Жорж Перек - Жизнь способ употребления

• Название: Жизнь способ употребления
• Автор: Жорж Перек
• Издательство: Издательство Ивана Лимбаха
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-89059-138-8

«Жизнь способ употребления» Жоржа Перека (1936–1982) — уникальное и значительное явление не только для французской, но и для мировой литературы. По необычности и формальной сложности построения, по оригинальности и изобретательности приемов это произведение — и как удивительный проект, и как поразительный результат — ведет к переосмыслению вековой традиции романа и вместе с тем подводит своеобразный итог литературным экспериментам XX столетия.

Роман — полное и методичное описание парижского дома с населяющими его предметами и людьми — состоит из искусно выстроенной последовательности локальных «романов», целой череды смешных и грустных, заурядных и экстравагантных историй, в которых причудливо переплетаются судьбы и переживаются экзотические приключения, мелкие происшествия, чудовищные преступления, курьезные случаи, детективные расследования, любовные драмы, комические совпадения, загадочные перевоплощения, роковые заблуждения, а еще маниакальные идеи и утопические прожекты.

Книга-игра, книга-головоломка, книга-лабиринт, книга-прогулка, которая может оказаться незабываемым путешествием вокруг света и глубоким погружением в себя.

Жизнь способ употребления — последнее большое событие в истории романа.

Итало Кальвино

Жесткие формальные правила построения порождают произведение, отличающееся необычайной свободой воображения, гигантский роман-квинтэссенцию самых увлекательных романов, лукавое и чарующее творение, играющее в хаос и порядок и переворачивающее все наши представления о литературе.

Лорис Кливо

Эти семьсот страниц историй, перечней, грез, страстей, ненавистей, ковров, гравюр, часов, тазиков и прочих крохотных деталей перекладывают на музыку полифоническое торжество желания, стремления, капризов, навязчивых идей, иронии, экзальтации и преданности.

Клод Бюржелен

…Роман является не просто частью огромного пазла всемирной библиотеки, а одной из ее главных деталей.

Бернар Мане

---

Радикальный эксперимент Перека предлагает не просто необычный, новаторский роман, а новый подход к письму вообще и к написанию романов в частности, поскольку органично сочетает с одной стороны «математическую» систему структурирования и композиции, а с другой — повествовательную манеру изложения.

Система строгих правил, которые для себя устанавливает автор, столь же сложна, сколь и неумолима.

Первая, самая явная, установка — композиционная. Все здание — главный сюжет и предмет описания — раскладывается на сто помещений, по одному на каждую главу, а переход из одного помещения в другое осуществляется по принципу шахматной «задачи о ходе коня». Таким образом, мы проходим всю шахматную доску (но не из 64-х, а из 100 клеток) — весь дом от подвалов до мансард, — попадая в каждую клетку-помещение только по одному разу. Этот маршрут обусловливает и деление романа на сто глав и шесть частей (как здесь не вспомнить, что во французском языке всего шесть гласных?): всякий раз, когда конь проходит через четыре края «доски», начинается новая часть.

Вторая группа правил отвечает за повествовательный материал. После того, как размечен путь следования, перед автором возникает вопрос: кем населять и чем заполнять пространство? Кого, что и куда помещать? И здесь Перек, верный принципам УЛИПО, также отказывается от произвольного описания и обращается к точным расчетам. Заполнение клеток-помещений доски-дома он производит в два этапа.

Сначала автор составляет «тематический репертуар» из двадцати одной пары списков по десять элементов в каждом; эта виртуальная инвентаризация призвана «оснастить» повествование. Так появляются подробные перечни элементов по каждому разделу: «Расположение и Деятельность», «Количество и Роль», «Возраст и Пол» жильцов, а еще «Домашние животные», «Стены и Полы», «Эпоха и Место», «Стиль и Мебель», «Одежда», «Ткани», «Цвета», «Аксессуары и Украшения», «Цветы», «Безделушки», «Картины», «Книги», «Напитки и Еда», «Игры и Игрушки» и т. д. Тщательность описания и обилие исторических и географических деталей в романе может сравниться с «документальностью» сочинений Оноре де Бальзака или Жюля Верна, а использование редких или устаревших слов и понятий становится поистине энциклопедическим. Текст, претендуя на научную объективность, изобилует списками и перечнями, описями и каталогами, не говоря уже о биографиях и библиографиях…

Особое место занимают подборки «Цитаты и Аллюзии»: роман буквально нашпигован литературными сюжетами и персонажами, заимствованиями и обращениями, а также точными или искаженными цитатами из творений мировой литературы, причем Перек не упускает возможности отослать читателя к творчеству своих товарищей по УЛИПО и напомнить о собственных произведениях. Так, в одной главе фигурирует «человек, который спит», а в другой — ресторанное меню со странными и чем-то схожими между собой названиями блюд…

С целью смягчить жесткие правила автор предусматривает определенное количество «поблажек», программирует мелкие системные сбои, без которых, как известно, не может функционировать ни одна даже самая совершенная система; с этой целью составляется специальная серия элементов «Упущение и Несоответствие». Внимательный читатель может с удовольствием выискивать «неточности» и «погрешности»: здесь он найдет ошибку в подсчете калорий потребляемых продуктов, там выявит несоответствие дат рождения или смерти, а где-то еще обнаружит пропажу какой-нибудь комнаты или буквы. На всех уровнях — тематическом, логическом или грамматическом — случайность оказывается вписанной в игровую программу литературы… и жизни.

