Рик Шелли - О положении в стране

• Название: О положении в стране
• Автор: Рик Шелли
• Жанр: Научная Фантастика

Любой мощный прибор имеет полезное применение, но не все видят его в одном и том же.

Государство отказалось финансировать исследования в области темпоральной физики, и первая в мире машина времени была построена на деньги мафии. Но для чего?

---

Рик Шелли О положении в стране

Зал слушаний Сената был забит репортерами. Горячих новостей день не обещал, а показания сумасшедшего ученого в Комитете по организованной преступности — все лучше, чем совсем ничего.

В зале присутствовали уже все члены комитета, за исключением одного. И так как этим одним был Джосайя Хитч, старший представитель меньшинства, то формально заседание не могло начаться, хотя все остальные уже двадцать минут как сидели по местам. Репортеры толковали между собой обо всем, о чем могут толковать между собой репортеры, заполняя зал низким гулом. За свидетельским столиком, не проявляя никаких следов нетерпения, в полном одиночестве сидел мужчина лет сорока. Половина всех пересудов среди журналистской братии было посвящена тому факту, что свидетель явился в Сенат без адвоката, хотя бы одного. В Вашингтоне это была сенсация уровня «Человек укусил собаку».

Наконец явился Джосайя Хитч и с, как всегда, кислой физиономией пробормотал дежурные извинения за «непредвиденную задержку». Прозвучали они довольно невнятно из-за черчиллевской сигары, которую он не выпускал изо рта. Его коллеги проявили тактичность и воздержали от замечаний. Все знали, что именно задержало Хитча, что всегда его задерживало. Он проводил в туалете столько времени, что злые языки в Конгрессе запустили выражение «сходить к Хитчу».

Председательствующий Роберт Тавиш постучал по столу своим молотком. Произнеся традиционную формулу открытия заседания, Тавиш представил присутствующим свидетеля, и доктор Вильям Дж. Вильсон-младший, был приведен к присяге.

— Господин председатель, — вмешался Хитч. — Прежде чем мы продолжим, я хотел бы сделать заявление. — Произнося это, он размахивал своей сигарой, словно дирижерской палочкой, будто стараясь накрыть облаком густого табачного дыма как можно бо́льшую территорию. Конгресс предыдущего созыва, где республиканцы имели большинство в обеих палатах, отменил запрет на курение. Хитч поплевывал на него даже тогда, когда оно было в силе. Он представлял в Конгрессе штат, производящий табак. И делал это весьма энергично.

Тавиш согнал с лица недовольное выражение и кивнул.

— Слово предоставляется заместителю председателя.

— За все годы моей общественной деятельности я никогда, никогда не видел такого откровенного и беспардонного разбазаривания времени и денег налогоплательщиков, — начал Хитч, ткнув сигарой в сторону свидетельского места и одарив доктора Вильсона самым зловещим из своих взглядов. Вильсон никак на это не отреагировал — сидел себе, вполне в себе уверенный и довольный собой. — И это о чем-то да говорит, потому что все мы знаем, что в этих стенах имели место действительно выдающиеся случаи как первого, так и второго. — Последовавшая за этими словами пауза было призвана заставить репортеров хотя бы сделать вид, что они слушают сенатора. Увидев, как на трех камерах зажглись красные огоньки, он счел это достаточным и продолжил: — Доктор Вильсон, у вас достало дерзости нагло явиться сюда и заявить, что вы походя уничтожили всю организованную преступность в нашей стране?

В улыбке Вильсона сквозила больше, чем самонадеянность. То была уверенность человека, которому никогда не нужно проверять, застегнута ли у него ширинка, и для которого все в мире случается к лучшему. Улыбка эта стала венцом его усилий по самоконтролю. В своей обычной манере он просто помер бы со смеху. Его нисколько не беспокоили ни предстоящие слушания, ни сам сенатор от оппозиции.

— Не совсем так, сенатор, — ответил Вильсон. — Я, персонально, не уничтожал всю организованную преступность в нашей стране. Однако, — поспешил он уточнить, прежде чем Хитч разразится новой тирадой, — именно на мне лежит ответственность за ее исчезновение. Именно я создал механизм, сделавший это возможным.

— Не вижу разницы, — заявил Хитч.

— Я здесь как раз для того, чтобы ее объяснить, — заметил Вильсон. — Комитет уже ознакомился с представленными мною данными. Именно они заставили сенат столь поспешно созвать эти слушания, несмотря на то, что кое-кто счел меня сумасшедшим.

