Джеймс Джонс - Отныне и вовек

• Название: Отныне и вовек
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1986

В центре широко популярного романа одного из крупнейших американских писателей Джеймса Джонса — трагическая судьба солдата, вступившего в конфликт с бездушной военной машиной США.В романе дана широкая панорама действительности США 40-х годов. Роман глубоко психологичен и пронизан антимилитаристским пафосом.

---

— Милт, госцоди… Милт, я не хочу быть приманкой. Я тебя люблю. Я хочу помогать тебе, а не причинять боль.

— Слушай, — загорелся он, — я возьму отпуск. Тридцать дней. Он мне давно полагается, но я все откладывал. И у меня есть шестьсот долларов. Мы с тобой поедем, куда скажешь. В любое место в Гавайях. Блеск! Этого у нас никому не отнять. И какое нам дело, будет война, не будет войны — хоть весь мир перевернись, ну их к дьяволу!

— Ой, Милт! — прошептала она, и ему стало хорошо, как никогда в жизни. — Было бы так здорово! Представляешь, только ты и я. И не надо прятаться, притворяться. Было бы прекрасно.

— Не было бы, а будет, — поправил он.

— Если бы мы только могли…

— Что значит «если бы»? Мы обязательно поедем. Что нам может помешать?

— Ничего. Только мы сами.

— Значит, поедем.

— Милт, неужели ты не понимаешь? Я же не могу так надолго. Идея потрясающая, и я тебя очень люблю за то, что ты это придумал, но ничего не получится. Я не могу оставить сына так надолго.

— Почему? Ты ведь вроде решила, что расстанешься с ним навсегда.

— Да, конечно, — беспомощно сказала Карен. — Но это совсем другое. Пока я не порвала с Дейне, я за сына отвечаю. Мальчишке и без того будет несладко, особенно если подумать, какую жизнь он себе выбрал. Я обязана быть с ним хотя бы сейчас. Милт, миленький, ну как ты не понимаешь? То, о чем ты говоришь, — это прекрасная мечта. У нас ничего не выйдет. Как я объясню, что уезжаю на целый месяц? Дейне уже и сейчас что-то подозревает, а если…

— Ну и пусть подозревает, подлец. Он тебя что, не обманывает?

— Но мы не можем себе это позволить. Мы должны держать все в секрете, пока ты не станешь офицером и не уйдешь из его роты. От этого зависит вся наша жизнь. Как ты не понимаешь?

— А мне вообще не нравится, что мы от него скрываем, — упрямо сказал Тербер. — Кто он такой, чтобы я его боялся?

— Важно, не кто он, а какой у него пост. Ты же сам знаешь. И если я уеду на месяц, а ты в это же время уйдешь в отпуск…

— Знаю. — Тербер помрачнел. — Просто иногда все это так действует на нервы, что тошно делается.

— Нет, Милт, мы никак не сможем. Неужели ты не понимаешь? Тридцать дней слишком много. Десять — еще кое-как. На десять дней я, наверно, смогу вырваться. Ты уйдешь в отпуск, а я уеду через неделю, мы с тобой поживем где-нибудь десять дней, а потом я вернусь домой раньше тебя.

Тербер пытался разделить в уме свою мечту на три. Это было трудно. За десять дней даже не успеешь потратить шестьсот долларов. Он ничего не ответил.

— Ну, Милт, как ты не понимаешь? Я с превеликим удовольствием. Ради такого я пойду на что угодно. Но не тридцать дней, понимаешь? Я просто не могу.

— Да, наверно, ты права, — сказал он. — Все это, конечно, фантазии.

— Ох, Милт, когда же, ну когда это кончится? Неужели так всегда и будет? Боимся, все заранее рассчитываем, прячемся, как какие-то преступники… Милт, когда это, наконец, кончится?

— Ладно, малыш, ладно, — сказал Тербер. — Не расстраивайся. Десять дней тоже хорошо. Десять дней — это прекрасно. Все будет замечательно, вот увидишь, — приговаривал он, поглаживая ее по голове, и, как всегда, когда прикасался к ней, чувствовал себя неуклюжим деревенщиной: того и гляди, разобьет хрупкую вазу. — Десять дней? Ха! Десять дней — это целая жизнь. Вот увидишь.

— Я больше так не могу. — Карен уткнулась лицом в его грубую, пахнущую мужским запахом солдатскую рубашку и, один-единственный раз позволив себе расслабиться до конца, на мгновенье блаженно отдалась сладкому, унизительному страданию, извечному уделу всех женщин.

— Не могу я. — Она всхлипнула, упиваясь этой мукой. Вечно в клетке, вечно в цепких руках мужчины, вечно униженная его разнузданными вольностями, вечно придавленная его тяжелым телом, из-под которого не выскользнешь, вечно беспомощная и зависящая от него во всем, а он всегда только берет, что хочет, и любая женщина инстинктивно знает: ничего другого от него не жди. — Даже в гарнизонку боюсь заходить, так и кажется, все на меня смотрят. До того унизительно! Со мной никогда в жизни так не было, — добавила она, с наслаждением растравляя себя. Им ведь только одно нужно. Все они одинаковые. Отдаешь им самое дорогое, самое сокровенное, а они просто берут — и все. Ну и пусть. — Нет, Милт, я больше не могу, — прошептала она.

