреплении берегов Заггау. Работка ничего себе, а самое главное — не надо далеко ездить. Ашер снова взглянул на полковника. Едва цирюльник заметил, что Ашер на них смотрит, как отпустил шуточку, да и полковник попытался пошутить ему в тон. Сидя под красным покрывалом, он казался Ашеру осужденным преступником. Волосы у него были негустые, посеребренные сединой. С улицы вбежал мальчик и спросил эскимо на палочке. В дверную щель Ашер увидел, что мальчик прислонил к перилам дамский велосипед. Не снимая покрывала, полковник встал, стряхнул с плеч остриженные волосы и пошел искать в холодильнике эскимо, после чего снова уселся на стул в передней, а Ашер стал смотреть, как за окном мальчик с трудом поднял велосипед и попробовал ехать, одной рукой сжимая руль, а в другой держа эскимо. Однако ему все время приходилось отталкиваться одной ногой от земли, в конце концов ему это надоело, и он просто повел велосипед. Хозяйка, которая незадолго до этого вышла из комнаты, вернулась с корзиной дров и поставила ее у печки.

— Щас я тебе горло перережу! — крикнул цирюльник полковнику, потянулся, держа ножницы и расческу у живота, и стал подстригать клиенту брови.

— А вот я наоборот, здесь работу нашел. Внизу-то, в долине, меня никто не брал, кто ж наймет судимого, — сказал коренастый человек со сломанным носом, в шерстяной шапке. — Сплю я над свинарником, топить в комнате нельзя, но меня кормят, вот я и помогаю фермеру кормить скотину и подсобляю во время сева и жатвы. Если захочу, могу еще где-нибудь в окрестностях какую-нибудь работенку приискать, чем плохо?

— А где ваши кошки? — тем временем спросил Цайнер у хозяйки трактира.

— Всех перестреляли, — ответила она.

— Охотники всех перестреляли, — повторил жандармский полковник.

Цирюльник как раз закончил его стричь, и он встал.

— Еще весной у нас было семь кошек, а сейчас ни одной. У цирюльника на прошлой неделе застрелили собаку.

— Что делать, таковы предписания, — перебил его Цайнер, усаживаясь на «парикмахерский» стул. — Держите собак на цепи, и все.

Цирюльник достал бритву и сбрил ему волосы за ухом. Производя эту манипуляцию, он высунул кончик языка и прищурился.

— А почему же тогда у охотников не застрелили ни одной собаки?

Он быстро взглянул на Ашера и снова вернулся к работе.

— Я тут ни при чем, — ответил Цайнер.

— Понятно.

Цирюльник отер бритву о штаны, достал ремень, зацепил его за ручку окна и принялся быстрыми движениями точить бритву. При этом он снова взглянул на Ашера, и Ашер ему улыбнулся.

На сей раз улыбнулся и цирюльник, снова склонился к Цайнеру и стал подбривать ему волосы за другим ухом.

— А кому мне сообщать о случаях бешенства? Не то чтобы я собирался, но вдруг, так, на всякий пожарный…