Артур Мейчен - In convertendo. Рассказы

• Название: In convertendo. Рассказы
• Автор: Артур Мейчен
• Издательство: Энигма
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-94698-027-0

«Артур Мейчен никогда не писал для того, чтобы кого-то поразить, он писал потому, что жил в странном мире и прекрасно это чувствовал и осознавал», — отмечал Х. Л. Борхес. «Алхимия слова», которой он владел во всей полноте, позволяла ему оживлять на страницах своей прозы замутненные, полустертые временем образы давно забытых легенд и традиций, чересчур схематичные формулы «тайноведения», превращая их в «живое чудо».

В сборник Артура Мейчена «IN CONVERTENDO» вошли избранные рассказы и эссе разных лет.

---

Сидя на ступеньках моста, Леонард наблюдал за этими превращениями с чувством неизъяснимого душевного равновесия, не замечая, что трубка его давно погасла. Ветер утих, и только легкий плеск воды у берега нарушал глубокую тишь летнего вечера. И хотя он знал, что остановился в этом доме, погруженном в заросли алых и белых роз, но никак не мог поверить в реальность всего этого великолепия — и неземное мерцание стен, и чистая мелодия бегущей у ног воды.

Контраст его нынешней жизни с Лондоном казался непостижимым, в это с трудом верилось и этого нельзя было охватить разумом. Всего несколько часов назад его уши глохли в сутолоке улиц от лязга фургонов, грохочущих по каменной мостовой, от скрежета экипажей и дребезжания тяжелых омнибусов. И всю дорогу сюда он продолжал ощущать снующие толпы в уличных водоворотах, несущиеся с запада на восток и с востока на запад, утратившие разум в вечном стремлении.

Все бурлило и сталкивалось в непрестанном приливе и отливе множества лиц. Сплошной серый зной, смешанный с едким дымом, вызывал тошноту, и за гчстой завесой пыли не было видно неба.

Каким же волшебством он обрел это облегчение, это всеобъемлющее безмолвие! Его убаюкивал едва различимый шорох воды, набегающей на камни, его глаза смотрели на долину, постепенно меркнущую среди теней сгустившихся сумерек, и ноздрей его коснулся пряный аромат летней ночи, как чудодейственное снадобье против всякой боли души и тела. Он провел ладонями по росистым листьям травы и освежил горячий лоб, будто смыл с него суету и тревоги города. Интересно, какие запахи составляют этот волшебный ночной букет? Пахло листьями краснотала, нависшего над водой и даже в полдень не пропускающего к ней ни одного луча солнца, пахло душистой травой с остывающих лугов, волны запахов накатывали с высоченных кустов, покрывающих пологий склон холма, у подошвы которого текла река. Но самый сладкий запах, точно прилетевший из мира грез, дарили дикие красные розы, растущие везде, куда ни кинь взгляд.

Наконец магическое свечение белых стен, зачаровавшее его, совсем погасло, и он пошел вверх по склону холма. Две его комнаты располагались в конце длинного приземистого дома, и хотя туда можно было попасть по коридору из большой кухни, он пошел через сад, мимо влажных от росы роз, к отдельному входу. Он мог уходить и возвращаться, когда вздумает, не встречаясь с хозяевами, потому что, по выражению добродушного фермера, у него был как бы собственный домик. Он запер дверь и зажег на каминной полке две свечи в начищенных медных подсвечниках. Потолок в комнате был низким, пересеченным беленой балкой. По стенам, не совсем ровным и гладким, висели вышивки и выцветшие репродукции. В углу красовался буфет со стеклянными створками, выставляя на обозрение затейливо расписанный местный фарфор старинной формы.

Комната была наполнена той же тишиной, тем же трогательным умиротворением, как сама ночь и как все в этом прекрасном мире. И Леонард чувствовал, что именно здесь, сидя за громоздким старинным бюро, он найдет сокровище, которое тщетно искал в другом мире. Несмотря на усталость, он знал, что пора пришла. Снова раскурив трубку, он стал просматривать свои бумаги. Потом долго сидел за бюро без движения, размышляя о чем-то неясном, охваченный удовольствием незыблемого покоя. Внезапно в мозгу вспыхнула мысль. Словно в экстазе, он принялся быстро писать, страшась утратить так счастливо найденный образ.

