Тихон Семушкин - Чукотка

• Название: Чукотка
• Автор: Тихон Семушкин
• Жанр: История

---

- Татьяна Николаевна, откройте меховой занавес. Впустите сюда струю чистого воздуха.

Покопавшись в чемоданчике, он неуклюже подполз к больному. Он сел рядом со стариком и взял его руку, определяя пульс.

- Упадок сердечной деятельности. Надо впрыскивание сделать.

Солнце поднялось высоко. Лучи его нагревали темные шатры яранг. Глупые щенки бегали по стойбищу и отнимали друг у друга кусочек оленьей шкуры. Они резвились, отворачиваясь от ослепительного солнца.

Вокруг яранги - огромная толпа. Она закрыла собой нарту, на которой заботливо уложен старик Тнаыргын. По небу тянутся прозрачные перистые облака. Они плывут в том направлении, куда сейчас тронется нарта с больным стариком, стариком, который летал поверху.

И только один шаман стоит вдали, около своей яранги, косо посматривая на толпу, не решаясь подойти к ней. Он бессилен, и от злобы перекосился его рот...

* * *

Палата блестит белизной. Сколько здесь взмахов сделал доктор малярной кистью! Но зато как приятно ему самому войти сюда!

Через большое окно солнце бросает столько света, хоть дымчатые очки надевай. А воздуху не меньше, чем в тундре.

На чистой кровати лежит Тнаыргын. Он смотрит на будильник и прислушивается к тиканью его. Старик улыбается и думает:

"Тоже как живой. А если что-нибудь отвинтить у него, то перестанет жить. Наверно, и у него сердце есть, железное сердце".

Открывается дверь, в нее просовывается голова. Человек улыбается во всю ширину рта, кивает головой.

Тнаыргын вытащил руку из-под одеяла и поманил пальцами:

- Иди, иди, Ктуге, сюда. А то я лежу здесь один и думаю: может, я умер? Может, началась моя другая жизнь?

Дверь открывается шире, и Ктуге, стуча деревянными костылями, переступает единственной ногой. Он опускается на табуретку, костыль поднимает кверху и говорит:

- Вот видишь, Тнаыргын, какая нога? Не нога, а весло. Обтянуть вот здесь брезентом - будет похожа на весло, - и он невесело засмеялся.

- Что поделаешь! Вот если бы он тебе голову разломал, голову из дерева не сделаешь, и сердца из дерева не сделаешь.

- Доктор говорил, что если бы не отрезать ногу, то я умер бы.

- Пожалуй, правильно он сказал. Я много знал людей, которые умирали от ран.

- Потом мне доктор сказал, что когда он поедет на Большую Землю, возьмет меня с собой и там мне сделают из кожи почти настоящую ногу. На нее можно будет надевать торбаза и штаны. Она будет сгибаться и ходить.

- Ко-о! Не знаю... - уклонился Тнаыргын от выражения своего мнения по этому вопросу.

- Тнаыргын, он, этот русский доктор, наверно, много знает. Он по-настоящему спасает от смерти. Как ты думаешь?

- Я думаю - это правда!

В палату вошел Модест Леонидович.

- Ну как, Ктуге, прыгаешь? - добродушно усмехнувшись, спросил он.

- Хорошо прыгает он, - ответил за него Тнаыргын.

- А мы как себя чувствуем, старик? Руку!

Модест Леонидович смотрел в сторону и щупал пульс старика. Тнаыргын уставился в лицо доктора, не сводя с него глаз.

- Да, - сказал доктор, - а сердце пошаливает. Старое сердце, оно всегда похуже молодого, верно?..

- И олень старый побежит-побежит немного и язык высунет. Скорей тогда надо его колоть, а то пропадет, - сказал старик.

- Ну ничего, Тнаыргын, мы еще поживем!

- Нет, наверно, я не поживу. Смерть хочет захватить мое сердце себе.

Старик замолчал. Задумавшись, он глядел в потолок.

- Доктор, - сказал он, - если умру я, не надо меня бросать в тундру. Я не хочу. Не надо, чтобы мои глаза клевали птицы. Не надо, чтобы звери грызли мое тело. Я хочу умереть по-новому. По-старому мне нельзя. Потому что от многих старых законов я отказался. Я сдружился с русскими. Я стал ходить по новой жизни. И, пожалуй, умирать по-старому все равно мне будет без пользы. Я много-много думал. А теперь говорю: пусть я умру по-новому.

Доктор со вниманием выслушал старика.

- Тнаыргын, ты помнишь, как несколько лет назад умер у меня один охотник, Вальхиргын? Я хотел его похоронить в земле, но приехали родные и сказали: нельзя. Они забрали его и бросили в камнях, среди гор. Они не послушались меня. Потом собаки притащили к нашему дому его руку. Это нехорошо. И теперь ты вот говоришь, что хочешь по-новому умереть, а ведь в случае твоей смерти опять приедут ваши люди и увезут тебя. Силой ведь я не смогу... Силой мы ничего не делаем.

- Нет, не увезут. Я сказал председателю Аттувге. И люди все знают об этом. Вот и Ктуге слышит наш разговор. Когда умру, я хочу, чтобы меня положили в ящик и крепко забили гвоздями.

- Нет, нет, Тнаыргын, мы еще поживем!

