Николай Кузаков - Тайга – мой дом

• Название: Тайга – мой дом
• Автор: Николай Кузаков
• Жанр: Природа и животные

Книга рассказывает о сибирской тайге. В центре повествования— охотница-эвенка Авдо, чувствующая себя в тайге как дома. Фоном служит рассказ о путешествиях автора по тайге, промысловой охоте, природе. Достоверность рассказа подкреплена тем, что сам автор вырос в далеком эвенкийском селе в семье потомственного охотника.

Книга всей своей сутью призывает к сохранению богатств тайги, бережному отношению к ней.

---

— Снег еще немного навалит, выходи из тайги. Мать ждет, я ждать буду. Маленько отдохнуть надо, погулять. А то я шибко старая стала. Когда теперь увидимся.

Авдо тепло, по-матерински посмотрела на меня.

— Пусть добрые духи пошлют тебе много черных соболей.

Авдо пошла по тропе. И долго ее было видно среди деревьев. Я смотрел ей вслед и не знал, что больше мы с Авдо никогда не встретимся.

Глава 18

Наша временная стоянка посредине бора. Напротив друг друга стены в полтора метра высотой. Посредине костер. Стены сделаны для того, чтобы не продувал ветер.

В вершину Ключевой мы пошли на два дня. На столько и продуктов взяли. Двадцать километров. Много ли на себе унесешь? А прожили уже четвертый день. Соболей здесь много. Андрей спромышлял двух, Михаил одного. Верно, я остался без трофеев, но что унывать, бывает. Тайга в другом месте мне отплатит за труды. В этом я убедился.

Из продуктов у нас осталось три ломтя хлеба, кусок сахару и масла с ложку. Я сегодня подстрелил только кедровок. Вот и все.

— Завтра идем к зимовью, — решает Андрей.

Назавтра меня поднял холод. Подбрасываю в костер дрова. Вешаю на таган котелок с чаем. Голова тяжелая, ломит суставы.

На холодном небе угасают звезды. В вершинах деревьев несмело, точно спросонья, шуршит ветерок. Низко, задевая деревья, пролетает стая глухарей. Вскочили собаки, заметались по лесу.

Михаил садится, набивает табаком трубку и, прислушиваясь к шуму леса, говорит:

— Опять снег будет.

— Надоел, — говорит Андрей и встает. — Хорошего бы морозу с недельку, тогда бы погоняли соболей.

Пьем чай и увязываем на поняги небогатые пожитки: котелки, кружки, патроны, пушнину.

— Я пойду в вершину Маристой речки, — говорит Андрей. — По ней спущусь к зимовью.

— А я в Медвежью падь пойду, — говорит Михаил. — Места там глухие, может, что-то и спромышляю.

Я выхожу на тропу. Кружится голова, все тело точно побито. В полдень с великим трудом добираюсь до зимовья. Даю собакам поесть, пью таблетки и падаю в постель.

Проснулся к вечеру. Михаил сидит на нарах с трубкой в зубах.

— Что-то ты рано пришел? — спросил я.

— Собаки сохатого угнали.

— Андрея еще нет?

— Я его след пересек километрах в десяти отсюда. На Комариный хребет свернул.

Состояние у меня скверное. Морозит. Но надо подниматься: пилить дрова, варить собакам еду, одному Михаилу не управиться, ему еще нужно ужин варить, пушнину обрабатывать.

Разжигаю костер и растапливаю в ведрах снег. Михаил носит из бора кряжи на дрова. А над лесом уже опускаются сумерки. Где же Андрей? Пора бы ему уже быть.

— Придет, — успокаивает меня Михаил. — Не первый год здесь охотится.

Пилим дрова. А ночь уже тут как тут. Стреляю три раза подряд. Андрей отозвался выстрелом из-за Глубокого распадка.

— Чаща там, — говорит Михаил. — Ночью можно без глаз остаться.

— У меня через нее тропа протоптана. Выйдет по ней.

Через некоторое время снова стреляю. Андрей отзывается ближе. Стучу по сухому дереву, чтобы Андрею легче было сориентироваться на звук.

— Э-эге-гэ, — доносится голос Андрея.

— Теперь придет, — говорит Михаил. — На твой след, видать, попал. Давай ужин варить.

Разогреваем чай. Варим суп.

Через некоторое время выхожу из зимовья. Ночь. Темень. Стреляю. В ответ только тревожно гудит тайга. Еще стреляю.

— Что там? — спрашивает Михаил.

— Не отвечает.

— Куда же унесла его нелегкая?

До глубокой ночи стучим по дереву и стреляем. Совсем рядом человек отзывался и вдруг как в воду канул.

— Не мог на медведя наткнуться? — гадаю я.

— Нет, собаки бы залаяли. Места там обманчивые. Свернул куда-нибудь в другую сторону. Ночует в хребте, а завтра придет.

Утром Михаил ушел на охоту, а я решил продневать: мне нездоровилось. Если Андрей не придет к обеду, пойду его искать.

Сон тревожный. Перед глазами Авдо. То мы с ней какие-то реки перебредаем, то на оленях мчимся. Не хватало мне только серьезно заболеть. Ребятам испорчу всю охоту. Из-за меня, пока доставят в деревню, могут потратить больше недели, а это для охотника немало.

