Лев Корсунский - Игрек Первый. Американский дедушка

• Название: Игрек Первый. Американский дедушка
• Автор: Лев Корсунский
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-8189-0168-8

Лев Корсунский — писатель по призванию и врач-психотерапевт по образованию. Именно поэтому герои его плутовского романа, посвященного любовным похождениям наших современников, так достоверны, парадоксальны и остроумны.

---

Душа Константина прощает все ваши измены! — обволакивал Сизарь повеселевшую вдову.

— Какие измены? Какие измены? — кокетничала жизнерадостная толстушка в черном вдовьем платке.

— Но последней измены простить не могу!

— Какой последней? Какой последней? Костя, не было последней!

Алевтину осенило: вдруг душеприказчик способен узреть душу Игрека?

— Сизарь! — потянула она пройдоху за рукав. — Ты не видишь тут знакомых душ?

Сизарь цыкнул на невоспитанного мальчика.

Душу Константина спугнул, гаденыш!

— Костя, что за дела! — продолжала вдова. — Чего ты разоряешься! Какая измена! А у тебя сколько баб было! Я же молчу!

— Мы должны ему отомстить! — интимно шепнул ухажер на ухо вдове, не стесняясь того, что грешная душа Константина витала совсем рядом.

Этого Алевтина перенести не смогла и оставила парочку.

* * *

Полковник Судаков, несмотря на мельтешню с пожаром, отметил появление юноши.

— Здравствуй, Игрек! — Сергей Павлович ожидал от встрепанного Игрека удивления. — Хорошо выглядишь!

— На пожаре все хорошо выглядят! — нетерпеливо заметила Алевтина, обходя незнакомого дядьку стороной.

Но тот оказался настырным.

— Ты меня не помнишь?

— Помню, — нетерпеливо буркнула Алевтина.

Сергей Павлович выказал изумление.

— Помнишь? Это очень, очень интересно.

«Ну и знакомства были у Ангела в той жизни!» — разозлилась Алевтина на приставалу, ни на секунду не забывая про обнаженное тело в кустах. Любимое. Беззащитное.

— Что же ты помнишь? Кто я такой?

Тина спаслась от зануды бегством.

— Кто я? — донеслось до нее. — Ну кто?

— Мудак! — опрометчиво заявил Сизарь, продолжая обхаживать хихикающую вдову Сергей Павлович кивнул детине, скучавшему у дерева. Тот с непроницаемым видом подошел к больному Сизову и, не изменившись в лице, нанес ему удар под дых. Весь воздух, что был в Сизаре, с шипением вышел, как из проколотой шины. Когда вертопрах скрючился, охранник нанес ему сногсшибательный удар в челюсть.

Душа Сизаря затрепыхалась, не зная, покидать ли ей бренное тело.

— Иннокентий Иванович, Игрек может умереть! Что делать? — Тина выпалила свою тираду, не заметив удивления доктора.

Игрек впервые говорил о себе в третьем лице. Что означает этот симптом, Ознобишин не знал.

— Он лежит в роще…

— Я правильно понял: Игрек лежит в роще и плохо себя чувствует?

— Что делать?

Увы, этот симптом доктор превосходно знал: раздвоение сознания. Болезнь мальчика, начавшись с потери памяти, двинулась по проторенной дороге паранойи.

Игрек пытался затащить Ознобишина в кусты, но доктор, желая обуздать больного, воспротивился.

— Я боюсь, что умрет душа Игрека и тело Тины!

— Не нужно бояться! — Иннокентий Иванович обнял мальчика за плечи. — Душа Игрека бессмертна. Тело Али, наверно, ждет тебя в Воробьевке! Пойдем!

— Сумасшедший! — с диким криком больной отпихнул доктора.

Ознобишин проводил взглядом долговязую фигуру Игрека. Тот удалялся нелепыми прыжками: вправо — влево, будто в него собирались стрелять.

«Такой стресс как пожар у многих спровоцировал приступ паранойи, — заключил доктор, — даже у меня».

* * *

Вернувшись к своему телу, Алевтина нашла его совсем холодным. Как из морозилки.

«Умерла!» — испугалась Ведьма.

Успокоило ее то, что у Ангела вся кожа была в пупырышках.

«У трупов не бывает гусиной кожи!»

Тина разделась и легла рядом с озябшим телом. Она дышала на него, чтоб отогреть… растирала… вылизывала языком, как лошадь своего жеребенка, с ног до головы…

Жизнь стала нехотя возвращаться в тело девушки.

Ведьма забулькала от радости, не замечая, что тело мальчика откликается любовным томлением. Тине показалось постыдным, что интимное желание выражается столь зримо, хотя прежде, когда она видела подобное у мужчин, это ее волновало.

Ведьма испытала прилив сил, а в обличье женщины в такие минуты ощущала слабость.

