Владимир КОРОТКЕВИЧ - Колосья под серпом твоим

• Название: Колосья под серпом твоим
• Автор: Владимир КОРОТКЕВИЧ
• Издательство: Мастацкая лiтаратура
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

Приднепровье, середина XIX века. Готовится отмена крепостного права, меняется традиционный уклад жизни, растёт национальное самосознание белорусов. В такой обстановке растёт и мужает молодой князь Алесь Загорский. Воспитание и врождённое благородство натуры приводят его к пониманию необходимости перемен, к дружбе с людьми готовыми бороться с царским самодержавием. Одним из героев книги является Кастусь Калиновский, который впоследствии станет руководителем восстания 1863–1864 в Беларуси и Литве.

Авторизованный перевод с белорусского В. Щедриной.

---

Люди ринулись было за ними, но оттуда рванул залп, и преследовать дальше побоялись.

Поле было смешано с грязью. Алесь уже назавтра увидел, что рапа сделала свое дело: ботва, там, где она уцелела, была как сморщенный, сухой табак.

Он приказал выкопать более уцелевшие корни, перенести в оранжерею, приказал щедро поливать поле водой: а может? – но средства бороться с этим у агрономов не было, никто не сеет свеклу на солончаке, с неба не идут соленые дожди. Спасти удалось не больше трех десятков корней.

«Золотая» погибла.

Похвист рвал на себе волосы.

– За что?

– За то, что кадлуб длуги, а ноги крутке,[153] – мрачно говорил дед. – Убежать не успел… Ну, хватит, будешь иметь за правду.

– Сволочи, – сжав зубы, сказал Алесь.

Дед грустно улыбался.

– А что такое мера добра и зла? У многих – карман. Ради него не то что свеклу – человека затопчут.

– Жаловаться будем? – спросил Похвист.

– Нет, – сказал Алесь. – Сними с витахмовских мужиков половину недоимок. Прибавь на сахарных заводах вольнонаемным шесть грошей за час. Сторожам – ружья, и если увидят такого, с маской, – губы Алеся жестко скривились, – пусть стреляют в него под мой ответ. И мужики, если заметят, пусть стреляют.

– Правильно, – сказал дед. – Так, говоришь, шляхта?

– Конечно, шляхта, – ответил Похвист. – Разговор выдает. Да и зачем мужикам на хорошие для них новшества жаловаться?

– Ясно, – сказал дед. – Вот мы им мину и подведем. Увидят мужики, как Загорским везет, так, может быть, кого-то из своих и цокнут обухом в лоб.

А через неделю случилось еще худшее.

Стафан Когут и Юлиан Лопата ехали на одном возу из Суходола. Возили кое-что продать. Возвращаясь, купили четверть водки, взяли из нее по чарке под домашнее сало, остальное закрыли и положили под подстилку: у Когутов должны были рыть новый колодец, так хоть в начале дела и не положено, а все же напоить надо, чтоб не говорили, что Когут скупердяй.

Стафан купил еще поршники для малышки. Очень уж хорошие были поршни, как фабричные: низ сплошной, верх, как андарак, клетчатый, из желтых и синих кожаных полосок, а ремешок, которым затягивают, красный, как мак-самосей.

Стафан все время доставал и рассматривал их, улыбаясь в молодые, густоватые уже усы, золотистые, как у отца. Самый безобидный из всех Когутов, воды не замутит, он был хорошим мужем и отцом.

Все приезжие во всех книгах хвалили местных людей за то, что те были хорошими родителями и мужьями. Но те книг не читали, да и удивились бы, прочитав: «А как иначе? Молодой – дури, сколько хочешь, хоть в лозу с чеканом иди, а женился – тут уж не-ет!»

Ехали домой немного навеселе. У Стафана тоже был хороший голос, хотя и хуже, чем у Андрея. Он пел, а Юлиан ему подтягивал густым басом:

Были у мати три сына на роду,
Приказали да всем трем на войну.
Ой да старшему не хочется,
Молодшему не приходится.
Ну, а средний меч берет, собирается,
С батькой, с матерью прощается.
– Не кусай усы, мой татка, при мне,
Не плачь, моя родная матка, при мне,
Не плачь, не плачь, моя матушка, при мне.
Наплачешься, моя мамка, без мяне,
Наголосишься, наплачешься,
С сиротами накугачишься.

– Погоди, – сказал вдруг Юлиан. – Кто это?

Из лесного острова слева от дороги вылетели два всадника. По белым свиткам было ясно – мужики. Не остерегаясь даже того, что конь может угодить ногой в хомячью нору, убегали, словно от смерти.

Юлиан узнал в одном из всадников Корчака. Второй был незнакомый.

– Как на слом головы, – сказал Стафан. – Кто б это?

Юлиан промолчал.

Всадники пересекли битый шлях саженей за пятьдесят перед возом. Стафан смотрел на них с интересом. Люди медлили, видимо раздумывая, куда кинуться. Левее от них было конопляное поле, а за ним – склон, поросший медными соснами. Правее – кусты, за которыми лежал чахлый, на сыром месте, лес. На опушке, как богатырь, стояла могучая сухая сосна.

