Барбара Хоуэлл - Простая формальность

• Название: Простая формальность
• Автор: Барбара Хоуэлл
• Издательство: АО Смарт
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7078-0169-3

---

— Какие старые евреи?

— Те, которые не позволяли женщинам молиться со всеми в синагоге, а загоняли их на галерею. Помнишь, у Рембрандта есть такая картина, там женщины на галерее предаются мечтаниям, в то время как мужчины молятся внизу. Старые евреи знали, что женщинам нет места в их религии, они никак не связаны с бесконечностью.

— Ты считаешь, что меня интересует бесконечность? — Он откинул голову назад и расхохотался бы, но Мэрион злобно вскинулась:

— Я не знаю, интересует это тебя или нет. Мне все равно. Я говорю о себе, о женщинах, о наших отношениях с Хэнком.

— Ты не была с ним счастлива? Удивительно.

— Как ты обрадовался! Так вот, ты ошибся, я была счастлива. Просто мне ужасно мешало, что я умна. И больше люблю идеи, чем то, что он мог мне дать — секс, или деньги, или просто возможность посидеть вместе и поговорить. — Голос ее звучал взволнованно, как в старое время, когда они были молоды и еще не разучились говорить правду. Напряжение у нее в груди понемногу спадало. Может быть, способность чувствовать еще вернется? — И все это было зря. А сейчас, когда его не стало, я внутренне умираю, потому что это тело, эта плоть, — она дернула себя за платье, ущипнула за руку, провела ладонями по щекам, — эта плоть любила его. Любила быть с ним. — Она говорила хрипло, как безумная; обхватив голову руками, она вцепилась пальцами в неприбранные волосы.

Короткими, быстрыми шагами он пересек комнату, опустился на колени у ее кресла и слегка коснулся ее согнутой напряженной спины под черным платьем.

— Не трогай меня. Не подходи! — закричала она, грубо оттолкнув его руку, и выбежала из комнаты.

С мокрыми от слез щеками она медленно поднялась по лестнице, чувствуя, как долгожданное облегчение сотрясает плечи и в груди распускается, наконец, комок. Она чувствовала, как жжет глаза под прижатыми к ним ладонями; из легких с усилием вырвался не то стон, не то всхлип, за ним еще и еще. Ноги у нее подкашивались, желудок сводили судороги.

Двигаясь ощупью, ничего не видя, как человек, восставший из мертвых, она добралась до спальни и стала нетвердыми шагами ходить взад и вперед, расставив руки, всхлипывая и что-то бормоча. «Мэрион? Детка?» И наконец, упав на грязные простыни в цветочек, она зарыдала так, как ей мечталось все эти дни.

— А, вот и ты! — Клэй повернулся к ней; он стоял в дверях, глядя на причудливой формы бассейн, который, как и дворик, был замусорен опавшими листьями и приобрел сероватый оттенок, под цвет пасмурного неба над головой. — Тебе лучше?

— Да, — ответила она. — Который час?

— Полвторого. Еще есть время для ланча.

— Я ужасно выгляжу? Опухла?

— Ты нормально выглядишь. Гораздо спокойнее.

— Знаешь, мне и вправду получше. Верно говорят: если поплачешь, становится легче. Я, кажется, даже поспала. Сколько я пробыла наверху? Часа два?

— Почти.

— Ты убрал газеты, — рассеянно заметила она, входя обратно в гостиную.

— И даже искупался.

— У тебя плавки с собой?

— Нет.

— Ты купался нагишом?

— А что, нельзя?

— Да ради Бога. Нальешь мне виски?

По пути на кухню он прошел мимо нее. Брюки были ему коротки. Она улыбнулась, вспомнив о том, сколько раз за эти годы видела, как брюки становятся все короче и короче, когда он в очередной раз начинал объедаться. Какое счастье, что теперь ей это безразлично. И к тому же он так необычайно добр. Она и в самом деле ему благодарна. Это первая за много недель положительная эмоция. Она выплакалась, знала, что будет плакать еще, и поняла, что горе ее не убьет.

Клэй вернулся из кухни, принес бокал с виски и новую мысль:

— Пока ты была наверху, я думал об этой твоей идее — будто женщина смотрит на мужчину как на бога. Синтия с тобой не согласилась бы. — Он сел напротив нее, свесив руки между колен. Шампанское он успел прикончить, но говорил совершенно трезвым голосом. — Она вовсе не считает мужчину богом. Мне кажется, для нее мужчина существует лишь постольку, поскольку его можно использовать в своих целях.

— В таком случае ее ждет большое разочарование. Ни одной женщине еще не удавалось использовать мужчину. Так же как мужчины не могут в своих интересах использовать Господа Бога. Бог, по определению, сам использует человека.

— У меня такое ощущение, что Синтия уверена, будто она непосредственно связана с бесконечностью, если употребить твое выражение. В своем стремлении к цели она перешагнет через любого мужчину.

