Марина Друбецкая - Продавцы теней

• Название: Продавцы теней
• Автор: Марина Друбецкая
• Издательство: КоЛибри, Азбука-Аттикус
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01757-3

Захватывающий рассказ о России, которой не было… 20-е годы прошлого века, большевистский заговор раскрыт, стране удалось избежать революционных потрясений. Однако мятежные страсти XX столетия разыгрываются на площадке кинематографа — новейшего и грандиозного искусства, оказавшегося в эпицентре событий эпохи.

В романе «Продавцы теней», словно в неверном свете софитов, затейливо переплетаются жизнь и киноистории, вымысел и отражение реальности — строительство «русского Голливуда» на Черноморском побережье, образы известнейших режиссеров и артистов. Увлекательное чтение, призывающее задуматься об истории страны, о сущности власти, о природе таланта, о совместимости гения и злодейства и, конечно, о всепобеждающей силе любви.

---

Проснулась она в кромешной тьме. Микстура все еще действовала — тела Лара не чувствовала. Она усмехнулась мысли, что темень — это то, что идет после титров: совершенное отсутствие фильмового действия. Она встала и поняла, что идет в спальню Ожогина. Тот спал. Она прислушалась. Во сне он назвал ее Раинькой. Она подошла ближе. Его сон был тяжел, вязок, густо пах забродившим коньяком, коего вечером в непрекращающейся панике было выпито немало. Но Лара не заметила этого — впервые за многие годы она почти взлетела, едва прикоснувшись к Ожогину. И его подняла над влажной от пота простыней. Ожогин понимал, что происходит нечто дурное, неправильное, опасное, но не мог остановиться.

— Не сгорели, — прошептала она, взяла его руку и провела пальцами по живой коже губ.

Ожогин вздрогнул. Это была его Раинька, а не кинодива Лара Рай, надежно скрытая от мира под густыми слоями крема и пудры, которая иногда — по долгу многолетней близости — снисходила до него. Он чувствовал тогда ее напряжение, скуку, знал, что мысли ее витают далеко. Но сейчас его осторожно целовала та Раинька, которая десять лет назад умела светиться в темноте. Она повернулась к нему спиной, но приподнявшись на локте, он мог видеть, как нежно открывается ее рот, называя чье-то имя. Тихо, едва слышно. Уже много лет он боялся этого момента — боялся услышать чужие имена, скорей всего придуманные, принадлежащие случайным людям, которые, не ведая греха, попадают в персонажи фантазий. А может, и не придуманные.

А Лара между тем таяла в объятиях князя Дольского из «Рабыни Персии». Горячий ветер, что гнал ее весь вечер по полузабытым фильмам, добрался и до этой алчной мелодрамы, на которой в зале иной раз голосили в слезах даже крестьянские девахи, неизвестно каким образом очутившиеся в синема. Лара звала князя. Ожогин касался пальцами ее губ. Ларе казалось, что лицо ее занимает весь экран, что это не нос, щеки, брови, глаза, а некое азиатское селение — белые пески, черные сакли, застывшие фигурки согнутых старух. Было красиво и страшно. Белый песочный ветер застил экран. Лара начала всхлипывать. Теперь она пробралась в своих фантазиях к фильме «Стойкий солдат горькой любви». Там героиня преследовала возлюбленного на театре военных действий. У героини был пистолет, из которого ей пришлось отстреливаться от врага. Злясь на врага, Лара пришла в себя. Пистолет был и у нее. Кстати, подаренный не кем-нибудь, а Александром Скрябиным. На одном из светских раутов он играл специально для нее, а потом вдруг сделал странный подарок — пистолетик с крохотным изумрудом на рукоятке. Лара положила его в сафьяновый футляр и спрятала от Ожогина.

На рассвете Ожогин отнес Лару в ее спальню. Уже в постели Лара вдруг заметила, что над комодом висит еще одна картина: дама с неприбранной копной волос стоит у окна, спиной к художнику. Акварель сделана в разных оттенках серого, но что-то чернеет в глубине — там, куда смотрит дама. На облаке, едва видном в сгущении воздуха, чертыхаются киносъемщики. Микроскопическая сценка набросана черной тушью: штатив, оператор, коленопреклоненная дива, еще кто-то — не разобрать. А надо. Почему-то обязательно надо разобрать… разобрать… И Лара Рай наконец уснула.

Глава X. Конец фильмы

На следующее утро Ленни с большой кожаной папкой под мышкой сворачивала в Кривоколенный. Она шла к Ожогину продавать натурщиков. Шла в пятый раз. Впервые она приходила к нему через пару дней после того, как они с Эйсбаром снимали Жориньку в квартире Лизхен. Но Ожогин не принимал.

Ленни чертыхнулась про себя и махнула рукой, останавливая таксомотор.

— На Тверскую! — бросила она.

На Тверской располагалось бюро другого короля синематографа, ожогинского соперника, Студёнкина.

В бюро Студёнкина Ленни поразила роскошь. Тяжелые дубовые двери, мраморная выгнутая лестница, уставленная статуями и огромными вазами, электрические рожки в золоченых витых канделябрах на стенах, аромат душистой цветочной воды.

