Антон Ульянский - Колесо

• Название: Колесо
• Автор: Антон Ульянский
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989

Мир, переживший период социальных войн, с войной всех против всех, измученный, опустошенный, изголодавшийся, стоял теперь перед новой загадкой, беспощадной и тем более ужасной, что природа ее оставалась непонятной: по земному шару, нарезая винтовую колею, катилось стремительное, неуничтожимое, всеразрушающее колесо…

---

А. Ульянский Колесо

1.

Окрестности Клифтона на ирландском побережье пустынны и ничем не замечательны. Отлогие, покрытые каменьями холмы, понижающиеся в направлении к океану, необозримые песчаные дюны, носящие следы мощных приливов, бесконечные пустые пространства.

В первой четверти двадцатого века Клифтон был ареной многих кровавых эпизодов из эпохи борьбы за освобождение, но от этого времени не осталось никаких следов и самые имена героев были известны потомкам только из книг.

Позднее, в сороковых годах, однообразие местности было нарушено благодаря постройке огромных плотин и сооружений, перерабатывающих силу приливов. Сооружение станции потребовало многих сотен тысяч рабочих рук, и одно время местность около Клифтона выглядела очень оживленной. Но и от этого времени остались лишь немногие следы — пробитый снарядами остов здания машин и башнеобразные, уходящие в туман энергоприемники.

Занесенные песком ржавые рельсы и остатки бетонных шпал, выступавшие в некоторых местах из земли, давали понятие о существовавших когда-то улицах большого временного города, от которого не сохранилось ни домов, ни людей. Рабочие руки потребовались в другое место, и люди потянулись прочь из пустеющих бараков, а начавшаяся затем эпоха гражданских войн, голода и эпидемий, тяжелое время, когда никому не было дела до прорываемых океаном плотин, окончательно обезлюдило и опустошило страну. Станции не работали, холод и тьма снова царили в людских жилищах, люди вернулись к масляным лампам и дымным печкам, и в эти несколько зим деревянный город, становище миллиона людей, исчез до основания.

В 1987 году, к которому относится описываемая нами история, город Клифтон представлял собой скопище усталых, измученных неурядицами людей, плохо знавших, что происходит в остальной вселенной, и мало интересовавшихся этим. Станция воздушной линии Нью-Йорк — Магада в годы войны была перенесена из Клифтона в другое место. Надземная линия Клифтон — Дублин прерывалась во многих местах и обрывалась в двух десятках верст от Дублина. Чтобы попасть на Кардиффскую линию, требовалось совершить кружной путь вокруг Дублина пешком. Самого Дублина не существовало вовсе. Он исчез под действием брошенной с аэроплана двухфунтовой перманентной бомбы, изобретенной Норденом и имевшей то главное отличие от употреблявшихся прежде бомб, взрывавшихся мгновенно и один только раз, что ее взрыв продолжался в течение неопределенного времени, иногда нескольких лет. Взорвавшись однажды и выделив огромное количество ядовитой воды, она как бы заряжалась снова и взрывалась еще и еще раз, тысячи, миллиарды раз с минутными промежутками между двумя взрывами. Разрушительное действие дублинской бомбы уже кончилось, но озеро зеленой дымящейся испарениями воды стояло теперь на месте цветущего когда-то города, и только верхушки некоторых уцелевших зданий указывали, что когда-то здесь был город.

Люди в Клифтоне думали о пропитании. Грузы припасов по инерции продолжали прибывать из Америки, но все с большими промежутками, после того как выяснилось, что клифтонцам нечем платить за них и припасы захватывались и распределялись между жителями бесплатно. А еще позже была учреждена воздушная заградительная линия, предназначенная для предохранения Америки от разрушительного действия европейского пожара, и всякое движение через океан стало невозможным.

Клифтонцы вернулись к земледелию, воскресив допотопные приемы обработки земли. Если у человека был свой участок земли, он мог считать себя спасенным от голодной смерти, если только ему удавалось избежать нападений голодных людей, выползавших изо всех щелей и совершавших убийства ради куска хлеба. Совесть и жалость, столь обычные в былое время, стали редким явлением при такой жизни.

В числе людей, покинувших город и перешедших к земледелию, был инженер Магнус Идола, поселившийся вместе с дочерью в уединенном покинутом доме в нескольких милях от Клифтона. Он был ученый-изобретатель и фантазер в былое время, когда он пользовался некоторым авторитетом в теории взрывчатых веществ, пока слава Нордена, изобретателя перманентной бомбы, не отодвинула его имя в тень.

