Эрнст Бутин - Суета сует

• Название: Суета сует
• Автор: Эрнст Бутин
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Большинство рассказов свердловского писателя Эрнста Бутина посвящены современности. Повесть «Аномалия», рассказы «И день тот настал», «Испытание прошлым», «Друза горного хрусталя» повествуют о геологах.

В книгу вошли два рассказа на историческую тему.

Живые характеры, яркие приметы времени, точно найденный ритм повествования придают книге достоверность и значимость.

---

— Почему? Отличное место, — Василий Ефимович, перечитывая бумагу, говорил машинально. На дочь не смотрел.

— Да, но оно уже занято… Шаховым.

Сокольский поднял глаза, с недоумением посмотрел на нее.

— Насколько я знаю, Шахов пробщик, — сказал медленно. — А место геолога предназначено для инженера. С дипломом.

— Но он же на днях защищается, — Наташа насторожилась.

— Когда защитится, тогда пусть обратится в отдел кадров, — Сокольский встал, собрал бумаги в стопку, постучал ею по столу, подравнивая. — Пока что диплом есть у тебя, а не у него.

— Куда же его направят после защиты? В кадрах мне сказали, что есть только одно вакантное место — на первой шахте, — голос девушки дрогнул, и Василий Ефимович, уловив это, мельком взглянул на нее. Увидев напряженное, с вымученной улыбкой лицо дочери, выпрямился.

— Возможно, — сказал твердо. — Им видней.

— Нет, — Наташа пробежала пальцами по волосам. — Я откажусь от места.

Василий Ефимович насмешливо смотрел на нее.

— Ты сама выпросила сюда направление, — твердо отчеканил он. — Я тебя отговаривал. Ты упрямилась. Настояла. Направление есть направление. Ты обязана отработать два года? Обязана. И поступила в распоряжение отдела кадров. Все? Все!

Он видел, что с каждым его словом глаза дочери расширяются и лицо ее становится испуганным. Рот Наташи приоткрылся, она стала похожа на ребенка, которого обманули.

Как же я людям в глаза глядеть буду? — растерянно спросила она. — Ведь это подло, непорядочно…

— Что подло? Что непорядочно? — Сокольский еле сдерживал раздражение. Обошел стол, хотел обнять дочь, но она уклонилась. — Я не пойму тебя. Ты приехала по направлению, получила назначение. Так?

— Ох как некрасиво получилось, — Наташа застонала, зажмурилась, покачала головой. — Нет, нет. Я поговорю в кадрах, докажу, что мне нельзя на первую шахту.

— Это твое дело, — голос Василия Ефимовича стал деловит. Он развернул на столе большой лист геологического плана. — У тебя все ко мне?

Наташа, опустив голову, молчала. Василий Ефимович досадливо поморщился, обнял дочь за плечи и, почувствовав, что девушка напряглась, одеревенела, прикрикнул сердито:

— Выкинь дурь из головы. Не ставь и меня, и себя в глупое положение.

В дверь постучали. Сокольский торопливо отдернул руку.

— Разрешите, Василий Ефимович? — в кабинете показался кругленький, плотненький, бритоголовый. — Вызывали?.. Здравствуйте, Наталья Васильевна. Осваиваетесь? — он заулыбался, и опять Наташа поняла, что улыбка предназначается дочери главного геолога, так как и этого человека она не знала, хотя конечно же встречала его и в детстве, и позже.

— Вот что, Юрий Петрович. Нам с вами надо обдумать, где удобней проходить глубокую в районе Марковской горки, — Василий Ефимович склонился над столом, постучал карандашом по плану.

Юрий Петрович изобразил всем видом своим величайшее изумление.

— Кроме того, — продолжал Сокольский, — давайте-ка прикинем, как бы получше забурить подземные на север. Хорошо бы вот здесь. — Поднял голову, увидел Наташу. — У тебя еще есть вопросы, Наталья?

— Нет. Больше вопросов нету, — Наташа выдержала взгляд отца. — До свидания, Юрий Петрович.

— До свидания, Наталья Васильевна, — тот, ошарашенно разглядывавший пометки главного геолога на плане, даже не посмотрел на нее.

— Ты домой сейчас? — без интереса спросил Василий Ефимович.

— Да, — Наташа взялась уже за ручку двери, но, вспомнив о приглашении Бахтина, добавила, не повернув головы: — Но вечером, возможно, приду поздно. Хотя… не знаю.

2

Андрей Шахов, насвистывая, помахивая зеленой папкой, открыл калитку в небольшой сад, за ухоженными, с побеленными стволами, яблонями которого спрятался добротный, сделанный с любовью дом. Навстречу Шахову, вздыбив шерсть на загривке и ощерившись, рванулась огромная овчарка, но тут же она, узнав, взвизгнула, отскочила, припала на лапы, застучала хвостом по песку дорожки.

— Ну, здравствуй, здравствуй, Гранит, — Андрей нагнулся, пощекотал собаку за ухом, и она, заскулив от восторга, отскочила в сторону, замерла. — Где же твой хозяин? Веди, веди, подхалим.