«Я хочу трахнуть саму себя! — ужаснулась девушка. — Можно подумать, ты никогда не делала этого, полеживая в ванне. Или под одеялом…» — ехидная мысль, несомненно, принадлежала парню. Вернее, той же девушке, но охваченной мужским вожделением.

«Кошмар!» — у кого родилось это умозаключение, разбираться не хотелось.

Тела Игрека и Алевтины слились воедино.

* * *

О переселении душ Тине больше беспокоиться не пришлось. Испытав любовный экстаз в мужском теле, Ведьма ощутила холод и онемение конечностей. Подвигав ими, девушка осознала, что душа заняла присущую ей телесную оболочку.

— Ну, ты даешь! — первые слова, произнесенные Ангелом.

Что он хотел этим сказать, Алевтина не поняла. Так же, как и сам Игрек. Никакого представления о злоключениях, пережитых Алевтиной, которая воспользовалась его телом, Игрек не имел. Ему казалось, что все это время он преспокойно проспал.

Сны его были путаными. Он дрался с мужиком, который хотел его изнасиловать…

Сзади у насильника был хвост, по этому признаку Игрек догадался, что чуть не пал жертвой черта. Догадливый мальчик перекрестился, и черт, поджав хвост, сгинул. Потом Игрек отправился на пожар… Там летала душа Сизаря… грелась у огня, наверно. Подлетела к огню слишком близко и сгорела, как мотылек…

И, самое главное: Игрек на пожаре все время испытывал жуткий стыд, потому что по забывчивости явился туда совершенно голым. Доктор Ознобишин звал его с собой в Воробьевку, чтоб не позорился, а он уперся.

И какой-то дядька все время его спрашивал:

«Игрек, ты меня узнаешь? Кто я такой?»

Трудно узнать человека, если никогда его не видел.

Наверно, обидчивый мальчик испытал бы унижение, узнав, как все было в действительности. Зато поверил бы, что Алевтина самая настоящая ведьма. Нечистая сила.

Несмотря на соблазн, Ведьма пощадила гордость Ангела.

— Дом сгорел? — спросил Игрек, очухавшись.

— Не совсем…

Впоследствии выяснилось, что огонь уничтожил личные дела сексотов за последние семьдесят лет.

Глава четвертая

1.

Причина пожара особняка Службы безопасности была названа с пугающей определенностью: поджог. Преступление, квалифицированное как особо опасное, повесили на подотдел майора Коробочкина.

Сыщик не сомневался, что тем же поджогом занимается и сама погоревшая контрразведка. Неизвестный поджигатель легкомысленно столкнул лбами майора Коробочкина и полковника Судакова — то, чего они всячески избегали долгие годы. После столкновения дороги неприятелей вновь разошлись в разные стороны.

* * *

Полковник Судаков затребовал из архива дела всех диссидентов, которые проходили по Управлению за последние двадцать лет. Особенно его интересовали те дела, что завершились посадкой или психушкой. У них, злопамятных антисоветчиков, мог быть зуб на чекистов.

Пострадавших оказалось около сотни. Из них в настоящее время проживало в городе больше пятидесяти.

Полковник Судаков обратился к доктору Ознобишину с просьбой составить психологический портрет поджигателя, чтоб сузить круг подозреваемых.

Психиатр немедленно представил требуемый портрет: мудак.

Круг подозреваемых необозримо расширился.

* * *

Майор Коробочкин пошел другим путем. Он изъял из сейфа с холодильным устройством бутылку водки и соленую горбушу. Хуже нет — особо важное дело начинать впопыхах, спустя рукава.

2.

Лейтенант Мухин почти прекратил общение с обыкновенными людьми, имеющими плоть и кровь. Они давно сообщили ему все, что могли, а новая информация, типа того, с кем на дежурстве перепихнулась Люся, Муху не особо задевала за живое. Что тот солдат, что этот…

Пограничник закорешил с невидимками по-хорошему, без пьянки. И узнавал от них много поучительного. Особенно из истории Родины. Шуточки же некоторых сумасшедших о том, что невидимки — китайцы, являлись злонамеренной ложью. Невидимки были такими же русскими, как любой полоумный в Воробьевке.

Мучился лейтенант Мухин только от того, что сильно отличался от своих невидимых друзей. Но как самому сделаться невидимкой, он не знал — не ведал.

* * *

Иннокентий Иванович давно собирался покончить с невидимками, назначив Мухину «Галочку» — галоперидол. В его распоряжении были еще зеленка и пиперазин, избавляющий детей от глистов. Однако с галлюцинациями Ознобишин в последнее время осторожничал: легко лишить человека иллюзий, а что дальше?

Из бесед с глюком доктор уяснил, что невидимки стали вести себя доброжелательно. К другим больным приставать перестали.

Долго Иннокентий Иванович маялся над извечным вопросом русской интеллигенции: «Ахули?» И вынужден был решительно ответить на него: «Ни хуя!»