Мередит Милети - Послевкусие: Роман в пяти блюдах

• Название: Послевкусие: Роман в пяти блюдах
• Автор: Мередит Милети
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02621-6

Мередит Милети живет с мужем и детьми в Питсбурге, штат Пенсильвания, где она на протяжении многих лет читала лекции по психологии в университете. Кулинария — давнее увлечение Милети, и хотя ей самой не суждено было стать знаменитым шеф-поваром или хозяйкой модного ресторана, она подарила такую возможность обаятельной и темпераментной героине своей первой книги. «Послевкусие» — покоривший читателей и критиков дебютный роман о том, как важно не терять вкуса к жизни, даже если в какой-то момент тебе здорово испортили аппетит.

---

Боясь вновь встретиться с миссис Зильберман, я, перед тем как выйти на улицу, высматриваю из верхнего окна, стоит ли перед домом ее машина, или дожидаюсь Шабата. Вот и этим субботним утром я выждала, пока Зильберманы уйдут в синагогу, чтобы сходить в аптеку и купить что-нибудь от насморка. Последние дни Хлоя постоянно шмыгает носом, а прошлой ночью проснулась от сильного кашля.

Стоя в очереди в кассу, я замечаю, что сегодня в аптеке скидки на ирригаторы, и в последний момент кладу прибор в корзинку, вспомнив о том, что уже бог знает сколько времени не делала профессиональную чистку зубов. А Хлоя не была у педиатра с тех пор, как мы покинули Манхэттен, но я надеюсь, что купленное средство вылечит Хлою от простуды, а ирригатор сохранит мне здоровые зубы, поскольку я не собираюсь доверять местным врачам заботу о нашем здоровье. Иначе получится, что мы поселились в Питсбурге навсегда, а не приехали сюда погостить.

Когда я прихожу домой, Хлоя спит в своем манеже в гостиной, а отец и Фиона играют за кухонным столом в «Скрэббл»[33]. Во всяком случае, кажется, что играют. Перед ними лежит доска, но при этом отец читает роман, а Фиона склонилась над «Словарем для начинающих игроков». Когда я вхожу, оба поднимают голову.

— Хлоя давно уснула?

— Только что. Устала, бедняжка, — говорит Фиона, глядя в словарь.

— Она немножко поплакала, — говорит отец, — но Фи ее покачала на руках, и она уснула.

— Не забудь, что ты почитал ей книжку, дедуля, — говорит Фиона, отрываясь от словаря, чтобы выложить на игровое поле свои буквы. — Так, посмотрим. 3-А-Ж-И-… и «звездочка» вместо «М». Итого шестнадцать очков. Какой теперь счет? — Она сверяется с таблицей. — Хм, двести пятьдесят шесть против девяноста девяти. — Она смотрит на меня поверх очков. — Ваш папа выигрывает. Он мне даже словарем пользоваться разрешил и все равно выигрывает. — Она вздыхает.

Отец молниеносно выкладывает новое слово, заработав пятьдесят четыре очка. После чего он возвращается к своей книге — детективному роману Роберта Паркера.

Фиона вновь копается в словаре, что-то бормоча.

— Кси — это буква греческого алфавита, ми — нота. А что такое ас, ты, полагаю, сама знаешь, — говорит отец, глядя на Фиону. На его лице нет и тени улыбки. Как могла я не заметить за все эти тридцать восемь лет, что мой отец — невыносимый сноб?

— Что вы, мистер Всезнайка, откуда мне знать. И ты все время используешь слова из двух букв, — говорит Фиона и оборачивается ко мне. — Кто бы мог предположить, что «эс» — это слово?

— Это название буквы «С», — говорит отец.

— Ну надо же! Не понимаю. Если нужна буква, так и пиши букву.

Оба вздыхают.

Воспользовавшись тем, что Хлоя спит, я тащу свои покупки наверх. Я собираюсь повесить ирригатор возле раковины, но выясняется, что для этого мне понадобится дрель и крепления. Тогда я говорю себе, что не хочу будить Хлою, хотя она спит внизу, а я нахожусь под самой крышей. Я убираю прибор обратно в коробку, кладу ее на крышку унитаза и валюсь на кровать. Сама мысль, что нужно повесить ирригатор, приводит меня в полное изнеможение.

Сверление дырки и крепления подразумевают определенные обязательства. Я слишком долго снимала жилье и прекрасно знаю, что стенки не сверлят там, где не собираются задерживаться. Мы живем в доме отца уже шесть недель, и, если не считать того, что я записала Хлою на занятия в Центре еврейской общины, я не сделала попыток обжиться здесь. Не повесила ни одной картины, не распаковала ни одной коробки, а теперь трясусь при мысли о том, что в ванной нужно повесить ирригатор. Чего я жду? Знака свыше, что теперь моя жизнь здесь?

