Mirash - Трудная профессия: Смерть

• Название: Трудная профессия: Смерть
• Автор: Mirash
• Жанр: Фэнтези

Как жить, если ты — смерть? Если ты обязана отбирать жизни других людей, нравится тебе это или нет? И неважно, что ты всего лишь юная студентка, с кучей личных проблем и задолженностями в институте. У тебя есть твой долг, ты смиришься.

Но затем тебе прикажут отобрать жизнь у близкого тебе человека… Каким станет твой выбор, какими будут его последствия?…

---

Спровадив маму, мы с Олегом переглянулись и направились к любимому столу с пробирками. В последнее время мы играли чистыми пробирками, аккуратно перекладывая их из подставки в подставку и наполняя водой. Меня до глубины души поражало коварство ребенка, с абсолютно равнодушным видом проходившего мимо пробирок, если в помещении был кто-то кроме нас. Кто только сказал, что такие маленькие дети ничего не понимают и не умеют хитрить? Правда, в этот раз нас засекли, Виктор Андреевич вернулся раньше запланированного, я не успела спрятать улики.

— Что здесь происходит?

— А… мы играли…

Сейчас получу, поняла я, увидев сходящиеся на переносице брови.

— Папа! — возмущенно встрял Олег, и невнятно, но вполне расшифровываемо добавил:

— Смотьи! Опыть! — тут уже удивились мы оба. А он тем временем уверенно сливал воду из разных пробирок в одну, приговаривая:

— Еактив, и еактив, и еактив, мефаем…. - поболтал пробиркой и добавил с придыханием — еаксия!

«Еаксия» дошла до конца: зрители со смехом выпали в осадок.

В конце апреля я подхватила простуду и почти неделю провела дома. После выхода на работу и учебу получила нагоняй от Виктора Андреевича за отсутствие справки. Заодно вспомнили, что справку из больницы, где я лежала с переломом, я тоже не принесла. Пришлось ехать в больницу, брать официальную бумажку и нести в учебную часть, а там выслушивать массу неприятных вещей о себе.

В середине мая было очередное дежурство группы, наставница снова поставила меня в пару с Джуремией во второй день дежурства. В этот раз ситуация накалилась до предела, еще до рассвета между нами возникла драка. Наставница отправила меня домой и довела дежурство до конца, а на следующий день заставила дежурить снова, уже вместе с Луззой. Лузза не была в восторге от ее решения, но подчинилась, за время дежурства мы обменялись от силы парой десятков слов. Кровь, боль, страдания, кровь, боль, страдания, кровь… После дежурства я была готова отдать все, что угодно, за стакан водки. Всю ночь я просидела в душевой с осколком стекла, валявшимся до этого на подоконнике, со злостью и отчаянием располосовывая ноги и руки: физическая боль помогала хоть немного отвлечься от всего остального.

Шла последняя неделя перед сессией, время получения допусков до зачетов и экзаменов — с чем у меня были очевидные проблемы. Предстоял очередной тяжелый день, два практических занятия, лекция и семинар. Первое занятие вела Топотова. Она уже приняла у меня значительную часть работ, неизменно морщась при виде результатов, но отмечая «прогресс».

— Это никуда не годится, — вернулся бланк к четвертому упражнению. — Это… ладно, не так плохо, зачтено. Третью работу ты не доделала, перечитай еще раз задание и доведи, наконец, до конца. Садись, работай.

К концу занятия мне удалось сдать третью работу, четвертая все никак не давалась. Топотова махнула рукой и с любимой фразой про необходимость последовательности в действиях принялась мне помогать. В конце занятия я получила допуск до экзамена. Следующую пару вела Стеклова, с работами по этой дисциплине у меня было лучше, чем по всем остальным, — именно в этой области мы работали с Некруевым над моей курсовой и заодно прорабатывали практические задания. Впервые за все время моего обучения у преподавателя не было ко мне претензий — работы были слабые, но вполне зачетные. Еще один допуск в копилку, пусть и без энтузиазма поставленный.

Далее следовала лекция Некруева, завершающая цикл. Вересная получила от него список вопросов для размножения. Меня, разумеется, никому не пришло в голову спросить, нужна ли копия — зачем бы? Однокурсники устали со мной ссориться, а я перестала нарываться, но в целом отношения не изменились, никто из них не верил в мою учебу, считая все потуги лишь попыткой прикрыть безделье. А значит и вопросы мне не нужны. Ничего, список Виктор Андреевич положит на стол, улучу момент и перепишу, если сам к тому времени не даст.

После лекции — короткий набег за кофе в лабораторию и смазанные поздравления для Набоковой — у нее юбилей. После большой перемены — семинар у Подбельской. На семинарах я в принципе всегда молчала, но у Подбельской молчание становилось клиническим, я ничего не могла поделать. Могла выучить ответ наизусть, но все равно не способна была выдавить из себя хотя бы слово. Конечно, Лариса Степановна злилась и ставила мне бесконечные минусы в таблице успеваемости.

— Мягкова, выйди перед аудиторией.

