С. Папков - Сталинский террор в Сибири. 1928-1941

• Название: Сталинский террор в Сибири. 1928-1941
• Автор: С. Папков
• Издательство: Издательство Сибирского отделения Российской Академии Наук
• Жанр: История
• Год: 1997

Настоящее издание представляет собой исследование характера и основных этапов репрессивной сталинской политики в условиях Сибири. Предпринята попытка восстановить обобщенную картину карательных действий большевистского режима в отношении различных групп населения и оппозиционных сил; исследуется процесс формирования системы ГУЛАга. Специальные разделы монографии посвящены анализу развития террора в Сибири в 1937–1940 гг.

Рецензенты: докт. ист. наук В.И. Исаев, докт. ист. наук И.С. Кузнецов.

---

Но кроме того за тот же период подверглось аресту еще 1010 «вредителей» по менее значительным хозяйственным «делам».

В результате систематических облав, организуемых Заковским и его людьми, многие квалифицированные кадры разбегались, не дожидаясь ареста. Работа в некоторых учреждениях и производственных участках замерла из-за того, что специалистов-управленцев не осталось ни одного. И только тогда местное партийное руководство забило тревогу.

В одной из телеграмм, посланных в ЦК ВКП(б) в конце 1930 года Эйхе и начальником «Цветметзолото» А. Серебровским, рисовалась горькая картина:

«Положение со специалистами, особенно после обнаружения нового вредительства в золотодобыче, катастрофическое. Не [с] кем работать. Хуже всего на приисках. Также слабо с крупными хозяйственниками…»{142}.

Аналогичной была ситуация и в сельском хозяйстве. В крайком партии с мест иногда поступали обращения в такой форме:

«В совхозе № 58 ослепло 400 дойных коров. Местные специалисты с данным массовым заболеванием бороться некомпетентны. Срочно шлите опытных специалистов-кулаков»{143}.

Но специалисты сидели в лагерях и подвалах Заковского и Зирниса, выйти из которых было намного труднее, чем в них попасть. Тем не менее кое-кого действительно выпустили. Спустя полтора-два года после ареста получили освобождение некоторые «члены ТКП» — Марковский и Осипов; на производство и рудники возвратилась часть инженеров. Постепенно ОГПУ пристроило к делу и других «вредителей», содержавшихся в изоляции.

Конечно, Сталин и Политбюро могли легко расстрелять этих людей как «заговорщиков» или «вредителей», но, вероятно, не решались поступить именно так из-за того, что еще нуждались в их услугах. Такое поведение, как результат определенных колебаний, отчетливо проявлялось в течение всего 1931 года.

В Сибири, например, в марте 1931 года ОГПУ арестовало одного из самых видных представителей «исторической контрреволюции» — бывшего генерал-лейтенанта царской армии и главнокомандующего Уфимской Директории — В.Г. Болдырева. Василий Георгиевич был известным человеком. В свое время он получил полную амнистию и являлся очень полезным государственным служащим и научным работником советских учреждений в Сибири. Он издавал книги, консультировал большевистских чиновников по вопросам экономики, участвовал в создании Сибирской Советской Энциклопедии. Под арестом его держали до августа 1931, а затем вернули на место с совершенно необычным для ОГПУ признанием, что «обвинения во вредительской деятельности не подтвердились».

То же самое произошло и с арестованными научными работниками из Общества по изучению Сибири, а также с группой специалистов Сибирского геодезического управления{144}.

В 1932–1933 годах экономическое положение в стране было ужасным. Сталинская политика уничтожила само понятие о пропорциональном развитии народного хозяйства и приносила лишь неисчислимые социальные бедствия. В деревне на фоне всеобщего хаоса свирепствовали голод и нищета. Городское население влачило полуголодное пайковое существование, а в это время огромные средства вкладывались в строительство заводов-гигантов и железных дорог без всякой надежды на быстрое получение результатов.

Чем хуже шли хозяйственные дела у сталинцев, тем свирепее становились расправы со старой интеллигенцией и инженерно-техническими кадрами.

С апреля 1932 года основная роль в организации кровавых чисток в Сибири перешла от Заковского к новому полномочному представителю ОГПУ — Н.Н. Алексееву — подлинному головорезу, с именем которого связан один из самых драматических периодов террора в крае. Это была довольно любопытная персона в руководящем составе ОГПУ. До революции Алексеев сотрудничал с партией эсеров, а потом, вплоть до 1919 года — с ее левым крылом. Законченного образования он не имел — успел проучиться лишь полтора года на юридическом факультете Харьковского университета. Когда произошел октябрьский переворот, Алексеев, как левый эсер, оказался в составе Совнаркома в качестве заместителя наркома земледелия РСФСР. Вскоре однако эсеры были разгромлены, и Алексеев переметнулся к большевикам. С 1921 по 1925 год он выполнял какие-то «особые задания» Дзержинского во Франции и Англии, а затем его назначили в аппарат ОГПУ, в отдел информации.

