Борис Григорьев - Бестужев-Рюмин

• Название: Бестужев-Рюмин
• Автор: Борис Григорьев
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-1104-9

Современный читатель, даже самый культурный и проявляющий живой интерес к отечественной истории, имеет о личности А.П. Бестужева-Рюмина довольно смутное представление — разве только из романов В. Пикуля и Н. Сорокиной, а также по киносериалу режиссёра С. Дружининой «Гардемарины, вперёд!». Его имя было почти полностью и незаслуженно забыто — причём не столько по каким-то идеологическим причинам, а скорее по исторической небрежности и недооценке его личности. Он словно растворился и потонул в историческом потоке, посвященном описаниям дворцовых переворотов, первых русских женщин-императриц и их многочисленных фаворитов. Однако в 40—50-е годы XVIII века он был ключевой фигурой русской политики, и имя его не только в России, но и во всех европейских дворах и столицах произносилось с почтением и подобострастием, а где и со страхом и ненавистью. Это был Молотов или Громыко XVIII века.

---

Карьере старшего брата Бестужева, как мы увидим ниже, помешала его первая жена, бывшая вдова скончавшегося П.И. Ягужинского и дочь канцлера Г.И. Головкина (1660— 1734) — умная и деятельная Анна Гавриловна (ум. в 1751 году).

Она была замешана в так называемое лопухинское дело и заплатила за это своей жизнью.

Изучая дела и поступки Михаила Петровича, приходишь к выводу, что он мало в чём уступал младшему брату. Он был умён, образован, энергичен, многоопытен, так что, повернись судьба несколько иначе, Михаил Петрович имел бы неплохие шансы для того, чтобы, как и младший брат, стать великим канцлером[47].

В феврале 1742 года М.П. Бестужев стал обер-хофмаршалом при дворе Елизаветы Петровны, а в день коронации, 25 апреля, получил орден Андрея Первозванного, а вскоре — одновременно с отцом и братом — графское достоинство Российской империи.

Долго и часто утверждалось, что А.П. Бестужев-Рюмин единолично определял потом внешнеполитический курс России, но, как свидетельствуют факты, это была только видимость, а на самом деле бразды внешней политики держала всё-таки государыня императрица, а канцлер играл роль её главного советника. Соловьёв утверждает, что миф о том, что императрица не занималась государственными делами и всё свободное время посвящала развлечениям, придуман её недоброжелателями. Елизавета, практически не подготовленная к роли правительницы, была от природы достаточно умна и наблюдательна. Она не могла не заметить подспудной борьбы между своими вельможами и не торопилась принимать чью-то сторону, считая их всех полезными для службы. Её медлительность и нерешительность в принятии решений объяснялись в основном тем, что, не имея солидного и систематического образования, она не могла сформировать собственное мнение по тому или иному вопросу, старалась выслушать все «за» и «против», сопоставить точки зрения двух-трёх людей, а потом уже решать, что и как делать.

Как бы то ни было, императрица и Бестужев образовали политический тандем, просуществовавший до 1756 года. В эти годы Бестужев разоблачил происки французского посла Шетарди, повёл дело на отход от старой союзницы России Пруссии и на организацию похода против Фридриха II (1712— 1786), на союз с Англией и Австрией. Решения по внешнеполитическим вопросам принимались примерно по следующей схеме: Бестужев приходил на доклад к Елизавете с выписками из реляций русских представителей за границей, зачитывал их, добавлял свои соображения к ним и предлагал несколько аргументированных вариантов действий.

Конечно, в 1742 году вице-канцлеру ещё не всё удавалось. Сменивший Э. Финча английский посланник Сирилл Уич (Кирилл Вейч) жаловался в Лондон, что не может быть и речи о быстром и ясном решении внешнеполитических вопросов с русской Коллегией иностранных дел. Всё усугублялось, по его мнению, тем, что императрица всячески избегала занятий делами и выслушиванием докладов министров, предпочитая им придворные празднества, фейерверки и балы. А пока англичанин установил контакт с Бестужевым-Рюминым и информировал его о событиях в Европе. В частности, в апреле 1743 года он довёл до его сведения об интригах французской дипломатии в Стокгольме, о чём Алексей Петрович письмом от 30 апреля незамедлительно сообщил «превосходительному барону» И.А. Черкасову для информации Елизаветы Петровны.

В знак милости от императрицы А.П. Бестужев получил конфискованный у графа А.И. Остермана дом, а указом от 16 февраля 1742 года ему было полностью выплачено заслуженное за прошлые времена жалованье и назначен оклад в размере 6000 рублей годовых. 25 апреля 1742 года, в день коронации Елизаветы Петровны, по его ходатайству отец был пожалован в графское Российской империи достоинство, которое распространилось и на самого вице-канцлера, и на его старшего брата. В 1744 году он получил должность великого канцлера, а в 1745 году — титул графа Римской империи, облагородив этим титулом всех членов своего семейства.