Ленни легко взбежала по лестнице и очутилась в громадной приемной, устланной коврами. Тяжелая красного дерева мебель придавала приемной мрачный вид. Секретарша-брови-ниточки приподнялась было навстречу Ленни и даже приоткрыла густо накрашенный ротик в немом полувопросе — мол, куда это вы так разлетелись, мадемуазель?

Но мадемуазель, бросив на бегу: «Назначено!» — уже открывала высокую дверь, ведущую в кабинет. Ворвавшись в кабинет Студёнкина, она поначалу слегка притормозила, но, сообразив, что ее может догнать секретарша и развернуть на 180 градусов, прибавила скорость.

Студёнкин — благообразный пожилой господин с седой ухоженной бородкой — с удивлением поднял глаза от бумаг. На него несся стремительный вихрь, в середине которого можно было с трудом различить очертания человеческого тела. В сантиметре от письменного стола вихрь резко остановился, завихрения опали, и взору господина Студёнкина предстало крошечное существо в нелепом балахоне. У существа были кукольный нос и решительно сжатые губы.

— Держите! — слегка задыхаясь, выпалило существо и бросило на стол пачку фотографических снимков. Само же в изнеможении повалилось в кресло.

Студёнкин начал разглядывать фотографии.

— Ммм… — сказал он через минуту. А через две минуты: — Мммммм… — и принялся смотреть сызнова.

Минут через пять он отложил снимки в сторону и уставился на Ленни.

— Кто таков? — он постучал пальцем по пачке.

— Жорж Александриди, — сказала Ленни, безуспешно пытаясь придать голосу басовитый тембр.

— Снимался в синема?

Ленни покачала головой:

— Пока нет. Но будет.

— Вы уверены?

— Да вы тоже уверены, господин Студёнкин.

Студёнкин расхохотался. Ему нравилось нахальство девчонки.

— А вы кем ему будете? — отсмеявшись, спросил Студёнкин.

— Я его агент. Ленни Оффеншталь. Так покупаете или нет?

— Покупаю, покупаю. Хорош ваш Жорж, извините за невольную рифму. Тащите его сюда, завтра же и тащите. О цене договоримся.

Ленни поднялась.

— Нет, погодите. — Студёнкин стал снова тасовать снимки. — Н-да… Интересные ракурсы. И свет тоже. А кто снимал?

— Эйсбар. Сергей Эйсбар.

— Тоже продаете?

— Продаю.

— Знакомое имя.

— Киносъемщик. Неделю назад ушел с фабрики Ожогина.

— Что так?

— Не понравилось.

— Это хорошо, что ему не понравилось у Ожогина, — задумчиво произнес Студёнкин. — Знаете что, мадемуазель, тащите вашего киносъемщика тоже. Любопытнейший может получиться альянс… любопытнейший…

С тех пор прошел месяц и за этот месяц жизнь Ленни резко переменилась. «Продажа» Студёнкину Жориньки и Эйсбара оказалась удивительно удачным предприятием. Жоринька уже снялся в двух мелодраматических фильмах, в одной из которых изображал негодяя-князя, который соблазнил и бросил горничную, а в другой — князя благородного, который соблазнил и не бросил горничную. Ленни смотреть эти опусы отказывалась, но Жоринька ныл, канючил, да и Лизхен обижалась. Пришлось идти.

Эйсбар работал у Студёнкина киносъемщиком. Однако Ленни без зазрения совести использовала его в собственных целях, гоняя с треногой и фотографическим аппаратом по всей Москве. Идея натурбюро приобретала реальные очертания. Эйсбар и Ленни делали снимки античных красавцев в балетном училище и живописных старцев в отрепьях, копошащихся в мусорных кучах на Сухаревском рынке, и поставляли их в студии художников. Студёнкин тоже много чего брал, хотя платил неохотно, да и мелкие кинофабриканты их товаром не брезговали. Многочисленные оперетки и кабаретки были забиты натурщиками Ленни и Эйсбара. Дело дошло до того, что Ленни притащила Эйсбара в студию мадам Марилиз и, устраивая из учениц «живые картины» в греческом духе, придавая девчушкам самые причудливые позы, сделала целую фотографическую постановку.

За этим занятием ее с Эйсбаром и застукала Мадам. Посмотрела, прищурив хитрый глаз, повела длинным носом и… пригласила в кабинет. В кабинете поинтересовалась, где ищут натурщиков. В балетном? На рынках? В оперетках? Нет, это ей не подходит. А вот не могли бы вы, Серж, пройтись со своим чудесным аппаратом по приютам и сиротским домам? Посмотреть девочек? А снимки принести мне? А то эти негодяйки так быстро растут, все время приходится искать им замену для театра. Можете? Се манифик! А гонорар… Да, да, конечно, гонорар я буду передавать милой Ленни.

В общем, натурбюро росло и расширялось. Вот только господин Ожогин ни разу никого у Ленни не купил по причине личной драмы. А между тем его кинопроизводство было в Москве самым большим. Да к тому же — считала Ленни — дело должно быть на первом плане, а личные драмы — как-нибудь потом.

И вот она снова входит в высокий прохладный подъезд и по лестнице с витыми чугунными перилами поднимается в бельэтаж.