Это был упорный, необыкновенно работоспособный человек, не завидовавший чужим открытиям, но умевший извлекать из них пользу для своего собственного, долго им подготавливаемого изобретения, которое должно было затмить все, когда-либо придуманное человечеством в области разрушения. Его не считали ни гением, ни безумцем. Он просто сошел со сцены, и об Идоле не вспоминали. Он совершал продолжительные и опасные поездки к ядовитому озеру на месте прежнего Дублина, исследуя его свойства. И здесь, на берегу хаоса, его воображением владели картины разрушений такого размаха, в сравнении с которыми зеленые озера Нордена были лишь детской шалостью. При всем том по внешности это был скромный и тихий человек, в котором, за исключением некоторых странностей, извинительных для ученого, ничто не говорило о владевшей им чудовищной страсти.

2.

Его дочь, семнадцатилетняя Юлия Идола, жила с ним и заведовала его хозяйством. Ее детские годы совпали с периодом войн и потрясений, в эти годы она пережила переход от богатства к нищете, и ее характер сложился под влиянием противоречивых впечатлений той поры. Она выросла красивой жизнеспособной девушкой, с широким взглядом на людей и мир, с оттенком суровости и прямоты в характере.

Когда ей было десять лет, отец взял ее с собой в кругосветное путешествие. Это была запутанная цепь воздушных и морских рейсов через океаны и вдоль и поперек материков, прерываемая остановками в городах с непонятно звучавшими названиями. Инженер Идола редко останавливался в больших городах. Странным образом ему всегда требовалось слезать в таких местах, где никто, кроме него с дочерью, не высаживался. Он был химик-исследователь и рыскал по свету в поисках залежей танария. Тысяча пудов танариевой руды после очистки давала фунт танария, тысяча фунтов танария после переработки давала три зерна гелидия, а Идоле для его опытов требовались миллионы таких зерен, и оттого он неустанно носился по свету, разыскивая танарий, и его пути лежали в стороне от больших международных дорог.

Юлия была с ним. Чудеса мира открывались ей, и она смотрела на них с спокойствием людей конца столетия. Люди в прошлом чаще удивлялись, чем люди последних лет столетия. Старый Идола, дед Юлии, рассказывал, что в молодости он пережил однажды сильное изумление при известии, что некий Блерио перелетел Ла-Манш, «Но, — прибавлял старик, — я не помню, чтобы я удивлялся чему-нибудь еще с тех пор». Удивление исчезло из мира. Юлия была дочерью человека, который с детства сроднился с мыслью, что все на этом свете достижимо и ничему не следует удивляться, а спокойствие было у ней в крови.

Юлия была с отцом и странствовала по свету, опираясь на его руку. И всегда ей казалось, что Мир был создан для нее. Финиковые пальмы в Бушире росли для того, чтобы она могла срывать плоды с их ветвей, вода в океане была так горька только для того, чтобы поразить ее своим вкусом, для нее устраивались солнечные закаты на Цейлоне, а у верблюдов в Иране были горбы на спине для того, чтобы удобнее было сидеть между ними маленькой королеве.

Но люди, мириады черных, белых и бронзовых людей, копошившихся внизу, под ее воздушным кораблем, были диссонансом в общей картине. Они как будто не считали себя созданными для ее удовольствия, их лица были угрюмы, и многие из них смотрели на нее равнодушно и не были рады видеть ее. Иногда в поисках за танарием ее отцу приходилось отклоняться далеко в сторону от больших дорог, забираться в дебри, не посещаемые иностранцами. Им случалось ездить на верблюдах в персидских степях, на мулах в Пиренеях, на плотах по Амазонке и на слонах в Малабаре. Впервые во время таких поездок Юлии приходилось видеть лицом к лицу людей, не обязанных улыбаться при встрече с ней, и нередко случалось, что она хваталась за руку отца в смутном страхе и опасении недоброжелательства.

В Атлантическом океане, в том месте, где Гольфштром делает излучину в сторону Европы, они останавливались на устроенной посреди океана воздушной станции смотреть, как идет работа по отводу теплого течения в более южном направлении. Предполагалось, что если направить Гольфштром к Европе у Бискайского залива и пустить его вдоль европейского берега, климат Италии распространится по всему материку со всей его мягкостью и обилием растительности.

Фаланги огромных воздушных грузовых судов останавливались у излучины, сбрасывая в глубину миллионы тонн камня. На плавучих и воздушных мастерских ковались и опускались в воду металлические стены. Гигантские огни освещали картину работ ночью. Вода, бурля, бесследно поглощала плоды трудов миллионов людей, ломавших камень и копавших руду во всех концах света.