Председатель откашлялся.

— Это правда… то есть, внеочередные слушания действительно были созваны после ознакомления с представленными данными и в связи с тем очевидным фактом, что организованная преступность в течение нескольких последних недель фактически прекратила свою деятельность. И, боюсь, одних только заявлений здесь недостаточно. — Председатель взглянул на Хитча; тот нахмурился еще больше. Он еще многое хотел бы сказать о том, насколько глупо тратить время на выслушивание рассказов свидетеля о машине времени, которую он якобы изобрел, но глава республиканской фракции в комитете уже кивнул, соглашаясь с замечанием председателя.

— Доктор Вильсон, — снова заговорил Тавиш, — полагаю, вы готовы зачитать свое заявление?

— Да, сэр, — ответил Вильсон.

— Начинайте, доктор.

— Спасибо.

Вильсон положил текст заявления перед собой и начал читать:

— Меня зовут Вильям Дж. Вильсон-младший. Я имею две докторские степени — по физике и математике. В настоящее время у меня постоянный контракт с физическим факультетом Чикагского университета. — В течение нескольких минут Вильсон предъявлял свидетельства своей профессиональной состоятельности, потом прервал чтение.

— Господин председатель, следующего абзаца нет в тексте заявления, который я вам представил, но я хотел бы, с вашего разрешения, его огласить.

Тавиш кивнул. Он надеялся, что все, что может сказать сейчас Вильсон, разозлит Хитча гораздо больше, чем его самого.

— В течение нескольких последних десятилетий, — заговорил Вильсон, скользя взглядом по лицам членов комитета, — ученым становилось все труднее и труднее добывать средства на свои исследования, пусть даже самые перспективные и — потенциально — прибыльные. Успех исследователя стал в большей степени определяться умением находить деньги, а не научной квалификацией. Особенно заметно это стало после промежуточных выборов 1994 года.

Вильсон замолчал. Он хотел сказать больше, гораздо больше. Но для этого еще будет время. События, о которых он собирается рассказать, и так достаточно красноречивы.

— Мы вынуждены искать любые пути обеспечения финансирования исследований. Если ученый хочет продолжать свою работу, он должен принимать любые предложения, даже если это связано с не слишком приятными обязательствами.

Он снова замолчал, подумав, что таких обязательств хватает и тогда, когда деньги поступают напрямую от конгресса. Потом взглянул на председателя комитета.

— Теперь я возвращаюсь к тексту своего заявления.

Основным объектом моих исследований всегда было время. На теоретическом уровне для таких исследований нужны лишь компьютер, карандаш, бумага, ну и еще голова. Я, конечно, пользовался так же результатами всех экспериментов, посвященным различиям в течении времени при различной силе тяжести и на разных скоростях, учитывая их в своих построениях.

Четыре года назад я опубликовал работу, в которой, помимо всего прочего, постулировал принципиальную возможность постройки действующей машины времени — при условии весьма щедрого финансирования. Я не смог получить таких средств ни по одному из обычных каналов. Люди, оценивающие перспективность научных проектов, при виде слов «машина времени» немедленно отклоняли заявку, не давая себе труда ознакомиться с ней или отправить на экспертизу. Это было невозможно, это было непрактично, и, в конце концов, тянуло за собой все те парадоксы, о которых так много написано еще со времен Уэллса.

Вскоре декан факультета рассудил, что я проявил бы благоразумие, если бы прекратил портить университету репутацию. Финансирование исследований моих коллег сильно затруднилось бы, начни люди думать, что на факультете обосновался сумасшедший. Вариантов у меня не было. Я продолжал теоретические изыскания, но внутренне был уже совершенно уверен, что никогда не узнаю, можно ли на самом деле построить такой прибор… ну, разве что выиграю очень большие деньги в лотерею.

Потом, примерно три года назад, где-то за неделю до окончания осеннего семестра, в моем университетском офисе появились два посетителя. Они пришли как раз к окончанию моего официального рабочего дня, когда я обычно принимал студентов, которым нужно было что-либо со мной обсудить.

Эти двое студентами явно не были, хотя сейчас студенты возрастом за тридцать — не такая большая редкость. Просто для студентов они были слишком шикарно одеты. На одном был длинный, до колен, кожаный плащ, на другом — пальто из натуральной верблюжьей шерсти. Их костюмы, явно сшитые на заказ, так же были весьма дорогие — того сорта, который простой профессор никогда не сможет себе позволить, если только не накропает бестселлер.