- Ко-о! Наверно, не поживу. А жить охота. И что такое? Никогда я не боялся смерти. Теперь боюсь, - почти шепотом проговорил старик.

Старик Тнаыргын действительно был плох, сердце работало с большими перебоями. И на следующую ночь он тихо скончался.

За свою многолетнюю медицинскую практику доктор Модест Леонидович не в первый раз видел смерть. Он по-разному относился к ней. Бывало, что слишком тяжело переносил смерть человека, которого хотел спасти. Иногда же рассматривал смерть как нечто неизбежное. Он отлично знал все свойства изношенного организма старого человека и говорил: "Мы бессильны помочь".

Модесту Леонидовичу было ясно, что дни старика Тнаыргына - считанные дни. Никакое медицинское вмешательство не могло предотвратить конца. Ну и что же? Естественный ход событий. Но странное дело: смерть этого чукотского старика взволновала его.

Доктор вошел в палату, где лежал покойник, и остановился около койки. Он снял простыню и посмотрел на лицо Тнаыргына. Оно оставалось таким же серьезно-строгим, каким было всегда при жизни, и лишь глубже ввалились глаза. Седые волосы сливались с белизной наволочки.

Доктор вспомнил завещание старика: "Я хочу умереть по-новому".

- Ну что же, старик, - сказал покойнику Модест Леонидович, - мы похороним тебя по-новому. Мы сохраним о тебе хорошую память. Ты был неграмотным человеком, и тем значительней твое стремление к новому.

Странным казался разговор живого с мертвым.

В палату молча на цыпочках входили ученики. Печаль и страх были на их лицах. Около койки они образовали круг. Доктор повернулся к ученикам и сказал:

- Умер хороший старик.

И, словно оправдываясь перед учениками, добавил:

- Я все предпринял, чтобы продлить его жизнь. Но, видно, мы еще бессильны бороться со старостью.

К вечеру спустился туман. Он закрыл собою горы, залив. В гуще влаги потонуло солнце.

Впервые на Чукотке шла большая похоронная процессия.

Гроб посменно несли на руках учителя, ученики, колхозники чукчи.

- Смотри, они не пожалели для него даже досок, - тихо сказал какой-то парень. - Чтобы сделать такой ящик, нужно много досок.

- А доктор сам покрасил этот ящик, - шепотом добавил Чими.

Могила была уже готова. На мерзлых глыбах сидели усталые Николай Павлович, завхоз Чими и Ульвургын. Им много пришлось потрудиться, разбивая кайлом вечную мерзлоту.

Когда процессия подошла сюда, гроб не сразу опустили в могилу.

К изголовью подошла Татьяна Николаевна.

- Тнаыргын умер, - сказала она. - Он больше не придет к нам в школу. В ту школу, которую он помог нам создать. Это было очень важное дело. Школа сблизила, сдружила русский и чукотский народ. Недоверие, которое было у вас к русским, рассеялось, как туман. Вместо этого пришло братское доверие друг к другу. Тнаыргын давно понял, что мы друзья. Он, наперекор шаманам, которые твердили народу, что русские запрут ваших детей в деревянные дома и увезут их, наперекор всему этому сказал: "Пусть наши дети поедут в школу". И мы, учителя, и вы, ученики, теперь уже по-настоящему можем все это оценить. Скажем же Тнаыргыну: "Вечная память тебе, старик со светлым умом и широким сердцем".

Туман сгущался. Люди стояли с обнаженными головами. Люди ловили слова русской девушки, которая была их другом.

Гроб опустили в могилу, засыпали и на холмике поставили столбик с пятиконечной звездой.

Таграй прибил к столбику медную дощечку. На ней он выгравировал четкими русскими буквами: "Тнаыргын".

ВЫПУСКНОЙ ЭКЗАМЕН

Ясный, солнечный день. На улице тишина, пустынно. Редко-редко встретишь ученика. Как будто их и нет. Малыши уже разъехались по домам. Старшеклассники готовятся к экзаменам. Они с волнением переживают самую ответственную пору школьной жизни. Все сидят за книгами, с карандашами и тетрадями.

Около больницы доктор строит солярий. Он ходит в одном халате: так тепло. Он командует, где и как нужно поставить кровати. Доктор решил использовать благотворные лучи солнца.

Педагогический персонал в приподнятом настроении беседует в учительской о проведенном учебном годе, о предстоящих экзаменах. Что-то принесет им проверка знаний? Хорошо ли поработали учителя в этом отдаленном краю?

- Я уверен, что экзамены пройдут хорошо, - говорит директор, раскуривая папироску.

- Собственно говоря, нет никаких оснований предполагать иное, соглашается учительница литературы. - Вы знаете, товарищи, я с огромным удовлетворением и радостью буду вспоминать годы своей работы в этой школе. Я считаю, что отношение наших учеников к учителю, к занятиям - идеальное. Меня поражает их предупредительность и такой серьезный подход к делу. Ведь в школе не было случая, чтобы кто-то из ребят хоть чем-нибудь обидел учителя. И поэтому хотелось еще лучше работать, хотелось передать им все свои знания. Они подкупают своим отношением. Порой я задумываюсь над вопросами воспитания. Как могли эти, с нашей точки зрения, некультурные люди так замечательно воспитать своих детей? Это парадокс!