Олег Верещагин - Новое место жительства

• Название: Новое место жительства
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Научная Фантастика

А что будет, если группа подростков обнаружит портал, ведущий на другую планету? Они расскажут об этом родителям или «раструбят» на весь мир? Нет! Только сами и только вперёд! в новый мир!

---

   Он сердито положил пальцы на клавиатуру. Даже скорей бросил. Видимо, сам был недоволен своим незнанием.

— Юр… — я вздохнул, подвинулся ближе по кровати. — Скажи честно. Почему ты мне это рассказал? Вот так, сразу рассказал? Ну, пусть я не мажор и всё такое прочее. Но у тебя вон друзья есть, как я понял, и чуть ли не организация какая‑то… А меня ты знаешь немногим больше суток. Так странно получается, что ни говори…

— Что же тут странного? — вроде бы удивился он. — Нам нужны люди. Те, кто может помочь. Просто хоть чем‑то…

   Скажу честно — ответ меня не удовлетворил. Но продолжить расспросы я не успел, да и интерес пропал — Юрка как раз быстро, не глядя, набрал какой‑то пароль, и я увидел на покрасневшем экране эмблему — как на Юркиной поясной сумке, странный крест с надписью -

Русский Орден Освоения

— Угу… — Юрка быстро набрал в окошке внизу экрана слово:

ПРОЕКТЫ

— и открыл ещё одну страницу, тем же украшенную рисунком, но ещё с одной надписью:

ЛЕТЯЩИЙ

К

РАССВЕТУ

— Что это? — шёпотом спросил я.

   Вместо ответа Юрка кликнул мышкой на надпись «Летящий к рассвету». И я увидел…

— Что это? — шёпотом спросил я, не очень понимая, что именно вижу, пытаясь с ходу разобраться в чертеже, но осознавая — что‑то очень важное.

— «Летящий к рассвету», — так же шёпотом ответил Юрка, сам заворожённо глядя в экран. — Дирижабль, флагман нашего воздушного флота.

8. ПОСЛЕДНИЙ ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ

   До самого пробуждения мне снились дирижабли.

   Я заснул уже когда за окнами рассвело совсем — прозрачная ночь плавно перешла в обычное солнечное утро. Не потому, что мы с Юркой заболтались совсем уж до рассвета, а потому что я не мог никак успокоиться. Несколько раз засыпал, но что‑то будто встряхивало меня изнутри, неприятно, даже страшновато, как будто кто‑то тебя хватает и пытается сдёрнуть с кровати… и я просыпался с испугом, пытаясь понять: что именно было сном? Не разговор ли?! Я бы не удивился, окажись это так, потому что наяву такого быть не могло.

   Собственно, с этой мыслью я и проснулся окончательно. С этой мыслью, а ещё — с сожалением. Не злым, а просто грустным, что это был сон. Даже не просто с сожалением — с сожалеющей уверенностью. Так же вот грустно мне было прошлой зимой, сразу после Нового Года, когда мы с матерью вернулись под утро с банкета, я лёг спать и вдруг увидел сон, не похожий ни на что, виденное раньше. В том прошлогоднем сне была Москва, Москва немного другая — вроде бы знакомые улицы, но непохожие на нынешние; зеленее, малолюднее, тише и уютнее… Во сне мы шли по Арбату с каким‑то мальчишкой и мне почему‑то было очень хорошо. Этот мальчишка был мой друг, я просто знал это. Без объяснений, хотя во сне я знал и то, как и где мы познакомились. Я показывал ему Москву (полузнакомую и странную для меня — настоящего, не из сна); потом мы сели в вагон, похожий на каплю, и он взмыл на тонких опорах куда‑то вверх, и оттуда, сверху, открылась панорама города. Мимо окон пролетел большущий плакат; я каким‑то чудом успел заметить, что на нём написано — размашистыми белыми буквами на алом фоне:

БРАТСКИЙ ПРИВЕТ ОТ РЕСПУБЛИК–СЕСТЁР

-

ГОРОДУ–ГЕРОЮ МОСКВЕ,

СТОЛИЦЕ

СОЮЗА СОВЕТСКИХ КОММУНИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК,

В ЕЁ 860–Й ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ !

1147 — 2007

   Я тогда проснулся сразу после этого. И мне было грустно.

   Вот точно так же было и сейчас. Я лежал в постели и думал, что это всё‑таки был хороший сон — про наш ночной разговор с Юркой и про планету Беловодье.

   Жаль.

   Тёти Лины опять не было дома, я это понял сразу. Раньше, когда я был маленьким, мне часто казалось, что учителя уходят на каникулы вместе с учениками — отучились и всё, тоже гуляют. А оказывается, июнь для них — вполне рабочее время… да и у учеников здешних вон какая‑то практика есть… Но, кстати, Юрка был в наличии — он стоял в саду, насвистывал что‑то и ногой, насосом- »лягушкой», накачивал большущую автомобильную камеру, временами пощёлкивая по ней ногтем. Камера убедительно и солидно гудела, но Юрка чем‑то оставался недоволен и качал снова. Это его занятие почему‑то окончательно убедило меня: да, сон.