И, как бы подтверждая, что жизнь есть игра, а иногда — просто розыгрыш, из главы в главу снуют мистификаторы, фальсификаторы, махинаторы, аферисты, иллюзионисты и просто заурядные жулики со своими волшебными числами, магическими кольцами и дьявольскими зеркалами. Если внимательно вчитываться, то вся книга может оказаться лукавой игрой в загадки и отгадки, причем последних окажется куда меньше; если припомнить все утопические, а следовательно, нереализуемые и нереализованные проекты, наполняющие смыслом жизнь многих персонажей, то перед нами предстанет безжалостный отчет об упущенных возможностях, утраченных иллюзиях и разбитых судьбах…

Третья установка «оживляет» материал. Для связывания и распределения всех разнородных элементов Перек использует принцип двойного ортогонального латинского квадрата десятого порядка[36], затем подвергает элементы специальной операции под названием «псевдокенина десятого порядка», которая берет за основу комбинаторный принцип средневековой секстины[37] и — в довершении всего — придумывает еще четыре дополнительных правила…

Вот так — так и хочется сказать: «легко и непринужденно», за каких-то десять-двенадцать лет — с помощью схем, структур и правил реализуется глобальный и тотальный проект, исключающий «любую поправку на случай», оформляется повествование и рождается книга. Разумеется, построение произведения не есть само произведение; нас больше интересует конечный результат, а не начальный замысел и промежуточный процесс; мы хотим вкушать уже готовое блюдо, а не внимать рассказам о кулинарных ухищрениях; и «демонтаж книги, — по образному выражению Перека, — не привносит ничего». Однако иногда автор, убежденный в значимости инструментальной, «ремесленнической» составляющей творчества, сам раскрывает свои литературные рецепты, быть может, полагая, что они помогают понимать, даже если незнание вовсе не мешает читать.

Среди всех возможных прочтений романа существует самый простой и самый очевидный. Журналисту, который спросил, как следует читать этот объемный труд, Перек ответил: «Сначала по порядку — потому, что есть история Бартлбута, которая проходит через весь роман». Действительно, этот персонаж со сложной фамилией оказывается в центре многих историй, к нему сходятся и от него расходятся многие сюжетные нити; его собственная история оказывается своеобразной развернутой метафорой и всего дома и всего романа. Подобно автору он пересекает моря и океаны, страны и континенты, контролирует перемещение людей и предметов ради реализации проекта всей своей жизни. Идея Бартлбута, поразительный пример гигантомании и претенциозности, заключается в том, чтобы «запутанной хаотичности мира противопоставить несомненно ограниченную, но полную и цельную программу, которая будет реализована с неумолимым совершенством».

Однажды богатый англичанин решает, что «вся его жизнь будет строиться вокруг единственного проекта, обоснованием которого станет одна лишь произвольная необходимость его свершения». В течение десяти лет он берет ежедневные уроки акварели (Вален); затем вместе со своим слугой-секретарем-камердинером (Смотф) отправляется в путешествие, которое в общей сложности продлится около двадцати лет, и в строгом соответствии с установленным графиком (по две недели на каждую остановку) рисует пятьсот морских пейзажей. Акварели регулярно отсылаются в Париж, где специально для этого нанятый мастер (Винклер) изготавливает из них сложнейшие пазлы, а специально для этого нанятая работница (мадам Уркад) складывает их в специально изготовленные коробки с монограммой заказчика. По возвращении Бартлбут в строгом соответствии с графиком (по две недели на каждую штуку) собирает пазлы. Собранный пазл поступает обратно к мастеру (Винклер) и его ассистенту (Морелле): бумага с изображением отделяется от деревянной основы, бумажные фрагменты склеиваются в единое целое, швы заделываются, и исходная акварель восстанавливается. По мере восстановления акварели отвозятся или отсылаются в те места, где они были нарисованы, и — подобно буддийским мандалам — смываются.

Мастер Винклер успевает в срок изготовить заказанные ему пятьсот пазлов, но умирает, так и не узнав о своей «победе» в этом странном соперничестве. Прожектер и проектировщик Бартлбут теряет зрение и умирает, так и не закончив разгадку очередной головоломки. Неистовая борьба, где не сразу понятно, кто кому бросает вызов, заканчивается неубедительной ничьей. Ничем завершается и проект художника Валена: он умирает, так и не нарисовав картину, которая вместила бы в себя весь дом и всех его обитателей. Впрочем, и сам дом готовится к смерти, поскольку в рамках плана по модернизации и облагораживанию территории грядет снос целого квартала. Конец романа-жизни утверждает эфемерность любого тотального проекта и — как бессилие любой утопии — невозможность подчинить хаос жесткой организационной структуре.

Кроме этой самой очевидной интерпретации у «Жизни…» существует множество других, которые могут (но не обязаны) соотноситься с различными читательскими стратегиями. Кроме обычного, традиционного пути — читать по порядку и с оглядкой на центральную канву и фигуру Бартлбута (демиурга, творца, безумца?) — есть и другие; например, чтение по отдельным историям или отдельным персонажам, выбранным по желанию или наугад. Подобный подход в корне меняет роль и статус читателя, его восприятие произведения и само воспринимаемое произведение. С этой точки зрения «Жизнь…» оказывается настоящим шедевром «потенциальной» литературы, неподражаемым образцом повествования с бесконечной разветвленностью и бездонной глубиной: «дом с расходящимися историями» есть не что иное, как «гипертекст», причем задолго до того, как появился сам термин. «Я мечтаю, — мечтал Перек, — чтобы читатели играли с книгой, чтобы они пользовались приложениями, чтобы они воссоздавали текст, чтобы они гуляли по разрозненным главам и историям, чтобы они увидели, как все персонажи так или иначе связываются и соотносятся с Бартлбутом, как все это сообщается, как выстраивается пазл»[38]. Сегодня мы можем представить себе электронную версию этого «романа романов», которая позволит прочесть и увидеть все сразу…