Ненавижу это, но с деланным безразличием встаю напротив своей подгруппы. Звучит вопрос, я молчу, хотя примерно помню ответ.

— Мягкова, отвечай! Ты что-нибудь учила?

Сегодня я не могу даже покивать головой. Картина ухудшается, в начале семестра кивки мне отлично удавались.

— Ты вообще сама считаешь, что это нормально? Вот я хочу, что бы ты понимала, я против твоего обучения. Ты просто бессовестная лентяйка!

Подбельская говорит медленно и очень эмоционально, призывая аудиторию в свидетели. Ей будто доставляет удовольствие мучить меня при всех, но я знаю, что это не так. Она искренне возмущена и действительно пытается достучаться до моей совести. Пожалуй, она хочет мне добра, но это не мешает мне на нее злиться, сжимать кулаки и смотреть исподлобья.

— Не смей на меня так смотреть, бесстыжая! Садись на свое место!

Я иду к своему месту в углу, по дороге нечаянно сшибая со стола книгу однокурсника.

— Мягкова, блин, аккуратнее нельзя?! Извините, Лариса Степановна, вырвалось.

У меня тоже, наконец, вырывается фраза, но это не ответ на вопрос преподавателя. Подбельская багровеет:

— Вон отсюда! Я сегодня же напишу докладную!

Я выскочила из аудитории, забыв тетрадь и ручку, и направилась в лабораторию, надеясь отдышаться, но где там! В лаборатории шло празднование юбилея Набоковой, дым стоял коромыслом, толпа народу и накрытый стол. Некоторых я видела впервые, но большинство гостей составляли сотрудники и преподаватели. Некруева почему-то не было, зато была его жена. В первую минуту Набокова растерялась, затем вежливо пригласила меня к столу. Мне приветливо помахала рукой Ольга Валерьевна, я ей вяло кивнула, взяла стакан сока, бутерброд и спряталась в углу. На меня скоро перестали обращать внимание.

Духота и вроде негромкая музыка оглушают, окончательно путают мысли. Перед глазами проносятся плохо сдерживаемые сознанием сцены. Дежурство со всеми его ужасами, драка с Джуремией и реакция наставницы, лица преподавателей и сокурсников, только что пережитое унижение от Подбельской, тело Арины на полу съемной квартиры за сотни километров отсюда… Я устала, мне так плохо…

— Ксюша, у тебя все в порядке? — тихо спрашивает Некруева, подошедшая ко мне.

— Да.

— Точно?

— Да.

Она пожимает плечами и отходит в сторону.

— Девушка, а у вас есть? — задает вопрос веселый мужчина средних лет.

Я не сразу понимаю, о чем он, на автомате беру протянутую рюмку. Звучит тост, я вместе со всеми выпиваю содержимое своей рюмки, постеснявшись вернуть ее на стол — ничего, тут совсем немного. Водка обжигает горло, по телу разливается приятное тепло. Становится чуть легче, чуть проще, чуть спокойнее. Мне нужно еще совсем чуть-чуть…

Через какое-то время, подошедший Некруев вывел меня в подсобку под взглядами окружающих. Меня сильно тошнило, было тяжело идти, ноги заплетались — должно быть, это от духоты. «Не ври хоть себе, духота тут не причем» — вылезает в голове злая мысль.

В подсобку вошла Ольга Валерьевна, вопросительно поглядела на мужа.

— Я ее тете позвонил, скоро приедет.

— Вить, она пришла такая издерганная…. У нее что-то случилось?

— Оль, у нее все время что-то случается. Конкретно сегодня опять с Подбельской разругалась.

— Знаешь, сама она взяла сок. Это ей потом уже Верещагин рюмку дал.

— Могла отказаться, никто ее пить заставлял. Давай-ка я окно открою, проветрю. Может, хоть немного в себя придет.

Он открыл окно, Некруева намочила полотенце холодной водой и положила мне на лоб. У меня перед глазами все плыло, хотелось заснуть и не просыпаться…

— В чем у нее руки перепачканы, в соусе, что ли?

— Ну да, тарелку на себя опрокинула. Давай немного ее в порядок приведу.

Ольга Валерьевна взяла второе полотенце. Я смотрела за ее действиями, слабо понимая, что происходит. Рукава свитера тоже были запачканы, она подвернула один.

— Боже мой, Витя! Ты посмотри, что у нее с руками!

Некруев подошел и они вместе внимательно осмотрели обе мои руки.

— Ничего себе… Живого места нет.

Мне стало хуже, они переключились на другие проблемы. Вскоре приехала наставница и увезла меня домой. Она отправила меня в кровать, открыв окно в комнате и оставив разбор полетов на утро — видимо, осознав бессмысленность любых выговоров, пока я в таком состоянии. Немного придя в себя через пару часов, я, не успев протрезветь, трусливо сбежала из дома, перенеся себя в парк. Я давно здесь не появлялась, в последний раз еще до истории с Ариной, но раньше была частым гостем. Сначала добралась до банкомата и сняла немного денег, затем до хорошо знакомого ларька.