Овчарка метнулась в глубь сада, остановилась на секунду, посмотрела через плечо: идут ли следом?

На скамейке под яблоней сидел старик с сухим и темным лицом. Резкие складки-морщины тянулись от ноздрей горбатого носа к уголкам губ, оттягивая их и придавая лицу выражение брезгливости и желчности. Несмотря на жару и солнце, одет был старик в темную костюмную тройку с галстуком; белый крахмальный воротник туго обхватывал дряблую шею.

— Здравствуйте, Иван Дмитриевич, — Андрей остановился, склонил почтительно голову.

— День добрый, — старик пожевал губами. Запустил длинные сухие пальцы в шерсть застывшей от счастья собаки, а сам смотрел на гостя пристально и, казалось, недружелюбно. — Что нового?

— Ничего, — Андрей слегка стукнул уголком папки по носу овчарки. Та оскалилась, завиляла хвостом. — Побеседовал с Сокольским…

— Отзыв принес? — перебил старик.

— Завтра, — как можно равнодушней ответил Андрей и даже сделал вид, будто хочет зевнуть, но почувствовал, что это будет выглядеть слишком уж нарочито. — Главный хочет еще раз посмотреть и диплом, и свою рецензию, чтобы, как сказал, быть предельно объективным.

— Странно, — скорее размышляя вслух, чем обращаясь к Шахову, удивился старик. — Странно, что он колеблется… Никольский геолог опытный, знающий. И человек он решительный, без страха и упрека, как говорится, — голос Ивана Дмитриевича постепенно пропитывался издевкой. — Редких качеств человек Василий Ефимович. Глаз безошибочный, хватка мертвая… И не только в геологии, — он поднял руку, посмотрел на часы. Вынул из кармашка жилета цилиндрик с таблетками.

— Болит? — участливо спросил Андрей.

— А, ерунда, это не тема для разговора, — старик поморщился, бросил таблетку в рот. — Тебе не кажется, что Сокольский боится показывать рецензию до последней минуты? — Тяжело поднялся, потер поясницу, но сразу же, словно разозлясь, отдернул руку.

— Зачем? — Андрей удивленно посмотрел на него. — Главный высказался довольно откровенно: диплом мой — бред сивой кобылы, ненаучная фантастика, прожектерство и так далее.

— Не знаю, не знаю, — Иван Дмитриевич задумчиво смотрел вдаль. — Одно дело — сказать, другое дело — написать. Может, он боится, что ты будешь сопротивляться, возражать, перенесешь защиту… Не знаю.

Старик шаркающей походкой побрел к дому. Андрей хотел было взять его под руку, но Иван Дмитриевич осторожно, однако решительно высвободил ее. Андрей сунул в пасть овчарке папку, собака благодарно вильнула хвостом и пошла рядом.

— Сокольский отличный геолог. Замечательный специалист, — рассуждал вслух Иван Дмитриевич. — Я не верю, что он не понял и не оценил твой дипломный проект. — И вдруг спросил без всякого перехода: — Я не рассказывал тебе, как он открыл медь?

— Нет, — Андрей не слушал старика, посматривал на высокое, с резными балясинами крыльцо, на окна дома.

Он знал, что Иван Дмитриевич и Сокольский долго, хотя и не всегда, работали вместе. Так уж складывались их судьбы, что, разлучившись, они потом опять встречались в какой-нибудь геологоразведочной партии. Знал Андрей и то, что и Василий Ефимович, и Иван Дмитриевич недолюбливали друг друга, и даже догадывался почему. Иван Дмитриевич Твердышев был геологом старой формации, учеником и сторонником академической школы: подвижником, педантом от науки, фанатиком скрупулезного, методичного и последовательного сбора материалов и обстоятельной, кропотливой обработки их — для него главным был, скорей, не поиск, а систематизация сведений и фактов. Сокольский же, так представлял Шахов, сформировавшийся как геолог после войны, когда определяющим время был лозунг «Быстрей и больше!», являлся сторонником стремительной разведки, максимально быстрого освоения месторождения и стал, пожалуй, прежде всего организатором, администратором, руководителем, умеющим быстро взять у земли, чтобы как можно быстрей отдать людям. Эти разные взгляды на геологию и породили, по мнению Андрея, антипатию между Сокольским и Твердышевым. Он уже слышал от Ивана Дмитриевича несколько историй о лихачестве нынешнего главного геолога рудника, об его авантюризме. Видел и брезгливо-снисходительное лицо Сокольского, когда при нем говорили о Твердышеве. Поэтому и не обращал сейчас внимания на рассказы старика, хотя и шел с видом внимательного слушателя.

— Аннушка! — вдруг властно и одновременно нежно позвал Иван Дмитриевич, когда приблизились к крыльцу.

Андрей улыбнулся, выпрямился. Дверь открылась, и вышла молодая женщина. Она уже начала полнеть, но полнота эта украшала ее — создавала ощущение какой-то завершенности, спокойствия, достоинства. Женщина увидела Шахова и тоже еле заметно улыбнулась.