По словам Валишевского, активное участие в делах А.П. Бестужева-Рюмина принимала его супруга. Историк утверждает, что, пользуясь авторитетом примерной супруги, Бестужева-Рюмина, тем не менее дала многочисленные и неопровержимые доказательства несправедливости этого мнения и втайне от мужа занималась любовными похождениями. Она якобы не любила русских и во всём покровительствовала Пруссии. Историк намекает, что она, по всей вероятности, была на содержании у прусского посланника, пока этот посланник своими неосторожными действиями не разоблачил её в глазах мужа. О том, как расправился Алексей Петрович над изменницей в своём доме, история умалчивает. Есть, однако, сведения о том, что после разоблачения своих любовных и шпионских эскапад Анна Ивановна вела себя в доме тише воды и ниже травы и во всём безмолвно покорялась мужу.

В конце 1742 года Елизавета тайно обвенчалась с графом А.Г. Разумовским в церкви подмосковного села Перово. Обстоятельства сего брака до сих пор до конца не выяснены. Согласно Валишевскому, тайные переговоры с духовником императрицы Дубянским вёл А.П. Бестужев-Рюмин, который опасался, что императрица может польститься на брак с прибывшим в Петербург Морицем Саксонским. Если бы брак с иностранным принцем состоялся, то карьера Бестужева, сделавшего ставку на фаворита Елизаветы Разумовского, была бы поставлена под вопрос. Дубянский пользовался поддержкой иерархов церкви, в частности Стефана Яворского. Став фаворитом Елизаветы, Алексей Григорьевич до самого 1757 года поддерживал во всём канцлера, но сам в политику никогда не вмешивался. Он был бы просто образцовым фаворитом, если бы не слишком поклонялся Бахусу.

Сам Алексей Петрович считал себя ревностным верующим, сознавая в то же время недостаточность этого рвения. Например, избалованный вращением в высшем обществе, он любил хорошо выпить и закусить и, естественно, поста не соблюдал. Это его, в общем-то, не особенно угнетало, но всё-таки слегка беспокоило: в глазах благочестивой императрицы Елизаветы, соблюдавшей уставы церкви, и её придворных ему не хотелось выглядеть откровенным греховником и нарушителем правил православной церкви.

Поэтому он через своего подчинённого, посланника в Константинополе Алексея Андреевича Вешнякова, обратился к «блаженнейшему и всесвятейшему архиепископу Константинополя, Нового Рима и вселенскому патриарху господину Паисию» с просьбой выдать ему «снисходительную разрешительную на мясоестие грамоту». Паисий такую грамоту выдал, и благодарный за индульгенцию Бестужев 30 июля 1745 года написал ему письмо, в котором объяснил, что к несоблюдению поста его вынудило «не лакомство и святых постов презрение», а «крайняя слабость моего здравия и последнее изнеможение» от трудов праведных. Бестужев уверял патриарха, что является искренним сыном православной церкви и что «все узаконения и определения её… признаваю и почитаю».

ВИЦЕ-КАНЦЛЕР. ПЕРВЫЕ ШАГИ

О «системе» Бестужева-Рюмина много говорили и современники, и его потомки. Анализируя спустя почти 270 лет описываемые здесь события, можно прийти к выводу о том, что избранный Бестужевым курс на союз России с Австрией и Англией был, очевидно, единственным, который отвечал тогда интересам Российского государства. Иного, по всей видимости, и быть не могло, потому что программа вице-канцлера вытекала из складывавшихся тогда внешнеполитических реалий. Франция, а вместе с ней Пруссия и Швеция выступали за ущемление русских национальных интересов и за «водворение московитов» в их «естественный исторический ареал», то есть за закрытие окна, прорубленного в Европу Петром I. И Бестужев, отвечая на выпады своих идейных противников, утверждавших, что его система вредна России, отвечал: «Древняя российская и толь паче государя Петра Великого система».

Конечно, «система» Бестужева-Рюмина не во всём повторяла внешнюю политику Петра Великого — наступили уже совсем иные времена, но основные принципы её — утверждение авторитета России на международной арене, защита национальных интересов страны — вице-канцлер сохранил. Во всяком случае, называя свою систему петровской, Бестужев потакал настроениям императрицы, провозгласившей курс на соблюдение предначертаний своего отца. Бестужев-Рюмин писал о своей системе так: «Сие…империю в такой кредит приведёт у что никто впредь не осмелится оную задрать; сверх того же мы сим других держав дружбу себе приобретем».

«Система» А.П. Бестужева-Рюмина не отразилась в каком-либо программном документе — её основные пункты содержались в письмах вице-канцлера к сановникам, а потом — в рескриптах и указаниях русским дипломатам за рубежом. Так в пространном письме к конференц-министру Михаилу Илларионовичу (Ларионовичу) Воронцову (1714—1767) за 1744 год он писал о том, что наибольшую опасность для России и вообще для мира в Европе представляли на данном этапе Пруссия и её король Фридрих II, который «будучи наиближайшим и наисильнейшим соседом сей империи, потому натурально наиопаснейшим, хотя бы он такого непостоянного захватчивого, беспокойного и возмутительного характера и нрава не был, каков у него суще есть…» Заключал он письмо следующими словами: «Польза и безопасность империи в том состоит, чтоб своих союзников не покидать, а оные суть морские державы, которых Пётр Первый всегда соблюдать старался и король польский, яко курфюрст саксонский и королева венгерская (то есть австрийская. — Б. Г.) — по положению их земель, которые натуральный с сею империею интерес имеют».