— Ну-ну-ну, — непонятно отчего глаза у него вдруг налились кровью, и все вокруг стало красным, как закат в горах. — Успокойся. Не надо, малыш. Скоро будет по-другому. Осталось немного. Ну хватит, давай лучше пойдем на пляж, поплаваем, а потом куда-нибудь отъедем и побудем вместе. — Он в ту же секунду понял, что не должен был этого говорить.

Карен выпрямилась и пристально взглянула на него пронзительными кошачьими глазами, еще мокрыми от слез.

— Милт, у нас же с тобой не только секс, правда? — Голос ее зазвенел, как натянутая до предела струна, готовая лопнуть от неловкого прикосновения. — Ведь нас с тобой связывает что-то большее? Тебе ведь нужно больше, чем просто секс? И у нас ведь не только секс? Любовь — это же гораздо больше, правда, Милт?

Тербер мысленно попробовал препарировать свою любовь под мощным микроскопом «просто секса».

— Правда, Милт?

— Конечно. Любовь — это гораздо больше. — Было бессмысленно снова пытаться с ней спорить и объяснять. Только что он безумно хотел ее, а сейчас ему стало почти все равно. Он так выкладывался ради этой встречи, что, когда наконец она состоялась, был разочарован. Высшая точка — тот первый раз у нее дома — осталась позади, и острота притупилась.

— Ладно, — сказал он, чувствуя, как все, что накипело, давит на него, не находя выхода. — Пойдем купаться.

— А тебе не нужно назад в гарнизон? — спросила она с опаской.

— Ну их к черту.

— Нет, — теперь уже уверенно и спокойно сказала она. — Это я тебе не разрешу. Как бы мне самой ни хотелось. Сейчас довезу до города, сядешь на такси и поедешь прямо в гарнизон.

— Ладно. Мне, в общем-то, и не хочется купаться. — Все равно было бы не так: и купанье, и то другое, чего он столько ждал. Это работа виновата, вымотала его, превратила в тряпку. Он откинулся на спинку сиденья и ничего не сказал, когда она гордо повела машину назад с таким видом, будто приносит огромную жертву и счастлива от этого не меньше, чем хрестоматийный бойскаут, делающий каждый день по доброму делу. Он сидел рядом с ней, опять зло курил, опять угрюмо смотрел перед собой в окно, настроение у него было такое же, как когда они ехали сюда, только сейчас причина была другая.

— Когда выяснишь насчет отпуска, можешь мне написать, — сказала она. — Пошлешь из города в обычном конверте и без обратного адреса. Так лучше, чем звонить. Это ведь тебе не очень сложно?

— Нет, — сказал он. — Совсем не сложно.

Она поставила машину на углу Ричардс-стрит и, несмотря на все его возражения, не уезжала, пока не увидела, как он сел в Скофилдскую маршрутку. Он не смог даже пропустить рюмашку, хотя «Черный кот» был через дорогу.

В маршрутке Тербер уселся на заднее сиденье между двумя пьяными матросами торгового флота — их корыто только что прибыло из Даго, и они желали побывать в Скофилде — и, пока шофер дожидался, когда займут все места, смотрел, как Карен проехала мимо и ее «бьюик» помчался дальше по Кинг-стрит.

Милт Тербер давно подозревал, что Дейне тайком смеется над ним. Дейне (он теперь почти всегда называл его про себя Дейне; видно, как-то сближаешься с человеком, когда спишь с его женой, потому, наверно, в армии насчет этого так строго, особенно если ты не офицер), Дейне мог смеяться над ним, сколько его душе угодно. В последнее время Тербер все яснее понимал, почему Дейне может себе это позволить.

Она — жена Дейне. В том смысле, что она состоит с ним в законном браке, родила ему сына, и Дейне обеспечивает ей все то, что ей необходимо, чтобы продолжался ее роман с Милтом Тербером, — благополучие, свободу и деньги. Деньги, которые получаешь регулярно, каждый месяц, из года в год, а не случайно выигрываешь в покер. Благополучие, которое Милт Тербер не обеспечит ей и за много лет. Свободу, которую ей никогда не видать с Милтом Тербером, пока Милт Тербер ее любит.

Чего же тут удивительного, что Дейне позволяет себе спокойно посмеиваться? Допустим, она любит Милта Тербера, но основа, на которой держится эта любовь, — Дейне Хомс. Да, она встречается с Милтом Тербером каждый день, но всякий раз покорно возвращается домой, к Дейне, еще до девяти. Можно подумать, у нее с Дейне заключен деловой контракт, и Терберу этот контракт не расторгнуть.

У Дейне на руках все козыри, и Дейне сам это знает с его бодрой, сытой, буржуазной самоуверенностью, которой у Тербера отродясь не было и которую сейчас он ненавидел, как никогда. Хомсу нужно только уверенно выждать, на время ослабив поводья, как поступают с нервными норовистыми кобылами. (Господа, никогда не осаживайте норовистую кобылу и никогда не перечьте норовистой жене.)