Иван Арсентьев - Преодоление: Роман и повесть

• Название: Преодоление: Роман и повесть
• Автор: Иван Арсентьев
• Издательство: Современник
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1980

В книгу Ивана Арсентьева входят роман «Преодоление» и повесть «Верейские пласты». Повесть посвящена возвращению в строй военного летчика, который был по ошибке уволен из ВВС.

Второе произведение И. Арсентьева рождалось автором на одном из заводов Москвы. Руководство завода получило срочное задание изготовить сложные подшипники для станкостроительной промышленности страны. В сложных, норой драматических ситуациях, партком и профком завода объединили лучшие силы коллектива, и срочный заказ был выполнен

---

Круцкий, словно оглашенный, бежал по территории завода. Это выглядело сверхъестественно. Встречные с недоумением оборачивались ему вслед, а он продолжал бежать, держа направление в транспортный цех. Он торопился изо всех сил.

Ворвался в кабинет, встал перед столом свояка. Тот, сидя, посмотрел снизу Еверх и точно ему пинком поддали: отпрянул испуганно.

Круцкий схватил со стола увесистый чернильный прибор и, ни слова не говоря, запустил в голову родича. Но спортивный просто–Филя увернулся, и письменный прибор, хряснувшись в стену, рассыпался. Круцкий упал на стул и схватился за голову:

— Погубил! Все погубил, проклятый! Все пошло прахом: старанья, многолетние труды, все насмарку! Гад ты ползучий. Тварь безмозглая!

— Чего ты? Чего ты? — бормотал начальник транспортного цеха, позеленевший от подступающего страха.

— Подлец! Дегенерат! Скотина! Что ты натворил, негодяй!

— Чего ты? Чего ты?

— Как в твою идиотскую башку стукнуло вылить отработанный бензин в речку?

— А чего? Я первый, что ли? И другие выливали.

— Так они же умные! А ты сжег тещу Князева!

— Как?

— Чтоб ты сам сгорел, ублюдок! Он еще спрашивает!

Наконец свояк уразумел, из‑за чего произошло страшное ЧП.

— Пойдешь под суд! — заключил Круцкий.

— За что? Я никого не сжигал.

— Не ты, так по твоему распоряжению сбросили горючие отходы в запрещенном месте.

— Я распоряжений таких не давал. Кто докажет?

— Что–о-о? Этот номер тебе не пройдет! Ты уголовник! Преступник! От тюрьмы тебе не отвертеться.

— Ничего, вместе посидим, по–родственному…

У Крупного челюсть отвисла. Такой неслыханной наглости не ожидал.

— Аль компания моя для тебя неподходяща? — продолжал просто–Филя. — Притерпится. В ближние походы ходили вместе, а почему в дальние — я один?

— Да ты… ты псих! Ты с ума спятил от страха. Что несешь‑то? Попробуй только потянуть меня в свою… в своё… Ты понимаешь, что ты сумасшедший, а? К счастью твоему. Только это еще может спасти тебя, иначе не видать тебе свободы до конца твоей свинячей жизни! Немедленно ложись в психбольницу. Направление я организую, тебя заберут. Тем более симулировать тебе не придется, все признаки врожденного кретинизма на твоей роже. Решай немедленно, слышишь?

— Хитрован какой! Тебе лишь бы сбагрить меня, а если оттуда не выпустят? Нет уж, мне тюрьма не грозит. Виновники несчастного случая налицо: шофер бойлера и завгар, который его послал.

— О, проклятье!’ А твое распоряжение?

— Да что я, дурак — давать при людях распоряжения? Никто не слыхал, попробуй докажи!

— Ну, смотри, если не выкрутишься, всем нам будет худо.

Говоря «всем», Круцкий, имел, конечно, в виду себя. Ведь он в отсутствие Хрулева назначил свояка начальником цеха, зная, что у того нет ни опыта работы, ни квалификации, ни вообще каких‑либо способностей. Самоуверенность же просто–Фили была призрачной, была основана на зыбкой почве. Он успел, как обычно, забыть о том, что сам, собственноручно выписал требование на пропуск с территории завода автоцистерн, уезжающих якобы на базу за бензином.

Телефонный звонок прервал горячие объяснения свояков. Секретарша разыскивала Круцкого. Поступило распоряжение Яствина явиться немедленно в главк.

— Начинается… — покачал сокрушенно головой Круцкий, плюнул под ноги просто–Филе и побрел в заводоуправление.

О чем говорил с ним начальник главка, неизвестно. В тот день на заводе он больше не появлялся. А на следующее утро прошел слух: начальника транспортного цеха отстранили от работы, против него возбуждено уголовное дело. Прокуратура начала следствие.

Круцкого же отстранили сразу же от двух должностей: от новой, к которой он столько лет так страстно рвался — директорской, и от прежней — главного инженера. Это был полный крах.