Всадники, видимо, решились – поскакали налево, стежкой через коноплю. Когда телега подъезжала к месту, где они пересекли дорогу, Стафан увидел, что кони, оседая и бессильно сползая вниз, уже несут людей по крутому склону, заросшему соснами… На шляху лежали хлопья пены.

– Н-ну, – сказал Стафан, – загонят коней.

– Замолчи, – бросил Лопата. – Не твое дело.

С острова, откуда выскочили всадники, послышался цокот копыт.

– Вот почему, – догадался Стафан, увидев десяток верховых.

На свежих, почти не утомленных конях всадники глотали дорогу вдвое быстрее, чем предыдущие, и скоро вылетели на шлях. Остановились, оглядываясь. Лица были закрыты белым.

– Гей! – сказал один. – Не видели людей?

Стафан смотрел на него и думал, говорить или нет. Пожалуй, не стоило врать: неизвестно ведь, что за люди были те, да и связываться с этими страшно. Но всадников с повязками было много, а обычай говорил: видишь, что много людей гонится за одним, – не помогай. Он колебался.

– Видели, – сказал Стафан.

Лопата сжался. Всадники подъехали ближе. Глаза мрачно блестели над повязками.

– Куда помчали? – спросил всадник в синем.

– Двое? – спросил Стафан, медля.

– Да.

– Конные?

– Я вот тебя как опояшу, – сказал второй, с бешеными глазами, поднимая корбач.

– Погоди, – сказал синий.

– Гэна… як яно… – мямлил Стафан. – Конники, значит, два?

– Вот ворона, – рассмеялся синий.

– Два всадника пробегали верхом… – сказал Стафан, – унечки туды… Ды не, не туды, а унь туды, бачите, где мокрый лес.

– А не туда? – Бешеный указал корбачом на склон с медными соснами.

– Брось, – сказал синий. – Что им на склоне? Правильно говорит мужик, там мокрый лес, там, видимо, яр.

Они рванули вправо, но почти сразу попали в болото и стали его объезжать.

– Ты бачил? – спросил Лопата.

– Ничего я не бачил, не бачу и не буду бачить, – со злостью ответил Стафан.

Широкое лицо Юлиана было бледно. Он махнул рукой:

– Гони!

В этот момент из пущи, как раз между сухой сосной и тем склоном, где скрылись Корчак с другом, вылетел всадник. Наметом погнал к погоне, махнул рукой в сторону медного бора.

И Стафан удивился – такое незнакомое лицо стало у Лопаты. Щеки плотно обтянула кожа, рот как будто провалился, сильные челюсти дрожали.

Маленький отряд, видимо, спорил. Люди махали корбачами в разные стороны.

– Напрасно! – тонко кричал тот, что подъехал. – Говорю, временные кладки через яр за собой разрушили. Чирей вам теперь на зад, раззявы!

Когутов воз удалялся, группа всадников делалась все меньше и меньше. Лопата пожалел, что с ним нет ружья. Того самого надежного, кремневого, которое лежало у него на коленях, когда они советовались в челнах, а вокруг был разлив.

Ах, как он пожалел о ружье, потому что всадники начали снова увеличиваться. Очень быстро…

На миг Юлиан ощутил на коленях знакомую тяжесть, ощутил, как левая рука лежит на граненом стволе, а правая ощупывает привычный пудовый приклад, оплетенный врезанной в древесину и расплющенной – для красоты – медной проволокой. Он сам расплющил ее молотком когда-то на пригуменье. Был, помнится, ясный майский вечер.

Юлиан тряхнул головой. Очень широкий, но красивый рот сжался. Что жалеть, если ружья нет.

Всадники догнали воз.

– Ты что же это, хлоп? – люто спросил бешеный.

Тот, что прискакал позже, остановил Стафановых коней, несколько человек спрыгнули на землю и стащили Стафана с воза.

– Зачем врал? – спросил синий.

– Закон, пане, – просто сказал Стафан.

– А я вот тебе покажу закон… Законники… Правды ему захотелось.

Стафана начали избивать. Вначале кулаками и корбачами. Затем, свалив, сапогами. Пыль стояла над дорогой. Хекали, топтали, целили каблуками в голову, которую Стафан закрывал руками, в грудь, в живот, к которому он подтягивал и не мог подтянуть колени.

Стафан не кричал. Когда ударом переворачивали с боку на спину, смотрел сквозь кровь, заливавшую лицо, недоумевающими глазами.

Сильные челюсти Юлиана ходили. Он вначале думал, что обойдется двумя-тремя затрещинами, но минуты шли – и он вдруг понял, что Стафана убивают.

– Давай, хлопцы, давай! – кричал бешеный. – Еще пока «гуп». Кончай, когда «чвяк» будет!

Юлиана держали два человека. Он начал вертеться на возу.

– Как бьете?! – кричал бешеный. – А ну, на оглобицу его да по почкам его… по почкам!

Двое в масках вскинули Стафана на оглобицу воза.

Бешеные глаза поверх повязки смотрели весело. Бешеный вскинул саблю вместе с ножнами и плашмя ударил…

Юлиан вырвался. Навернул одному под нижнюю челюсть, и тот полетел с воза. Испуганные кони рванули, и заднее колесо с хрустом переехало упавшему руку. Тот заскулил. Бешеная радость заполнила сердце Лопаты. Он ударил ногой второго. В пах. Плюхнулся на дорогу и тот.