Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6462 ( № 19 2014)

• Название: Литературная Газета 6462 ( № 19 2014)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

– Не потому ли русская поэзия на Западе менее популярна, нежели проза?

– Именно потому. Вашим поэтам не повезло с переводчиками. Русская поэзия на английском звучит уныло, поверхностно. Не соблюдается ритм, подстрочники оставляют желать лучшего, а некоторые тексты небрежно переведены верлибром. Это всё какие-то опереточные переводы, которые очень далеки от оригинала.

– Но вот Набоков, допустим…

– Набоков был великим прозаиком и очень хорошим поэтом. Но переводил посредственно. И мне как носителю английского языка просто непонятно, зачем он искажал, к примеру, пушкинские строки. Если бы это добавляло текстам выразительности – я бы ещё смирился. Но он частенько упрощал Пушкина. Возьмите стихотворение «Я вас любил…» и прочтите в переводе Набокова. Там ряд неточностей, а в заключительной строчке «Как дай вам Бог любимой быть другим» он взял и выкинул Бога! И от этого проникновенное стихотворение зазвучало банально, потеряло изюминку. Извините, но при всём уважении к Набокову – кто он такой, чтобы так обращаться со стихами величайшего поэта?! Или возьмите лермонтовское «На Севере диком стоит одиноко…» Набоков в своём переводе не сохранил этого чудесного ритма, и у него получился какой-то марш. А я считаю, что очень важно сохранить музыкальность. Я ведь ещё и композитор, для меня звучание играет не последнюю роль. Вот чем эти жуткие вольности у Набокова оправданы? Ничем! Набоков был коллекционером бабочек, и переводы его примерно такие же: как мёртвые образцы-экспонаты, приколотые булавками. По табличкам мы знаем названия этих насекомых, но не имеем возможности проследить их в полёте. Пушкина и Лермонтова, конечно, не чувствуешь в набоковских переводах, поэтому они не годятся!

– Есть такое мнение, что поэзия непереводима в принципе. Вот, к примеру, русский поэт использует в стихотворении народную поговорку, и даже не целиком использует, но обыгрывает её, переиначивает. Что будете делать вы как переводчик? Найдёте аналогичную англоязычную поговорку и точно так же её обыграете, поставите сноску, объясняющую читателю непонятный момент, проигнорируете это место?

– Это отличный вопрос! Главная задача перевода – это передать читателю мурашки. Поэтому вольности, конечно, допустимы. Но только не так, как у Набокова, о котором мы говорили выше. Мне как-то сказали, что я не смогу перевести одно пушкинское стихотворение, поскольку оно «очень уж русское». Вот это:

Сват Иван, как пить мы станем,

Непременно уж помянем

Трёх Матрён, Луку с Петром,

Да Пахомовну потом...

Ну и так далее. Вот действительно – как перевести? В английском нет слова, полностью соответствующего русскому «сват». Есть слово matchmaker, но оно слишком официальное, деловое, явно не подходит для стихов. И я использовал более подходящее слово caz, но менее точное, если говорить о прямом его переводе. А Матрёны, Лука, Пахомовна – это такой русский колорит, который западному человеку просто непонятен. Но я сумел перевести так, что скептики только руками развели. И при этом сохранил изящный пушкинский ритм! Я мог бы долго об этом стихотворении говорить, а на примере вот этого перевода можно целую диссертацию написать.

– Кого вы ещё переводили из русской поэзии?

– Блока, Ахматову, Маяковского, Есенина, легче сказать, кого я не переводил. А Пушкин – не только ваше, но и моё «всё». У меня огромное количество неизданных переводов. И они существенно отличаются от тех, которые давно считаются на Западе каноническими. Думаю, что англоязычным читателям, любящим поэзию, было бы интересно и полезно ознакомиться с моими работами.

– А как с современными авторами?

– Тут сложнее. Масса проблем возникает из-за авторского права. Нужно получить разрешение, договариваться с наследниками, если автора уже нет в живых. Я, может быть, и готов был бы этим заниматься, если бы имел конкретный заказ на книгу переводов. Я ведь юрист по профессии, а у нас в США с авторским правом очень строго… Но вообще был у меня забавный случай. Однажды на какой-то международной литературной конференции в Лондоне мне представили Дмитрия Пригова как известного русского поэта. У меня тогда возникла мысль перевести несколько его стихотворений – ну он же был назван известным поэтом! И я решил познакомиться с ним поближе. Пригласил его в популярное лондонское заведение – Чайный дом, существующий уже несколько столетий на Пикадилли. Это удивительное место, там посетителям предлагают на выбор пятьсот сортов чая – это и индийский, и китайский, да хоть даже грузинский… Чего там только нет, выбор изумительный. И вот мы пришли в этот храм чая, сели, взяли в руки меню, гордый официант начал с британской элегантностью рекомендовать нам разные сорта, как вдруг Пригов резко его перебил и рявкнул: «Мне – кооофэ!» Тут я понял, что никакого сотрудничества у меня с этим человеком не получится, да и знакомиться с его творчеством расхотелось. Может, это глупо и поверхностно с моей стороны, не знаю… Вы бы видели лицо официанта! Он выглядел, как расстроенный Дживс из популярного сериала по произведениям Вудхауза.

