Майкл Флинн - Эйфельхайм: город-призрак

• Название: Эйфельхайм: город-призрак
• Автор: Майкл Флинн
• Издательство: ACT : Астрель-СПб
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065784-1, 978-5-9725-1739-8

Несколько веков назад в Германии вдруг бесследно исчез маленький городок Эйфельхайм. Историк Том Шверин и его подруга Шерон, которая занимается исследованиями в области физики, пытаются раскрыть тайну города-призрака и расшифровать изображения странных существ, встречающиеся на витражах и в средневековых манускриптах. Возможно ли, что в XIV веке Германию посетили представители внеземной цивилизации? Не их ли визит вызвал эпидемию чумы, которая захлестнула всю Европу?

«Этот насыщенный, провокационный роман, полный ярких исторических деталей, юмора и размышлений о прошлом и будущем человечества доставит читателям истинное наслаждение».

Entertainment Weekly

«Для тех, кто ценит умную научную фантастику высшей пробы».

Kirkus Reviews

---

— Они думают о печалях и страданиях, охотник.

Егерь хмыкнул и какое-то время молчал. Затем поднял голову и взял в руку посох:

— Наверное, меня можно считать счастливчиком. Жены и детей нет, терять некого. Это удача, я полагаю. Но лес и горы не заботят печали, и не стоит спешить в глушь, едва помня себя. Я хочу сказать, им нет нужды брать с собой все. Чума пройдет, мы вернемся, и все это подождет нас здесь.

— Я не вернусь, — проворчал Фолькмар Бауэр. — Это место проклято. — Он сплюнул на землю для пущего эффекта, и хоть был бледен и еще некрепок, но стоял среди тех, кто уходил.

Другие подхватили вопль Фолькмара, и некоторые даже швырнули комьями грязи в Готфрида, тоже вышедшего посмотреть им вслед.

— Демоны! — кричали некоторые. — Вы навлекли это на нас!

И толпа зарычала и заволновалась. Готфрид щелкнул ороговелыми уголками губ, словно ножницами. Дитрих боялся, как бы воинственная натура пришельца не вырвалась наружу. Даже в ослабленном состоянии крэнк своими зазубренными дланями мог зарубить с десяток нападавших, прежде чем те задавили бы его одной массой. Егерь поднял посох, затряс им и закричал:

— Тихо тут у меня!

— Зачем он остался, когда его отродье сгинуло? — завопил Беккер. — Явить нам погибель нашу!

— Молчать!

Это был Иоахим, прибегший к силе своего голоса. Он вышел на поляну, откинул капюшон и пристально взглянул на толпу:

— Грешники! Хотите ли вы знать, зачем остались они?

Он указал в сторону крэнка:

— Они остались умереть! — Он позволил словам отозваться эхом от окрестных домов и мельницы Клауса. — И подать нам помощь! Ни один больной не остался без призрения, ни один умерший не остался без погребения! Разве поборовшие собственное упрямство не были вылечены ими? Ныне вам предложено то, что превосходит любую выдумку миннезингера. Вам предложено стать Новым Израилем, провести время в глуши и получить, как завещано, Землю обетованную. Мы войдем в Новый век! Недостойные, очистимся испытаниями в ожидании пришествия святого Иоанна. — Здесь он понизил голос, и перешептывающаяся толпа замолчала, стараясь не упустить ни слова. — Какое-то время мы будем разлучены, пока Петр сходит и Средний век завершается. Впереди множество испытаний, и некоторые окажутся неспособны справиться с ними. Мы претерпим лишения и жару, глад и, возможно, ярость диких зверей. Но это укрепит нас ко дню нашего возвращения!

Раздалось несколько нестройных возгласов приглушенного одобрения и восклицаний «аминь!», но Дитрих чувствовал: слушатели больше запуганы, чем убеждены.

Егерь перевел дух:

— Хорошо. Теперь, когда все здесь… Лютке! Якоб! — Изрядным количеством ругательств и парой ударов палкой он пустил в путь свое стадо и пробормотал: — Сыны Израилевы.

Дитрих ободряюще хлопнул охотника по плечу:

— Те тоже были капризным народом, я читал.

Когда остальные прошли мимо, Иоахим подошел к пастору и обнял его.

— Доброго пути, — напутствовал тот. — Помни, слушайся Герлаха.

Охотник в тот же миг разразился бранью на деревянном мосту:

— Ах ты, олух царя небесного!

Иоахим слабо улыбнулся:

— Да не подвергну я искушению душу мою.

Все прочие двинулись обратно к деревне, и они остались наедине. Монах оглянулся на деревню, и словно тень набежала на его лицо, когда он обводил взглядом мельницу и пекарню, мастерскую каменотеса, кузницу, бург Хохвальд, церковь Св. Екатерины. Затем почесал щеку и сказал, поправив скатанное одеяло, висящее на плече:

— Я должен поспешить за ними. Иначе отстану и…

Дитрих протянул руку и накинул капюшон ему на голову:

— День жаркий. У тебя может случиться солнечный удар.

— Ja. Спасибо тебе, Дитрих… Попытайся не думать так много.

Священник прикоснулся ладонью к щеке юноши:

— Я тоже тебя люблю, Иоахим. Береги себя.

