Э. Бушан - Вторая жена

• Название: Вторая жена
• Автор: Э. Бушан
• Жанр: Современные любовные романы

Минти украла Натана, мужа своей лучшей подруги Роуз и вышла за него замуж. Но, получив все, чего она желала — мужа, детей, большой дом — она столкнулась с неожиданными сторонами своего брака: неприязнь со стороны старших детей Натана, растущее отчуждение мужа… и необходимость признать, что первая жена не исчезла из его жизни

---

Грешная женщина тем не менее обладала некоторой добродетелью и могла быть полезной. Нам нужны грешники, чтобы чувствовать себя лучше. Положение такой женщины, как напомнила мне Поппи, имеет свои преимущества. Задача второй жены — держаться подальше от волнений и неурядиц первой семьи. Но я увязла в них по горло. Без сомнения, моралистам не придется торжествовать, но я была вооружена и знала, что мне делать. У Натана были и есть причины быть недовольным Роуз.

На первом этаже в кабинете Натана я взяла листок для заметок и нацарапала на нем: «Не уходи». Я приклеила его к двери кабинета.

Глава 10

Натан так никогда и не сказал, нашел ли он мою записку. Я тоже о ней не говорила.

Однажды между прочим я спросила:

— Ты уверен в своем положении в «Вистемаксе»?

Натан не был глупым или самоуверенным:

— Ты что-то знаешь?

Нерв дернулся у меня на щеке.

— Я ничего не знаю. Но это же джунгли, так что тебе надо быть начеку.

— Может, Гизелла что-то рассказала?

— Нет, но я не доверяю Роджеру.

— Я тоже хочу тебе кое-что сказать. — Он положил руку мне на плечо и нажал большим пальцем на ключицу. — Будем надеяться, ничего не случится. Иначе… Ну, многое изменится. И деньги станут проблемой.

Его палец дернулся. Я представила, как Натан прокладывает себе путь сквозь дикие джунгли Возможно, ему понадобится моя помощь. Я отдам ему все, что у меня есть.

— У Гизеллы есть любовник, Натан.

Натан замер.

— Почему ты мне это говоришь?

Я обещала не рассказывать, но, думаю, тебе нужно это знать. Может пригодиться. Ты мой муж, у нас общая жизнь, и я знаю, на чьей я стороне. Ее любовник хочет, чтобы Гизелла ушла к нему. Но я думаю, она это не сделает.

Натан убрал палец.

— Никто никогда не знает, на что он способен.

— Да, действительно, — сказала я.

Но что я на самом деле хотела сказать? «Хочешь ли ты снова встречаться с Роуз?».

Гизелла позвонила мне в офис:

— Какие у тебя планы?

Я рассказала, что уже две недели работаю по новому графику, все идет прекрасно, и она спросила, не хочу ли я с ней пообедать?

— Я знаю, что неудобно приглашать в последнюю минуту, — сказала она, — но есть, что обсудить.

Я написала «Танец? Цикл передач?» на полях статьи о балете в Харпер'с, и мы договорились, что она заберет меня в 12.45.

Она была на служебной машине Роджера от «Вистемакс» с его шофером. Внутри пахло освежителем воздуха с цветочным ароматом, который так контрастировал с запахами асфальта и бензина с наружи. Кожаная обивка салона, заглушавшая внешние звуки, создавала иллюзию изоляции и защищенности.

Моя голова еще была полна рабочих идей, и я не пыталась прогнать их.

— Что ты думаешь о телесериале, посвященном современным танцам. Сальса, танго… — Я болтала, пока не заметила, что Гизелла не реагирует. — О чем ты хотела поговорить со мной?

— О некоторых важных вещах, — ответила она загадочно. — В том числе о «Вистемакс». Но давай сначала развлечемся.

— Как Роджер?

— Немного мрачен. Постоянные встречи и переговоры. Много разговоров о продаже «Дайджест» и запуске бесплатной газеты. Видимо, молодое поколение не читает газет, и рекламодатели это заметили. Но Роджер со всем этим разберется… — Гизелла перебила сама себя, — посмотри на эти туфли.

Я представила картину: Натан и Роджер без пиджаков за столом заседаний. Перед ними на сверкающей столешнице минеральная вода, хрустальные стаканы, печенье и блюдо с форуктами. С какими-нибудь экзотическими фруктами вроде папайи или карамболы — фантазии безумного шеф-повара — которые обычному мужчине не придет в голову купить.

Гизелла произнесла мечтательно:

— Знаешь, Роджер дал мне красивую жизнь. И он обещал мне веселое вдовство. Не смотри с таким ужасом, Минти. Мы с Роджером много раз это обсуждали.

Автомобиль въехал на Пикадилли и повернул налево, затем на одну из небольших улиц, выходящих с Бонд-стрит и остановился перед большой витриной со строгими золотыми буквами: «Галерея Чипли».