   Сильно захотелось есть.

— Привет, — сказал я, выходя на верхнюю ступеньку крыльца. Её уже нагрело солнце. Ступенька словно бы утешала меня своим теплом: ну ты что? Ну подумаешь — сон… есть же я, есть лето, есть тепло… а что нет сказки — так ведь ты же знал, что их нет…

— Привет, — кивнул Юрка. — На речку пойдёшь?

— Пошли, — я пожал плечами. — Только я разминку сделаю и поедим, ага?

   Ну что ж — это тоже неплохо. Речка, солнце, лето, тугой баллон… Я никогда не плавал на баллоне, на настоящей автомобильной камере, только видел в фильмах.

   Неплохо… только почему‑то отчётливо зазвучал в моих ушах грустный напев Шевчука — под ломкие стеклянные колокольчики композиции «Осень, мёртвые дожди…»:

   Осень — мёртвые дожди.
   Осень — юные морозы.
   Задубевшие берёзы
   Ковыляют по Руси…
   Осень — пьяная река,
   Затопившая дорогу…
   Осень — смертная тревога
   У живого старика…

   Я тяжеловато поднялся обратно на верхнюю ступеньку. И, в последней безумной надежде, от которой меня пошатнуло, резко обернувшись через плечо, посмотрел на Юрку.

   Он стоял и придерживал баллон рукой — словно большого послушного зверя. На плече белела свежая повязка.

— Это не сон, Владька, — просто и спокойно сказал он. — Это правда.

* * *

   Речка оказалась довольно далеко. Насколько я помнил карту, пляж в Северскстали располагался чуть ли не посреди города, так что подобное пешее путешествие вызвало у меня недоумение. Но я промолчал, всё ещё погружённый в собственные переживания и борющийся с сомнениями, которые то накатывали, то отбегали — как волна на морской берег.

   Юрка — с абсолютным презрением к условностям цивилизации — шагал босиком и соизволил натянуть на плавки только убитые до последней степени шорты, расписанные авторучкой в какие‑то абстрактные геометрические узоры. При этом он ловко катил баллон раненой рукой, то и дело пошлёпывая бойко вращающийся чёрный круг «по макушке», отчего тот весело подпрыгивал с упругим тугим звоном. Я, соответственно, обул кроссовки и влез в бермуды. И в моменты возвращения надежды снова и снова отчаянно завидовал Юрке.

   Мне хотелось пойти босиком.

   Ужасно хотелось.

   Но в почти четырнадцать лет это делать несолидно.

   Впрочем, Юрке на это было, кажется, наплевать — в своём городе он вёл себя, как хотел… и поэтому я тоже ему завидовал. А он вдруг покосился на меня и дурашливо пропел, ничуть не стесняясь того, что мы на улице и кругом какие–никакие, а люди:

— В лесу бывает много происшествий,
   Но мне одно покоя не даёт:
   Сидел в траве кузнечик всем известный,
   Похожий на военный вертолёт.
   Морально был устойчив зелёный наш кузнечик,
   Он матом не ругался и не пил,
   Не трогал он ни блошек, ни козявок, ни овечек,
   И с мухою навозною дружил…[24]

— А дальше? — заинтересовался я. Юрка махнул рукой:

— А, потом… — он снова улыбнулся, стукнул баллон и, глядя куда‑то в сторону, негромко, но отчётливо прочёл на ходу: —

   Скоро мы победим,
   Я верю!
   И мама сварит много
   Вкусного киселя из столярного клея…

   Я недоумённо посмотрел на него. Но Юрка читал, всё так же постукивая баллон по чёрной тугой поверхности:

— Скоро мы победим
   И папа вернётся
   Из пепла Вороньей Горы
   В тельняшке, разорванной на груди -
   Он говорил, что фашисты её боятся!
   Пули её не пробьют, только штык!
   А в огне она не горит!
   А в штыки с моряком
   Никакому фашисту не справиться!
   Бум. Бум. Бум. Постукивал баллон. Мы шли по летней улице. Я слушал.
— Скоро мы победим,
   И с неба
   Больше не будет сыпаться
   На Ленинград
   Ничего,
   Кроме града, дождя или снега!

   Юрка неожиданно посмотрел на меня блестящими, яркими глазами. Его губы шевелились словно бы сами по себе:

— Скоро мы победим
   И будем жить
   В двух комнатах
   С целыми стенами -
   В них будет столько тепла,
   Что можно будет ходить раздетыми…
   И мама не будет топить до утра
   Буржуйку
   Мебелью и газетами…
   А вторая комната
   До потолка
   Будет наполнена хлебом!

   Скоро мы обязательно победим! — Юркин голос коротко прозвенел. Шедший мимо старик оглянулся на нас и долго смотрел вслед.

— Больше всего на свете
   Я и мама хотим
   Победить в сорок третьем!
   Мы постараемся всем двором
   Пережить–победить
   Эту последнюю зиму
   В сорок втором…[25]

— Юр… — я сглотнул. — Зачем ты… это?..