Войцех Жукровский - На троне в Блабоне

• Название: На троне в Блабоне
• Автор: Войцех Жукровский
• Издательство: Радуга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002369-6

В сборник сказочно-фантастических произведений известного польского писателя Войцеха Жукровского (род. в 1916 г.) вошла философская сказка «На троне в Блабоне»; в ней мудро и остроумно поставлены многосложные проблемы нашего бытия: борьба добра и зла, власть и справедливость, ответственность художника за свое творчество, старшего поколения — за юную смену и т. п.

Дополняют сборник рассказы фантастического характера.

---

Вот бы поторопить события, раз уж предвижу их ход в целом. Но что можно сделать в тюрьме? Запертый в камере, я обречен выслушивать Директоровы речи, адресованные скорее народу, чем одному слушателю, к тому же упрямому и трудновоспитуемому. Пока я обдумывал, как бы связаться с Хитраской, работавшей в секретариате Директора двумя этажами выше, караульный, бывший канонир, передал мне красивое яблоко от славного артиллериста.

— Только осторожно, почтенный пан, — предостерег он, — в середке может оказаться начинка…

— Не страшен червячок, — пошучивал я, — мясца нам дают малость, можно и такую начинку съесть…

Я беззаботно болтал; Директор наблюдал за мной внимательно и злобно. Я откусил огромный кусок, так что сок потек по подбородку, и едва не подавился. В яблоке оказалась палочка, которую пришлось долго держать во рту, пока не удалось украдкой выплюнуть в руку. Разломил и достал туго свернутую бумажку. Наконец-то вести из столицы — вожделенная записка.

Бухло не мог написать своей граблей, так ровненько нанизывала буковки только Виолинка. В слабом свете керосиновой лампы я прочитал все письмо слово за словом, а полоска была длинная.

„Дорогой наш летописец! Сегодня утром выяснилось, что сам председатель банка Блабоны, небезызвестный нам цыган Волдырь, несколько дней назад уехавший через главные ворота в королевской карете шестериком, чтобы выбить в Тютюрлистане заем для Блаблации, подвергся нападению в лесах на реке Кошмарке и был ограблен разбойниками. Только все это неправда, потому что разбойники давно уже остепенились, им и в голову не приходит шляться ночами по лесу, спать у костра да из бороды клещей вылавливать. Деньги для них тоже не диво, ведь и они сделались банкирами в Тулебе. Ограбление — еще один обман цыгана Волдыря! Захватил весь заем и засел в лесах. Господин председатель Волдырь, правая рука Директора, и его тоже надул, забрав все золото. Директор обобрал жадных мещан, обменивающих талеры на лотерейные билеты, он ведь обещал всем, что выигрыш — Корона, а кто ее выиграет, поцарствует себе вволю. Как только получилось это известие, людишки бросились отбирать свои деньги обратно. Чиновники, кассиры не хотели выплачивать гроши, потому что даже кожаные кружки с вытисненным кукишем через час тоже кончились. А толпа напирала. Перевернули столы, а все счеты разбили об головы счетоводов. Самые храбрые, вооруженные тесаками и пистолями, с факелами ворвались в подземную казну. Произошла жестокая схватка с кровожадными блохами, коим якобы доверили сторожить мешки с золотом. У нас многие весьма ощутимо покусаны. Часть тварей удалось забить, однако несколько десятков сорвались с цепи, выскочили на площадь и вызвали панику. Люди забаррикадировались в домах. И только алебардщики сомкнутым строем вытеснили огромных блох за городские ворота. Благо начнется зима, повымерзают на морозе, а то их все боятся, даже бульдоги трясутся. А казну словно корова языком слизнула: вдоль стен открытые сундуки, дряблые кожаные мешки в углах валяются, пустота, так что в ушах звенит! Цыган Волдырь увез все блаблацкие талеры! Улицы гремели демонстрациями! Люди ограблены, хуже того, они чувствуют себя облапошенными, ищут виновных, интересуются, кто Волдыря председателем банка назначил, в кресло посадил. Ох, нашли бы виновника — без долгих слов болташку! Сначала приступили к банщикам, потому что они, когда орали за правительство Чистых Рук, указали на цыгана — он был в безупречно белых перчатках, во фраке и в цилиндре. В этом костюме он выступал в цирке укротителем диких тварей, даже блохи его боялись, был храбрый, вызывал доверие. После доискались: за него сам Директор поручился и они встречались по ночам. Всю затею с лотереей придумал Директор, а исполнение поручил цыгану. Директора ищут, толпа рвется еще разок заполучить его в свои руки, тогда не ушел бы от возмездия, не миновать бы ему болташки! Не знают только, куда он скрылся. Говорят, попросил убежища в Тютюрлистане.

Вот и все новости, до скорого освобождения! И какие еще напасти предусмотрел для нас наш хронист? Смилуйтесь! Будьте добрее к бедным блаблакам!“

Далее следовали подписи: „Бухло“ и мощная клякса, будто взрыв гранаты; неразборчивое „Мяу“ и царапина кошачьим когтем, отпечаток мышиной лапки и зигзаг, нарисованный хвостом — об него, верно, вытер лапку; а в конце „Виолинка“ — выписано каллиграфически, так что меня слеза прошибла от волнения.