Его окно светилось до самой полуночи. Наконец он отложил перо, и вздох глубокого удовлетворения завершил оконченный труд. Но и теперь желание сна отступило, заглушенное таинственным зовом ночи. Он желал испить влажности бархатистого воздуха и полночной росы, вкусить душистой темноты и безмятежности. Осторожно заперев за собой дверь, медленно прошел среди персидских роз и взобрался на большой камень ограды. Луна восходила на небесный трон во всем своем величии. Внизу раскинулось селение, словно написанная маслом старинная картина, а на холме за фермерским домом начинался непроглядный лес. Этот лес манил его еще тогда, когда он любовался заходом солнца, но ночью сумрачная чаща была еще желаннее, еще загадочней и только теперь могла открыть свои самые сокровенные тайны.

Он двинулся по тропинке, которую приметил еще днем, и, дойдя до опушки, оглянулся. Фермерский дом, завешенный ночным мраком, бесследно потонул в пространстве.

Осторожно ступая по хрупким стеблям, он вошел под кроны и позволил едва различимой тропке увести себя из мира реальности. Ночь была наполнена шорохами, сухим потрескиванием. Казалось, кто-то настороженно прячется от него в темноте, боясь и желая таинственной встречи. Недавнее торжество завершенного труда выпало из памяти, душа блуждала в иной немыслимой сфере, в которую прежде попадала лишь во сне. Он двигался среди теней, не имеющих ни окраски, ни формы, сотворенных из полумрака и отраженного света. Утратив всякое чувство направления, он сошел с тропы и стал пробираться сквозь подлесок, борясь с гибкими ветками, которые цепляли за одежду.

Внезапно пришло освобождение, и лес раздался в широкий проход, возникший в самой чаще. Луна стояла над вершинами, проливая бледно-зеленый свет на дорогу, которая вела к большой поляне, окруженной амфитеатром деревьев. Может, это древний великий путь, по которому шли на Лондон римские легионы. Утомленный борьбой с лесными зарослями, он прилег под деревом и бездумно глядел на луну и окрестности. Вдруг легкая тень побежала по траве, и он подумал, что это ветер колышет ветки. Но в тот же миг на дороге появилось смутное белое видение — обнаженная девичья фигурка, за ней другая и еще несколько.

В руке Леонарда была трость, и он, не помня себя, сжал ее с такой силой, что ногти впились в ладонь. Среди призрачных фигур была дочка фермера, которая встречала его днем на станции. Рядом шли другие, такие же скромные девушки, простые и бесхитростные жительницы английской деревни.

Они прошли мимо, не стыдясь и не прячась, и он видел их тихие улыбки и плавные движения. Видел такую ослепительную чистоту человеческой души, которую, как он думал, этот мир давно утратил.

Белые фигуры,{97} украшенные венками из роз, прошли на поляну, и нависающие ветви скрыли их от его глаз. Но он никогда не сомневался в том, что это было на самом деле.

Midsummer

Перевод О. Дудоладовой осуществлен по: Machen A. Omaments in Jade. N. Y. Alfred Knopf, 1924.

Примечания

1

См.: От. 21, 22.

2

Горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы (лат.).

3

Тот, Кто превращает скалу в озеро и камень — в источник вод (лат.).

4

Радуйся (лат.).

5

Мы как бы утешились. Приходящие же придут с ликованием, неся свои снопы (лат.).

6

Ис. 54: 11–12.

7

Ос. 14: 6–8.

8

От. 4: 3.

9

Камень преткновения и краеугольный камень (лат.).

10

Вид лимона.

11

Здесь: соответствующие (лат.).

12

Предыдущие поколении, прошлые времена (лат.)

13

Путь к небесному человеку.

14

Древнее общесемитское божество плодородия, вод, войны.

15

Невидимая магическая гора (лат.).

16

Молись за нас во все века веков, амен, аллилуйя (лат.).

17

Как сказал бык, в варварском народе, о Господи (далее непереводимый набор букв) (лат.).

18

В чем содержится хорошее вино? (лат.)

19

Набор не связанных между собой слов.

20

Той же сущности, того же существа (лат.).

21

Приемлемо! Принимается! (лат.)

22

Инклюзивный. Букв. «заключающий в себе», т. е. распространяющийся на более широкий круг предметов (лат.).

23

Тем лучше (лат.).

24

Следовательно, Бога нет (лат.).

25

Напиток, питье (лат.).

26

Главная фигура (лат.).

27

Только Вакхид (лат.). Вакхид — потомок Геркулеса.