Позднее, когда я все-таки спускаюсь в подвал в поисках дрели, я обнаруживаю, что кто-то, вероятно Фиона, навел внизу порядок. Обычно свою разномастную коллекцию инструментов (ржавый молоток, шурупы и шайбы, набор отверток и дрель с потертым шнуром и неполным комплектом сверл, которые всегда оказывались не того размера) отец хранил рядом со стиральной машиной в ящике из-под апельсинов. Вместо гнилого деревянного ящика теперь стоит ящик для инструментов «Крафтсман» с небольшим, но впечатляющим набором новеньких фирменных инструментов. Теперь у отца имеется не только дрель, которой можно пользоваться, не опасаясь получить удар током, но также наборы креплений и крючков для картин и два вида гаечных ключей — короче, я нашла все, что нужно, чтобы повесить новый прибор. Ну что ж, думаю я, захлопывая ящик для инструментов и несильно, но сознательно пиная его ногой, теперь, когда у меня есть все необходимое, я могу сделать это в любое время, когда захочу.

На следующий день я не могу вылезти из кровати. Стоит хмурое февральское утро, небо мутное, как грязная вода, того и гляди пойдет снег. Вчера я легла спать рано, сразу после того, как уложила Хлою, под утро проснулась и прибавила температуру на обогревателе, потому что в комнате было холодно, потом снова проснулась, потому что стало слишком жарко. В конце концов до меня смутно дошло, что не в порядке мой внутренний термостат. После чего я уже толком не спала, а ворочалась, лишь время от времени проваливаясь в тяжкую дремоту.

Отец поднимается ко мне наверх, потому что я не в силах встать, несмотря на громкий плач Хлои. Он полностью одет, значит, уже позднее утро. Отец входит в мою комнату с Хлоей на руках, но, едва взглянув на меня, немедленно уносит ее обратно и укладывает в кроватку. Через минуту он возвращается с автоматическим градусником и сует его мне в рот, веля держать под языком, словно я пятилетний ребенок. Я слышу, как в соседней комнате он одевает Хлою. Градусник начинает пикать, но у меня нет сил его вынуть. Вместо этого я просто открываю рот, и градусник падает на подушку, оставляя мокрое пятно. Когда я вновь открываю глаза, отец стоит возле меня с Хлоей на руках и смотрит на показания градусника.

— Хм, — вот и все, что он произносит.

Потом приносит мне стакан холодной воды и тайленол и говорит, что мне нужно отдохнуть.

В течение всего дня я то прихожу в себя, то вновь проваливаюсь в забытье, я полностью потеряла представление о времени. Когда я в очередной раз открываю глаза, за окном темно. Надо мной склоняется отец, и я спрашиваю, где Хлоя. Он отвечает, что она спит.

Я прихожу в себя только через два дня, во вторник. Фиона переселилась к нам, предположительно для того, чтобы ухаживать за Хлоей, но я не могу отделаться от мысли, что она просто дожидалась подходящего момента, чтобы поглубже запустить коготки в моего отца. А вот и она — входит ко мне, с трудом удерживая в одной руке поднос. На ней фартук в оборочках и брюки из лайкры.

— Чепуха. У меня полно неиспользованных дней от отпуска, — отвечает Фиона, когда я начинаю благодарить ее за то, что она взяла на себя заботу о Хлое. — Мне это даже нравится, все равно что в пятнашки играть, — говорит она и смотрит на часы. — Сейчас приедет ваш папа, он посидит с ребенком, а я уйду в спортзал. Ни о чем не беспокойтесь, дорогая, Хлоя в полном порядке.

Когда я прошу принести ее, Фиона отвечает, что она играет в своем манеже и лучше оставить ее там, к тому же я могу ее заразить. Потом она вынимает из кармана фартука радионяню и включает в розетку рядом с моей кроватью.

— Ну вот. По крайней мере, будете ее слышать.

Сквозь помехи доносится слабый голосок Хлои. Мне не нравится тот покровительственный тон, которым со мной разговаривает Фиона, но у меня нет сил спорить, и я падаю на подушку, мокрая от пота.

— И вот, — говорит она и кладет на кровать стопку журналов, поставив рядом поднос с тарелкой супа и стаканом имбирного пива. — Вдруг захотите почитать.

Кроме «Питсбург мэгэзин», в стопке лежит свежий номер «Космополитен», в котором я обнаруживаю статью о самой модной сейчас сексуальной игрушке, и журнал под названием «Чэннел», где опубликовано интервью с Чингисханом, взятое медиумом Джоном Эдвардом.

Фиона щупает мне лоб. Этот жест кажется мне и по-матерински заботливым, и каким-то робким, словно Фиона пытается со мной сблизиться, а зачем — можно только догадываться. Он вызывает во мне воспоминания о матери, которая почти не питала ко мне материнских чувств. Я смотрю в лицо Фионе: у нее добрый и мягкий взгляд, она действительно хотела утешить меня и ждет одобрения с моей стороны. Я же вместо того закрываю глаза и утыкаюсь лицом в подушку, стараясь найти местечко попрохладней, чтобы прижать к нему гудящую от боли голову.

Через несколько дней лихорадка прошла, но слабость никак не отпускает. Из-за пасмурной погоды и головных болей во мне укоренилась усталость — всеобъемлющая, раздражающая и тяжелая, словно фунтовый кекс. Сегодня я хотела сходить с Хлоей на занятия в Центр, даже оделась сама и одела ее — вплоть до зимнего комбинезона, — но меня доконали варежки. Низко склонившись над Хлоей, я старалась всунуть большие пальцы в предназначенные для них отделения и осела на пол, совершенно выбившись из сил. А вспомнив, что скоро мне придется ее раздевать, а потом через час одевать снова, я почувствовала такую усталость, что ударилась в слезы, сидя на полу в кухне.