Он стоял на лугу, глядя Минориту вслед; затем взошел на мост, бросив последний взгляд на уходящих, прежде чем те скрылись между озимыми полями и лугом. Люди скучились, ибо дорога там была узкой, и Дитрих улыбнулся, воображая все сквернословие Герлаха по этому поводу. Когда процессия окончательно скрылась из виду, пастор вернулся в госпиталь.

* * *

Той ночью он вынес Ганса на улицу, чтобы крэнк мог видеть небесную твердь. Вечер выдался теплый и влажный — воздух достиг подобного состояния из-за разрушения элемента огня, ибо день измучил жарой и сухостью. Дитрих захватил свечу и требник почитать и уже утверждал очки на носу, когда вдруг понял, что не знает, какой сегодня день. Он попытался отсчитать время с последнего праздника, в котором был уверен, но все расплывалось в памяти, а время сна и бодрствования последнее время не всегда следовало за небесным круговоротом. Священник проверил положение звезд, но с вечера не отметил время заката, да и астролябии под рукой не оказалось.

— Что хочешь узнать, друг Дитрих? — спросил Ганс.

— Какой сегодня день.

— Хм… Ты ищешь день ночью?

— Друг кузнечик, думаю, ты открыл synecdoche. Я имею в виду дату, конечно. Движение небес могло дать мне подсказку, умей я читать их. Но я уже давным-давно не читал «Альмагеста»[273] или ибн Куру.[274] Припоминаю, кристаллические сферы сообщают дневное движение небесной тверди, которая располагается за седьмым небом.

— Сатурном. Я думаю, ты имеешь в виду его.

— Doch. За Сатурном идет небесный свод со звездами, а выше него — вода, хотя и в кристаллической форме льда.

— Мы тоже находим пояс ледяных тел, окольцовывающий каждую мир-систему. Хотя, конечно, они вращаются с ближней стороны небосклона, а не дальней.

— Будь по-твоему, но я все равно не понимаю, что в таком случае препятствует льду-воде устремиться к естественному положению здесь, в центре.

— Презренный! — ответил Ганс. — Разве не говорил я тебе? Твоя картина неверна. Солнце располагается в центре, не Земля.

Дитрих поднял указательный палец:

— Разве не ты рассказывал мне, что небосвод… Как ты назвал его?

— Горизонт мира.

— Ja, doch. Ты утверждал, его теплота — это останки дивного дня сотворения, и за него никто не может заглянуть. Однако этот горизонт располагается во всех направлениях на одном и том же расстоянии, а каждый, читавший Евклида, скажет тебе, что это локус сферы. Следовательно, Земля на самом деле располагается в центре мира, quod erat demonstrandum.[275]

Дитрих широко улыбнулся Гансу, чем успешно разрешил этот вопрос, но пришелец окаменел и издал протяжный свист. Его руки взлетели вверх и поперек туловища, явив зазубренные края. Защитный жест, подумал Дитрих. Мгновение спустя крэнк медленно расслабился, и Ганс прошептал:

— Иногда тупая боль режет, словно нож.

— А я веду диспут, в то время как ты страдаешь. Неужели не осталось больше ваших особых лекарств?

— Нет, Ульф нуждался в них намного больше. — Ганс попытался на ощупь отыскать Дитриха. — Шевелись, дергайся. Я тебя едва вижу. Я охотно поспорю с тобой по серьезным проблемам. Непохоже, чтобы у тебя или у меня были на них ответы, но это слегка отвлекает от боли.

Мгла надвигалась вверх по дороге на Оберрайд. Священник поднялся:

— Может, тогда нужно заварить чая из ивовой коры. Она облегчает людям головную боль. Есть шанс, поможет и тебе.

— Или убьет. Или же я найду источник недостающего протеина. Чай из ивовой коры… Был ли он среди того, что испытывали Арнольд или Скребун? Подожди, посмотрю в памяти «домового». — Ганс прочирикал в mikrophoneh, послушал и вздохнул. — Арнольд пробовал его. Бесполезно.

— И все же, если оно притупляет боль… Грегор? — позвал Дитрих каменотеса, сидевшего подле старшего сына внутри кузницы. — У нас есть немного заваренного настоя ивовой коры?

Тот помотал головой:

— Терезия нарезала коры два дня назад. Мне сходить за ней?

Пастор отряхнул одежду:

— Я сам. — И, обращаясь к Гансу, добавил: — Отдыхай. Я вернусь со снадобьем.

— Когда я умру, — ответил крэнк, — а Готфрид с Беатке выпьют мою плоть в мою же честь, каждый даст свою долю другому из «любви-к-ближнему», и тем самым количество от этого обмена удвоится. Бва-ва-ва!

Смысл шутки ускользнул от Дитриха, он предположил, что у друга начинает мутиться рассудок. Священник пересек дорогу, помахал Сенеке, трудящемуся в мастерской отца. Тот вырезал могильные плиты. Дитрих уже говорил каменотесу не беспокоиться об этом, но Грегор возразил:

— Какой смысл жить, если люди забудут тебя после твоей смерти?

Дитрих постучал по дверному косяку дома Терезии и, не получив ответа, крикнул:

— Ты не спишь? Нет ли у тебя заваренной ивовой коры?

Пастор постучал снова, раздумывая, не ушла ли Терезия в Малый лес. Затем потянул за веревку на засове, дверь открылась.