Гизелла плавно наклонилась и вышла из машины, поблагодарила водителя и попросила вернуться за нами через два часа. Она была в черной кожаной куртке, тонкой, как шелк, и так хорошо скроенной, что ни одна морщинка не искажала ее силуэт.

— Заходи.

Галерея представляла собой длинную прямоугольную комнату со стенами кремового цвета. В ее торце находился стол с цветочной композицией и двумя тонконогими стульями. Ничто здесь не говорило об оформлении документов и денежных расчетах, только стопка каталогов.

Двое мужчин стояли перед большой картиной в дальней части комнаты. На ней были изображены три коробки разного размера, летящие в ночном небе среди звезд и планет. Казалось, коробки должны соответствовать друг другу, но их содержимое отвергало это предположение. Первая была окрашена в красный цвет и опутала цепью, на которой высел круглый шар с надписью «бедность». Десятки голых младенцев цеплялись за стенки второй, из было так много, что несколько из них сорвалось и падало в пространство. Из третьей росло дерево, ветви которого гнулись под бременем увядших листьев. Картина называлась «Медленный Апокалипсис».

— Очень хорошо, — Гизелла дышала мне в ухо.

— Что это?

Она улыбнулась:

— Мы должны воспитывать наш вкус.

Без сомнения, это был нелестный намек на вкус Натана с его корнуэльским пейзажем. Глаза Гизеллы понемногу расширялись, но даже, если бы я была полностью солидарна с ней, я не могла бы упрекнуть Натана в недостатке вкуса.

Она одернула рукав куртки, и я заметила, что ее пальцы дрожат.

— Это Маркус, — она указала на одного из мужчин.

Теперь все встало на свои места. Моей первой реакцией был шок. Этот человек, которого с Гизеллой связывала многолетняя дружба, которого она, вероятно, любила, был совершенно обыкновенным. Маркус был одет в льняной костюм, несколько помятый, с золотой цепочкой от часов. У него были густые непослушные волосы, небольшие глаза и приятное выражение лица. Он много жестикулировал и говорил свободно. «Только для того, чтобы погрузить… через пару недель… страховка…». Он отметил наше присутствие поднятием руки.

— О'кей. — Его клиентом был дорого одетый американец. — Я позвоню, чтобы обсудить детали.

Маркус вежливо проводил его до дверей и вернулся к нам.

— Привет, — он коснулся плеча Гизеллы. — А вы, должно быть, Минти. — Мы пожали друг другу руки. — Извините меня, я завершал сделку, которую довольно долго подготавливал. — Он сиял от удовольствия, его голос был удивительно глубоким. — Здесь неплохо, да? Я только что открылся и озабочен выплатой аренды. — Он пожал плечами, предлагая мне разделить его отчаяние от грабительских цен. — Шифтака экстраординарный художник. Я надеюсь, вам захочется посмотреть другие его картины.

Мне было достаточно намека, я все поняла и отошла. Но не раньше, чем увидела, как Маркус привлек Гизеллу к себе. На секунду или две Гизелла расслабилась рядом с ним:

— Как ты, Маркус?

— Ты сама знаешь, как я.

— Я не пришла бы, если бы знала, что ты будешь таким угрюмым.

— Оставь свои игры, Гизелла.

И Гизелла, ледяная и ироничная Гизелла сказала:

— Прости.

В боковой комнате я изучала узкую картину под названием «Подчинение». Она состояла из ряда широких горизонтальных полос бледно-розового цвета на фоне красной кирпичной кладки. Глаз непроизвольно задерживался в верхней красной части холста, и требовалось усилие, чтобы перейти к розовым полосам, которые, вероятно, что-то символизировали. И только, когда я изучила нижнюю часть картины, я поняла, что розовые полосы составляют туманный контур африки. Взаимосвязь красного и розового цветов, недвусмысленно дававшая понять, что Африка обескровлена, должна была шокировать. Со мной это удалось.

В соседней комнате резкий голос Маркуса прервал тихое бормотание:

— Не слишком ли долго мы выбираемся из этого?

Гизелла что-то невнятно ответила и Маркус добавил:

— Это конец пути, Гизелла.

Я вернулась в главный зал. Маркус стоял, опершись руками о стол и рассматривал свои ботинки. Покрасневшая и расстроенная Гизелла теребила свое ожерелье из персидских кораллов.

— Пожалуй, мне пора идти, — сказала я им.

— Я тоже ухожу, — Гизелла схватила сумку.

Маркус закатил глаза и выпрямился.

— О'кей.

Гизелл открыла сумку, достала зеркальце и уже знакомым жестом приложила платок к нижнему веку.

— Дайте мне минутку.

Я повернулась к Маркусу:

— Что это за художник? Расскажите мне о нем.

Маркусу понадобилось всего мгновение, чтобы переключиться.

— Это политический художник. Вырос в бедном квартале Киото, воспитывался одинокой старухой, бывшей гейшей.