Луи Ружемон - Приключения Ружемона

• Название: Приключения Ружемона
• Автор: Луи Ружемон
• Издательство: Вече
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-3415-0

Главный герой романа, молодой человек по имени Луи де Ружемон, отправляется на шхуне в южную часть Новой Гвинеи на промысел жемчуга. Пережив нападение воинственных туземцев и ужасный шторм, Луи волею случая оказывается на пустынном острове близ Австралии, отчаянно надеясь, что выжившие члены экипажа шхуны скоро придут ему на помощь…

Луи де Ружемон — псевдоним швейцарца Генри Луи Грина (1847–1921), автора серии опубликованных в британском «The Wide World Magazine» очерков, позже изданных как роман.

Книга выдавалась за подлинную автобиографию.

---

Едва успел я справиться с этой змеей, как другая, совершенно подобная ей, выползла на меня. Я опять нанес ей сильный удар по хвосту и таким образом одолел и ее. Но отвратительные пресмыкающиеся одно за другим стали появляться еще и еще, и мне стало ясно, что весь этот громадный пень ничто иное, как одна живая масса змей, свившихся клубком и, вероятно, зимующих здесь. Одна за другой, они медленно выползали и протягивали ко мне свои отвратительные головы и, конечно, если бы все они появились разом, то никакие силы в мире не могли бы спасти меня от них. Я не мог себе представить, сколько времени будет еще продолжаться эта странная борьба; десятки раз я пытался, покончив с одной из змей, добраться до стенки колодца и вскарабкаться наверх, но прежде чем я успевал сделать шаг к стене, меня уже настигал другой громадный враг, от которого опять приходилось отбиваться.

Я слышал, что Бруно носился, как сумасшедший, взад и вперед по краю колодца с бешеным лаем и всеми признаками крайней тревоги и волнения. Он прекрасно знал, что такое змеи, так как не раз уже страдал от их укусов. Несомненно, что я обязан своей жизнью, в данном случае, лишь тому обстоятельству, что змеи находились в полусонном состоянии и потому не были ни достаточно проворны в своих движениях, ни достаточно энергичны и дружны в своем нападении. Объясняется это, конечно, тем, что было холодное зимнее время, т. е. июнь или июль месяц. Я не могу сказать, сколько времени продолжалась моя борьба со змеями, но, наконец, видя, что нападающих больше нет, что все они полегли костьми у моих ног, я принялся считать их. Сделал я это частью из любопытства, частью из желания воздействовать на туземцев, иначе говоря — похвастать перед ними своим подвигом — скромность там, где о ней не имеют никакого понятия, была бы глупостью, мало того, она была бы, безусловно, пагубна для моего престижа среди этих дикарей.

Итак, всего оказалось шестьдесят восемь черных крупных змей, длиною, в среднем, около 4½ футов каждая. Не помню, чтобы после такой работы я чувствовал себя усталым или утомленным, полагаю, что я был слишком взволнован, чтобы ощущать что-либо подобное. Когда, наконец, я выбрался из колодца, то мы вместе с Бруно поспешили в стан туземцев и созвали их полюбоваться на то, что я сделал. Вид такого громадного числа убитых змей привел их в неописанное удивление, и с этого времени они стали относиться ко мне с величайшим уважением, даже с некоторого рода благоговением.

Рассказ о том, как я убил целое полчище змей, вскоре стал известен на целые десятки миль в окружности, среди различных племен туземцев, все также через посредство дымных сигналов. Для меня же это событие имело то несомненно важное значение, что меня повсюду на моем пути встречали теперь с особым почетом и оказывали всякое содействие во всем, в чем только можно.

Здесь следует заметить, что как бы враждебно ни относились друг к другу соседние племена, тем не менее они поддерживают между собой постоянные сношения при помощи дымных сигналов. Таким путем вести о подвигах и деяниях какого-нибудь вождя с быстротой молнии облетают все соседние племена. Кроме того, здесь в обычае на всех корробореях воспевать свои или чужие подвиги, т. е. подвиги какого-нибудь излюбленного героя с неимоверным преувеличением и прибавлением, причем герой или певец неизбежно должен наглядно демонстрировать виденное или содеянное им.

Возвращаюсь к своему рассказу.

Многие места того необъятного пространства, которое мы с Ямбой прошли после того, как покинули ее родину, у берегов Кэмбриджского залива, были удивительно Богаты всякого рода минералами, особенно золотом — и наносным, и в кварце.