* * *

Марек Конязев погоревал неделю–другую, но пора честь знать! Не до траура, когда дел невпроворот. Пошел на прием к первому заместителю министра. Глотая слезы, вздыхая, он с дрожью в голосе попросил перевести его в НИИ станкостроения. Станки — его призвание, кандидатская диссертация защищена на эту тему: «Автоматизация сборки станков», но главное то, что на старом месте он просто не может работать. Каждый шаг напоминает ему о трагедии, отвлекает от науки, уводит мысль в сторону. Скоро он поменяет квартиру и уедет подальше от страшного места.

Растроганный замминистра едва сам не прослезился и твердо пообещал устроить Конязева в ближайшее время в НИИ станкостроения. Марек горячо благодарил замминистра за его сердечность и понимание, пока тот участливо тряс его руку, провожая до самой двери.

Оставив министерство, Марек смахнул с лица скорбную маску, многозначительно хмыкнул и пошел к автомату звонить Лане. Она разговаривала без желания, но он так настаивал, так упрашивал встретиться по весьма важному делу, что та наконец согласилась.

— На веранде «поплавка» возле кино «Ударник» устроит вас?

— Не важно где, важно — зачем.

— О–о! Новости у меня — блеск!

— Какие?

— Я перехожу в другой НИИ.

— Ну и что?

— В связи с этим возникает ряд изменений.

— Каких?

— Вот о них я и хочу рассказать вам при встрече.

Повесив трубку, Конязев перевел дыхание.

«Наконец‑то, кажется, сбудется… Наконец‑то я избавлюсь от вашей опеки, Федор Зиновьевич, черт бы вас подрал с вашей любимой племянницей! Наконец‑то я избавлюсь от Герочки, провались она в тартарары! Какая радость, я опять свободен, как легкий бриз, и могу наслаждаться жизнью полно и заново, с нулевой отметки. А главное, есть с кем начинать…» — размечтался Марек, настроившись на элегический лад.

Он не врал, когда плакался замминистру в жилет и говорил, что собирается менять жилье, однако истинной причины не сообщил. А между тем ему было наплевать на тещу и на всех остальных, просто появилась благоприятная возможность порвать с постылой Герой. Коль нет везения в жизни, так, может быть, несчастье поможет?

Когда Лана подошла к трапу «поплавка», она не узнала Марека. Он был разодет по всем требованиям моды шестидесятых годов: узкие брючки, узконосые светлые туфли, красная нейлоновая сорочка с расстегнутым воротом, на шее, как у шотландских моряков, — пестрый платок. Марек стоял, опершись картинно локтем о поручень. Лана сняла очки–фильтры, посмотрела, щурясь, на него, опять надела и рассмеялась.

— Я ловлю вас на обмане. Вы не в новый НИИ перешли, а в оперетту. Смотрю на вас — ну точь–в-точь матрос: «Майна, вира, стоп и…»

Марек густо покраснел, обиделся, но виду не подал. Выдавил натужно улыбку, пригласил Лану подняться на «плавучку».

— Ох, неохота что‑то… Жарко там, и мух полно, — передернула она брезгливо плечами. — Лучше по набережной, по воздуху погулять.

В планы Марека прогулки не входили, но возражать не рискнул. Было бы крайне обидно испортить мелочами неплохое начало. Слишком много поставлено на карту — еще одно доказательство тому, что жизнь — игра, но попробуй угадай выигрышные шары!

Конязез пошел рядом с грациозной Ланой. Шли по набережной в сторону Москворецкого моста, куда хотелось Лане, разговаривали о французской выставке в Сокольниках. Марек, чтоб не выглядеть в глазах спутницы отсталым, сказал, что с интересом осмотрел экспонаты. «Какие?» — сразу вцепилась Лана, поняв, что он на выставке не был, и принялась дотошно выспрашивать у него подробности. Марек кряхтел, потел, извивался как червяк, насаженный на крючок: очень уж не хотелось накануне важного жизненного поворота признаваться в мелком вранье.

Не дойдя до моста, Лана остановилась и долго смотрела, как дерутся над водой крикливые чайки. Марек стоял рядом и буквально ел ее глазами. Затем отошел чуть, чтобы видеть ее всю с ног до головы, зашептал обалдело:

— Светлана, вы убийца! Вы прекрасная гангстерша!

— Благодарю за комплимент.

— Я с ума схожу, Светлана! Лана!.. От любви к вам, Ланочка.

— Мне очень приятно, Марек, но это вполне естественно, Марек. При плохих женах у мужей всегда играет кровь. Тогда врачи советуют ставить пиявки или «отворять» кровь, как делали средневековые цирюльники.

— Не шутите, Светлана! Я готов из‑за вас… вон туда! — показал он отчаянным жестом на Москву–реку.

«Во! Как наловчился вкручивать мозги парковым девицам», — Лана усмехнулась про себя и сказала:

— Там, в первозданной стихии придется вам иметь дело с современными русалками, а они, говорят, холоднее иных жен и нефтью припахивают.

— Вот именно! Это я говорю на случай, если вы не захотите принять мой оптимальный вариант.

— Интересно.

— Вот вам мои рука и сердце, как говорили в старину, — протянул Марек руку и впился немигающим взглядом в бесстрастное лицо Ланы.