— И что было в яблоке? — допытывался Директор. — Что это вы потихоньку рассматривали?

— Да ничего. Червяк.

— Такой длинный? Оказывается, в яблоках тоже встречаются солитеры? Покажите его мне!

— И охота вам такую гадость на сон грядущий рассматривать? На прогулке я слышал, стражники между собой судачили, горожане, мол, рады бы Директору болташку учинить, потому что Волдырь, Директоров протеже, обобрал казну и сбежал за границу…

— Какого опять директора ищут?

— А вас, глубокоуважаемый праведник!

— Хотят повесить? Да за что же? — забеспокоился он всерьез, ведь речь шла о собственной шкуре.

— Да за шею, как обычно. — Я выразительно провел пальцем вокруг шеи. — Ненадолго. На четверть часика, а после снимут. И в парк мертвеньких.

— Какая жестокость. — Он потер горло, будто уже чувствовал удавку. — А что это даст? Талеры все равно не вернуть.

— Ясно, не вернуть. Зато малость утешатся — покарали виновного. Небось не один раз на ваших глазах ликовали на площади, рукоплесканиям конца не было, ежели учесть, сколько палач или обычный вешала зарабатывал продажей кусков веревки, — ведь петля приносит счастье! А в счастье многие нуждаются, золота на лотерейный билет не пожалели… Выпади им Корона, возместили бы себе все убытки, приоделись за все времена, уж сумели бы выжать золото из подданных.

— Да, святая правда, — ворчал он подавленно. — Нет в них жалости. К счастью, мы в камере. Уже отбываем наказание. А дважды за одно и то же нельзя наказывать.

— А меня даже не допрашивали, не возбудили дела, что уж тут говорить о наказании… По случайности засадили нас вместе.

— Нет, это не случайность, — возразил он горячо. — Я просил об этом. Обещал повлиять на вас, на ваше перо. Летопись… Ведь каждая страница могла бы свидетельствовать в нашу пользу, оценивать должным образом заслуги, восхвалять великодушие правящих. Если бы вы меня послушались… Еще не все потеряно. Переубеди я вас, и мы выйдем отсюда живы-здоровы, двери сами перед нами откроются.

— Полно, их прежде народ взломает! И мы оба выйдем на волю, а после каждый в свою сторону. Посмотрим, какую судьбу готовит нам небо руками людей!

Он помолчал. Подставил мне свою ладонь.

— Ну, начертан здесь близкий конец? Да посмотрите же сами!

Он надеялся, коли уж я пишу, то и тайными знаниями владею, и ожидал утешения. Я бормотал себе под нос, как бы размышляя:

— Не вижу ни петли, ни виселицы. Пожалуй, снова повышение.

— Так я и знал.

Вздохнул глубоко. Принял мои слова как оправдательный приговор. Я тихонько усмехнулся. Не ведал еще, что мои предсказания исполнятся.

— Спокойной ночи.

— Еще один день миновал, — потянулся он, зевая бессовестно во весь рот. — Ночью нас не побеспокоят.

Весьма скоро оказалось, что он ошибался.

За оконной решеткой, вделанной под самым потолком, молоденький изогнутый месяц блестел кошачьим когтем. Меня обуревала тоска. Побродить бы по аллеям парка, где звезды расселись по раскидистым мощным ветвям старых дубов. Плакучие ясени, верно, похожи на ледовые беседки из прозрачных кружев. С чистого, безоблачного неба изредка плавно опускаются снежинки, и все разные. Я погружался в сон.

Разбудили нас далекий гул и треск выстрелов. Крики доносились со всех сторон, нарастали волнами. Я приподнялся на локте. Директор тоже прислушался.

— И в самом деле началось, — пробормотал он неуверенно. — На всякий случай надо одеться, неизвестно, кто идет — враги или друзья.

Громко звеня ключами, по коридору пробежал профос, я узнал его хромающий шаг, потом что-то звякнуло. Неужели бросил ключи, чтобы не мешали бежать? Я пытался по голосам заключить, что происходит.

Хор голосов начал звучать ритмично, скандировали какой-то лозунг, мы еще не разбирали слов. Я подставлял слова, отгадывал: „Прочь чистюль!“, а толпа единодушно подтверждала мощным „Про-о-очь!“. Возможно, кричали другое, например: „Гнать директора! Бей бульдогов!“ Или: „Замок — народу!“, „Слава блаблакам!“. Отдельные слова трудно разобрать, но громовые перекаты криков свидетельствовали о том, что вся Блабона пришла в движение.

На замковом дворе раздался лай команд. С ритмичным топотом прошли отряды алебардщиков. За ними отряды, вооруженные пистолями, особенно удобными в уличных столкновениях — в расширенные воронкой дула можно было всыпать все, что оказалось под рукой, от свинцовой пули до горсти каштанов или желудей. Таких пуль во дворе замка, при строгой экономии, хватило бы надолго, ведь вход в замковый парк был запрещен. Я сам видел во время прогулок под стражей, как солдаты собирали каштаны и запихивали их в патронташи, прикрепленные у пояса.