Однажды, идя по каменистой, гранитной почве вдоль берега одного из заливов, я заметил на земле какие-то красноватые блестящие камни, которые тотчас же признал за рубины громадной ценности. Не имея возможности нести их с собой, я бросил их тут же, на дороге, как совершенно ненужную бесполезную вещь, так как здесь они не имели для меня ровно никакой цены. Я встречал также в большом количестве и олово, но и оно было для меня совершенно бесполезно; способ, посредством которого я узнавал, олово ли это на самом деле, был очень прост: я просто скреб его своим ножом. Что олово! Когда даже громадные куски золотых самородков валялись у моих ног, и я не останавливался и не подбирал их, а если иногда и делал это, то только разве из любопытства. Да и к чему мне было это золото? Что мог я сделать с ним? Я отдал бы все эти слитки за одну щепотку соли. Впоследствии я, впрочем, придумал для этого драгоценного металла весьма полезное употребление, — но об этом расскажу после.

В одном месте, в западной части Австралии, я набрел на громадный кварц, столь Богатый золотом, что его можно было принять за сплошной слиток самородного золота. Я показал его Ямбе и сказал, что люди в моей стране готовы были бы отправиться на край света и перенести всевозможные трудности и лишения, чтобы добыть вот этот металл, но подобное предположение показалось Ямбе очень забавным, и она подумала, что я шучу. Кстати, упомяну здесь, что в некоторых местностях туземцы привешивали к своим копьям для тяжести куски чистого золота. Золотые зерна я встречал только у берегов быстрых рек и заливчиков, и то только во время или после сильного ливня. Кроме того, в здешних горах попадались местами в малом, местами — в большом количестве превосходные опалы. Я вздумал было украшать этими чудными камнями головки своих копьев, но оказалось, что они слишком легки и хрупки для такого употребления.

Заговорив о копьях, я скажу, кстати, что здесь я видел каменоломню, из которой добывался камень для изготовления всякого рода оружия. Каменоломня эта была хорошо разработана и, что нетрудно себе представить, являлась весьма ценным приобретением для того племени, на земле которого она находилась. Туземцы со всех концов, часто даже из очень далеких стран, стекались сюда и выменивали этот камень на раковины и другие украшения, каких местные жители не имели. Этот камень, род кремня, отличавшийся чрезвычайной твердостью, можно было обточить очень остро, причем конец не обламывался, — эти-то качества камня и придавали ему такую ценность в глазах туземцев.

Способ добывания этого камня, надо сказать, очень любопытен: туземцы раскладывают на камне костры и, раскалив его докрасна, льют на него воду то в малом, то в большом количестве, но так искусно и ловко, что камень растрескивается в нужном направлении на желаемые части.

Во многих горных скалистых местах каменная гряда была, очевидно, очень Богата разными минеральными сокровищами, но я, признаюсь, не давал себе труда изучать их. Местами золотоносный кварц являлся для нас чистым проклятием, потому что вся дорога наша была усеяна острыми голышами кварца и шифера, благодаря чему каждый шаг являлся для нас нестерпимою мукой. Эта страна конгломератов почти непроходима, особенно для верблюдов.

Между прочим, я нашел случайно самородок чистого золота, весом в несколько фунтов; он имел в длину около трех или четырех дюймов и более дюйма в толщину. Этот слиток я положил на обрубок дерева и разбивал его камнем до тех пор, пока он не обратился в тонкую пластинку, которую я мог свернуть пальцем, как хотел, и тогда я изготовил из него обруч в виде сетки для волос Ямбы. Этот головной убор она носила затем в продолжение многих лет. Мы были уже около девяти месяцев в глуши, когда случилось вдруг одно событие, совершенно изменившее все мои планы и намерения. Мы проходили бесплодной холмистой местностью, где, кроме сыпучего песка, терновника и изредка жалких, заморенных пальм, не было ничего. По пути нас встретило человек восемь туземцев; все они были молодые, сильные, здоровые парни, отправлявшиеся в какую-то экспедицию частного характера; так как и они шли на юг, то ради компании мы пошли вместе и хорошо сделали, потому что без них мы, вероятно, погибли бы от полнейшего отсутствия воды. А эти дикари умели как-то находить ее. Я заметил, что они постоянно разыскивали выбоины почвы под известного рода пальмами и затем принимались рыть руками и палками яму, причем каждый раз находили воду на более или менее незначительной глубине.

Однажды мы только что стали спускаться с вершины небольшого холма, как вдруг я увидел в нескольких сотнях шагах расстояния впереди себя, в долине, четырех белых всадников! Если не ошибаюсь, они имели при себе еще несколько запасных лошадей, но я смотрел только на всадников и видел только их одних. Они носили обычную одежду австралийцев: большие сомбреро (шляпы), фланелевые рубашки и грязные белые брюки, заправленные в сапоги. Я хорошо помню, что они медленно плелись по дороге, очевидно, кони их были сильно утомлены — и вот, еще раз мое непреодолимое волнение при виде белых людей погубило все дело.