— Еще бы! Как все лавочники.

— Ты ведь ее совсем не знаешь. Ты не представляешь, какой ужас она мне внушает.

— Ужас?

— Я мог бы тебе такое порассказать — волосы дыбом встанут.

— Ага, наконец-то ты оценил меня! — весело заметила Мэрион.

Он промолчал, глядя прямо перед собой, огромный и потерянный. Потом хрустнул суставами пальцев — вспомнил привычку тридцатилетней давности.

— Боже, я тебя расстроила? — Устыдившись, она вскочила. — Извини. Но понимаешь — таковы женщины. Мы как древние греки: любим подшучивать над нашими богами. — Она положила ладонь на его мягкие волнистые волосы и слегка их поерошила. — Давай поговорим о Синтии за ланчем. Я обещаю хорошо себя вести. Мы оба будем вести себя примерно.

Глава восемнадцатая

Ее дочь Бет вышибли из Хо-уп-Холла за наркотики. Она сказала, что промышляет этим ради денег, но деньги-то у нее есть. — Он говорил взволнованно и быстро, как бы снимая с себя тяжесть долгого сердитого молчания. — Я давал ей столько денег, сколько разрешалось, и покупал всю одежду, которая только может понадобиться девушке, и на Рождество подарил «тойоту».

— Хэнку тоже всегда хотелось делать мальчикам подарки. Ни к чему хорошему это не ведет, — сказала она и вдруг осознала, что голос Хэнка уже больше часа не звучит у нее в ушах.

Они сидели в ресторанчике на окраине города. Этот ресторанчик, солнечный, с кондиционированным воздухом, был излюбленным местом пожилых дам Бока-Ратона. Со всех балок и светильников спускались вьющиеся растения. Пол был выложен плитками, а стулья были неустойчивые и неудобные, как в уличном кафе. В центре стоял огромный, грубо сколоченный дубовый стол. Поскольку весь город помешался на здоровой пище, на столе громоздились несъедобные хлебцы из отрубей и свежие овощи для салатов двадцати сортов.

Несколько знакомых Мэрион неуверенно поздоровались с ней с другого конца зала, перешептываясь и явно пытаясь угадать, кто ее солидный спутник. Вряд ли больше, чем просто знакомый, судя по ее ужасному виду и неприбранным волосам. Да уж, вид у нее, прямо скажем… Ничего удивительного — другого такого, как Хэнк, ей и за миллион лет не найти. Ее лучшие годы позади, и она должна смириться с серой вдовьей жизнью и остерегаться негодяев и авантюристов. Ха-ха! Плохо твое дело, Мэрион Хендерсон.

Мэрион, видевшая этих женщин насквозь, через силу кивала им в ответ. Женская неприязнь ее не трогала. Ей и без этого было о чем подумать.

— Бет это сделала назло. Чтобы досадить мне, — говорил Клэй. Его глаза, обычно живые и веселые, смотрели растерянно и недоумевающе. — Во всяком случае, так мне кажется. А как по-твоему?

— Не знаю. Рассказывай дальше, — ответила она мягко.

Может, он приехал не успокаивать ее, а получить совет и помощь? Может быть, он делится с ней своими трудностями в надежде, что она — его самый близкий, самый давний враг — поймет их и даже найдет выход? От этой мысли она пришла в восторг. Она почувствовала себя польщенной. Она слегка наклонилась вперед, слушая с преувеличенным вниманием — точь-в-точь как психотерапевты, которых она много перевидала на своем веку.

— Расскажи еще о Бет и о Синтии.

— Бет до осени не может перейти в другую школу, поэтому она уже несколько недель бездельничает дома. Синтия уверяет, что рада возможности побыть какое-то время вместе с дочерью и прочистить ей мозги.

— Получится это у нее?

— Конечно, нет. Она такая же вздорная, как и дочь. Она невыносима. Ты и половины всего не знаешь.

— А я-то считала, что она совершенство, — ответила Мэрион, откидываясь на спинку стула и упиваясь собственной иронией. — Этакая предприимчивая, трудолюбивая мещаночка. Вечно мы придумываем бог весть что о тех, кого не знаем. В конце концов, женщины все одинаковы. Ты слыхал, что жена Черчилля, эта образцовая супруга — советчик, помощник, красавица — в свое время пережила нервный срыв? Терпела, терпела — и не выдержала.

Подали напитки, хлеб и масло. Клэй намазал на толстый кусок черного хлеба два куска масла и начал есть.

— Синтия совсем не такая, как мне прежде казалось. Она любит говорить, что о людях можно судить по их внешности. Что якобы Никсон раз и навсегда доказал: о книге следует судить по обложке. Но ее внешность насквозь обманчива. — Он жадно, почти не жуя, доел свой хлеб.