Получив должность главного сталинского карателя в Западной Сибири, Алексеев сразу устроил погромную чистку в торгово-кооперативной и финансовой системе. Во второй половине 1932 года его агентура изъяла более 2200 человек — разного рода «вредителей» и «расхитителей социалистической собственности». Приговоры о расстреле выносились без всяких затруднений и особых формальностей: в Омске из 16-ти арестованных работников Госбанка было расстреляно 15; по «делу Союзтранса» в Новосибирске из 70-ти обвиняемых расстреляли 36 человек{145}.

В конце 1932 года оперативники Алексеева приступили к массовым арестам и фабрикованию беспрецедентных по своим масштабам, но с вполне реальными жертвами, «контрреволюционных дел».

Прежде всего вспомнили о тех, кого ранее по воле обстоятельств пришлось выпустить на свободу.

На одном узком партийном совещании в Новосибирске Алексеев заявлял:

«Известная часть специалистов оказывается недостаточно научена теми уроками, теми ударами, которые были в 30-ом и начале 31-го года. Кое-кто берется за старое. (…) Нами раскрыта контрреволюционная организация в системе Зернотреста…во главе этой организации стоял инженер Агинский, уже осужденный за контрреволюцию в 1930 году. Правда, в первый раз он не сознался, сейчас же сознался во всем…»{146}.

«Сознавались» и многие другие. Когда похватали тех, у кого имелись старые «грехи», принялись за аресты по новым спискам.

Сталин систематически подгонял периферийную номенклатуру. Он непрерывно раздувал масштабы «вредительства» и требовал увеличить темпы изъятий. В декабре 1932 года все секретари обкомов, крайкомов и представители ОГПУ получили из Политбюро материалы, составленные воротилами ОГПУ — Прокофьевым и Мироновым, в которых шла речь о разоблаченных «контрреволюционных организациях» в Ветеринарном управлении Наркомзема СССР и его исследовательских институтах, а ниже — о «заговоре» работников Трактороцентра.

Эти секретные меморандумы сопровождались сталинским пояснением:

«Посылается для сведения две записки т.т. Прокофьева и Миронова: а) о вредительстве в области животноводства, б) о вредительстве в системе Трактороцентра. Ввиду исключительного значения рассылаемых материалов, предлагается обратить на них серьезное внимание. Секретарь ЦК И. Сталин»{147}.

Последовали аресты специалистов многих отраслей сельского хозяйства. Хватали главным образом бывших офицеров, чиновников и просто беспартийных людей различных учреждений по всей Сибири. Очень скоро образовался громадный «заговор в сельском хозяйстве Западной Сибири» — филиал «всесоюзной организации» — из 2197 арестованных{148}. Главарями «заговора» оказались 5 управленцев: работники краевого земельного управления М.М. Холостов и И.У. Варакса, селекционер омской станции зернового хозяйства, профессор В.Р. Берг, агроном А.Ф. Брусницын и руководитель отдела Трактороцентра Е.Г. Мольс.

Как и их предшественники, эти «вредители» расплачивались за свои знания и научный опыт, противоречившие большевистским хозяйственным фантазиям. Одна из действительных причин их ареста заключалась в том, что в течение нескольких сезонов они пытались отстаивать выработанные методы агрономии, избегая разного рода прожектерства и безумных нововведений. Но своим сопротивлением сумели лишь вызвать злобную политическую реакцию. В официальных партийных кругах против специалистов-аграрников во главе с проф. В.Р. Бергом было выдвинуто обвинение в создании вредительской «теории средних сроков сева и мелкой пахоты»{149}.

В результате все сторонники этой «теории» оказались за решеткой. Омскую станцию зернового хозяйства, как главное «гнездо кондратьевско-чаяновской группы», разгромили вторично, вместе с проф. Бергом арестовали руководителей станции Д.Г. Бошкова, Г.Н. Дроздова и некоторых других.

284 «ячейки» в МТС, совхозах, колхозах и населенных пунктах числилось в ОГПУ в связи с «заговором в сельском хозяйстве». На краевом партийном совещании в июле 1933 года Алексеев докладывал об итогах истребления:

«Кроме организации, вскрытой в системе МТС, мы имели параллельные, соединенные с ней официальные группы, которые были раскрыты почти во всех наших животноводческих трестах. В совхозах мы также имели чрезвычайно большое количество подрывных ячеек. Всего по делу этой контрреволюционной сельскохозяйственной организации нами было арестовано примерно 2100 человек. Из них по приговору тройки мы расстреляли около 1000 человек. [Было расстреляно 976 человек. — Авт.] И все это на протяжении последних пяти месяцев.