Вскоре пришел Андрей. Лицо прокопченное, белеют только зубы.

— Куда ты девался? — спрашиваю его.

Андрей некоторое время молчит. Достал папиросу и посмотрел на меня.

— Набрел на твой след. Показалось, не туда иду. Посмотрел на компас. Иду правильно, но не поверил ему и умахал в хребет.

Андрей развязал понягу, достал сохатиную печенку.

— Быка лет семи завалил.

Мясо нам было кстати: продукты кончались. Верно, сдавать в райпо его надо, но часть возьмем: не праздным делом занимаемся.

Выхожу из зимовья за дровами. Нет Назарихи.

— Сейчас здесь была, — говорит Андрей. — Всего меня обнюхала.

— Тогда к лабазу ушла.

— Я же ей не говорил, что сохатого спромышлял.

— Она не первый раз в тайге.

Через некоторое время Назариха пришла. Наелась так, что брюхо по земле волочится.

— Ай да Назариха, — восхищается Андрей. — И надо же богу ее таким умом наделить.

Я снова ложусь в постель.

— Не проходит? — спрашивает Андрей.

— Хуже.

Андрей наливает стакан спирту.

— Пей и все шубы на себя. С потом вся хворь выйдет.

И верно, к вечеру мне стало легче.

Глава 19

С каждым днем усталость накапливается все больше и больше. Снега выпало много. Ходить стало труднее. Лыж достать не мог: в магазинах их нет. Хотел сделать голицы — лыжи без камуса, но потом махнул рукой: отпуск подходит к концу, пора уже выбираться из тайги.

Сегодня встаю рано. Пью чай. Откуда-то доносится странный звук: вроде кто-то скребется. Выхожу. Недалеко от зимовья, где мы берем снег для воды, лежит огромная колодина. У нее в конце дупло. В это дупло и скребется Назариха.

«Не соболь ли туда забрался?» — мелькнула шальная мысль. Осматриваю колодину. Нет. Назариха смотрит усталым старческим взглядом.

— Что с тобой? — спрашиваю я.

— У-у-у, — отвечает Назариха.

Последнее время я ее вожу на поводке: берегу силы, пускаю только на свежий след соболя. В пути Назариха ведет себя нормально, но стоит мне присесть покурить, как она начинает грызть колодину. О странном поведении Назарихи я рассказал Андрею с Михаилом.

— Смерть чует, — говорит Андрей. — Постель себе готовит. Земля-то холодная.

Мне сделалось не по себе. Чувство страха шевельнулось в душе. Назариха давно вошла в мою жизнь дорогим существом. Пусть разум привык к слову «смерть» как к неизбежности, но где-то глубоко в душе сохранилось чувство ужаса перед ней, и смерть осталась такой же жуткой, как и во времена младенчества человечества.

— У меня был кобель по кличке Свирепый, — продолжал Андрей. — Так он за неделю до смерти стал делать себе из сухой травы могилу. Натаскал целую копну и в ней околел.

Я дал Назарихе два дня отдохнуть. Она повеселела. На третий день выходим рано. Утро борется с ночью. Вокруг лежит еще сумрак, но небо уже высветлено. Вскоре занялась заря, из-за гор показалось солнце.

Подхожу к кедровому лесу. Впереди, среди поросли, что-то мелькнуло. Подбегаю. След соболя. Назариха рвет поводок. Пускаю. Назариха махом умчалась по следу.

«Сейчас догонит», — радостно стучит сердце, и я спешу вслед за Назарихой. Соболь выходит на покоть. Лес сосновый, чистый. Сейчас догонит! На ходу ловлю каждый звук. Уже представляю на дереве соболя. Вот он сидит на вершине, крутит головкой, высматривает, куда бы прыгнуть.

А какая радость у Назарихи. Прыгает на дерево, оглядывается на меня. Полюбуйся. А вы про меня всякую чушь в зимовье болтаете.

Прохожу километр, другой, пятый. Назариха гонит соболя махом. Но что это? Пошла рысью. Вот перешла на шаг. Соболь оторвался далеко, остановится, послушает и опять убегает.

Появился Орлик.

— Орлик, взять! — натравливаю его на след.

Орлик посмотрел на меня и большими прыжками умчался в распадок, в сторону от следа.

Ну что ты с ним будешь делать! Не хочет гнать соболя. А Назариха совсем выдохлась. Вот она полежала на снегу и пошла шатаясь.

Закуриваю и зову Назариху. Через некоторое время появляется, морда опущена, глаза прикрыты, не смотрит на меня. В каждом движении чувство вины. Мне стало жаль ее.

— Не горюй, — глажу я Назариху. — Я же сам виноват. Испугал соболя. В другой раз подкараулим его на кормежке, тогда не уйдет.

Назавтра иду опять в этом же направлении. Назариху отпустил с поводка. Она побегала возле меня и исчезла. А через некоторое время залаяла. Прислушиваюсь. Лает на соболя.

Ликует душа. Я радуюсь за Назариху, все-таки перехитрила соболя.

Прихожу. Ель не очень толстая, но косматая. На середине гнездо белки. Соболь перед рассветом позавтракал белкой и завалился спать в ее гнезде. Сонного-то и застала Назариха.