– Можно ли вас назвать известным в США поэтом?

– Смотря в каких кругах. В этом плане у нас всё точно так же, как и у вас. Есть литературные группы, часто между собой враждующие. Тот, кто считается заметным явлением в одной группе, может не иметь никакого авторитета в другой. Кто-то меня ценит, а кто-то пожимает плечами. Это нормально. Кстати сказать, в США я попадаю в разряд консервативных литераторов, а в России меня считают модернистом. Вот у вас верлибр до сих пор считается формой литературного эксперимента. А на Западе в основном пишут верлибры. Там полагают, что рифма больше не нужна, что она устарела, отжила своё, обесценилась. И написать рифмованные стихи – это как если на дискотеку прийти в смокинге и цилиндре.

– Ну, я могу сказать, что в русском языке рифма себя далеко не исчерпала. Появляются новые и новые, составные, неравносложные. А вот рифмовать «кровь» с «любовью» – это тот же самый поход на дискотеку в цилиндре и смокинге.

– В верлибре многое зависит от ритмики. Вы попробуйте хоть одну фразочку убрать, хоть одно слово переставить у Уитмена – не получится. Но я, впрочем, пишу и рифмованные стихи, если говорить о моих оригинальных текстах. Я не учился в Литинституте, но кто мои учителя? Классики, в том числе и русские: Пушкин, Лермонтов, Блок, Маяковский, извините за нескромность. Что такое поэзия? Это концентрированная эмоция. А уж в какой форме она выражена – верлибром или рифмованным стихом – неважно. Главное – уметь её выразить.

– Насколько мне известно, ваш прадедушка с отцовской стороны был первым переводчиком произведений Льва Толстого на немецкий. То есть ваша семья уже давно соприкасается с русской культурой?

– Да, дедушка переводил Толстого. И мировая премьера пьесы Толстого «Власть тьмы» была поставлена Лёвенфельдом (так тогда звучала наша фамилия) в Берлине в основанном им Шиллеровском театре. А ещё в Берлине у Лёвенфельдов после революции жило семейство Набоковых. Видите, как всё тесно переплелось? Наверное, это судьба. И вообще я переводчик с малых лет. Моя мама была родом с Кубы. И мне с детства приходилось переводить родственникам с той и с другой стороны. А всего я перевожу с восьми языков, среди которых латынь, португальский, французский, испанский… Если разбираться, то, к примеру, португальским я владею слабее, чем русским, но в достаточной мере для того, чтобы выполнять качественные переводы. Я вообще люблю языки. Многоязычие, кстати, как мне кажется, способствует развитию поэта.

– Что у вас на первом месте – своё творчество или переводы?

– Переводы – это ведь тоже творчество. Я разницы не делаю между этими двумя ипостасями. И мой любимый поэт Пушкин не делал. Он ведь тоже много переводил, писал вариации на стихи зарубежных поэтов. Ну и кто сейчас будет разбираться, поэт он или переводчик?

Беседу вёл Игорь ПАНИН

Теги: Джулиан Генри Лоуэнфельд

Когда же приедет ревизор?

Уважаемый Сергей Васильевич!

Мне 90 с лишним лет. Я прошёл фронт лётчиком-истребителем. Потом отдал долгие годы Городку писателей "Переделкино" в должности директора. И теперь вынужден через газету обратиться в прокуратуру, поскольку не вижу другого пути защитить закон и спасти от гибели выдающийся памятник истории и культуры нашей страны.

Известный всему миру Городок писателей решением правительства Московской области четверть века назад был объявлен «заповедным историко-культурным местом». В решении правительства от 1989 г. говорилось о том, что дачи Литературного фонда СССР, Дом творчества писателей «Переделкино», «где ныне работают видные деятели литературы, а жили и трудились выдающиеся советские писатели, ..., представляют особую ценность как своеобразное мемориальное заповедное место».