В. Павлов - Люди легенд. Выпуск первый

• Название: Люди легенд. Выпуск первый
• Автор: В. Павлов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Эта книга рассказывает о советских патриотах, сражавшихся в годы Великой Отечественной войны против германского фашизма за линией фронта, в тылу врага. Читатели узнают о многих подвигах, совершенных в борьбе за честь, свободу и независимость своей Родины такими патриотами, ставшими Героями Советского Союза, как А. С. Азончик, С. П. Апивала, К. А. Арефьев, Г. С. Артозеев, Д. И. Бакрадзе, Г. В. Балицкий, И. Н. Банов, А. Д. Бондаренко, В. И. Бондаренко, Г. И. Бориса, П. Е. Брайко, A. П. Бринский, Т. П. Бумажков, Ф. И. Павловский, П. М. Буйко, Н. Г. Васильев, П. П. Вершигора, А. А. Винокуров, В. А. Войцехович, Б. Л. Галушкин, А. В. Герман, А. М. Грабчак, Г. П. Григорьев, С. В. Гришин, У. М. Громова, И. А. Земнухов, О. В. Кошевой, С. Г. Тюленин, Л. Г. Шевцова, Д. Т. Гуляев, М. А. Гурьянов, Мехти Гусейн–заде, А. Ф. Данукалов, Б. М. Дмитриев, В. Н. Дружинин, Ф. Ф. Дубровский, А. С. Егоров, В. В. Егоров, К. С. Заслонов, И. К. Захаров, Ю. О. Збанацкий, Н. В. Зебницкий, Е. С. Зенькова, В. И. Зиновьев, Г. П. Игнатов, Е. П. Игнатов, А. И. Ижукин, А. Л. Исаченко, К. Д. Карицкий, Р. А. Клейн, В. И. Клоков, Ф. И. Ковалев, С. А. Ковпак, В. И. Козлов, Е. Ф. Колесова, И. И. Копенкин, 3. А. Космодемьянская, В. А. Котик, Ф. И. Кравченко, А. Е. Кривец, Н. И. Кузнецов.

Авторами выступают писатели, историки, журналисты и участники описываемых событий. Очерки расположены в алфавитном порядке по фамилиям героев.

---

Не просто это — найти небольшие группы глубоко законспирированных советских людей, за голову каждого из которых гестапо сулило немалые премии. И все‑таки Феде удалось отыскать ниточки, ведущие к подполью…

Первая ниточка обнаружилась в Подсочке — так называлась избушка, затерянная среди леса, в котором расположился отряд Кравченко. В Подсочке жили два брата — Иван и Петро.

Сначала Федя и Алексей присматривались к братьям, установили за Подсочкой наблюдение, нет–нет заглядывали в избушку попросить воды или перекусить, а на деле поговорить да послушать. Видно, и братья присматривались к партизанам: не сразу удалось выудить даже самые невинные подробности их биографий. Лишь постепенно выяснилось, что Иван и Петро уроженцы и жители Добруша — города и станции на железной дороге Гомель — Брянск, в районе которой располагался теперь отряд Кравченко, что худосочный чахоточный Иван не попал в армию по болезни, а широкоплечий белокурый красавец Петро понюхал на фронте пороха, был ранен, попал в плен, бежал и теперь, возвратившись к брату, горел желанием продолжать борьбу.

Есть у Феди удивительное качество — умение привлекать, притягивать к себе людей. Не фамильярным похлопыванием по плечу, не шутками–прибаутками рубахи–парня… Нет. Федя сдержан и немногословен.

Но в каждом редком слове, которое он произносил, сквозила ясная правда и непреклонная убежденность. За каждым поступком ощущалась твердая воля и решимость.

На войне, когда тяжело, счастье встретить такого человека. И нет ничего удивительного, что вскоре братья решились сказать Феде, что оба они — комсомольцы и, наконец, — вот оно, долгожданное! — предложили свести Федю с одним верным человеком по фамилии Кулик.

Иван сам вызвался отнести Кулику записку, в которой Федя назначал ему свидание…

Встреча с Куликом, рабочим добрушских железнодорожных мастерских, состоялась июльским вечером около Подсочки, на бревенчатом пешеходном мостике через лесной ручей. Следуя партизанским законам, Федя на всякий случай принял все меры предосторожности: чуть не от самого Добруша ничего не подозревавший Кулик находился под наблюдением партизан.

— А «хвостов» нет? — на всякий случай спросил Федя у командира разведчиков Верховского, который принес донесение. — Никто следом не чирикает?

Верховский — он был на коне — слегка привстал на веревочных стременах и оперся на рогульку, заменявшую у самодельного седла луку.

— Никого нет, командир! Все спокойно!..

Наконец показался и сам Кулик. Это был немолодой уже, но крепкий, кряжистый человек в брезентовом с капюшоном плаще, какие носят путевые обходчики. Он неторопливо, неслышно, слегка покачиваясь на цепких кривоватых ногах, ступал по тропинке. Вместе с ним шел Иван.

— Вот, — сказал Иван, подходя к Феде. — Это и есть дядысо Кулик.

— Так вот вы какой, товарищ Левченко! (Федин партизанский псевдоним) — сказал Кулик, оглядывая Федю. — А мы о вашем приходе знали. Вы пришли…

Тут, к удивлению Феди, Кулик назвал точную дату появления отряда в Добрушских лесах.

— Наши подпольщики за вами давно уж наблюдают… — усмехнулся Кулик. — Что у вас в отряде есть два немца, например, мы тоже знаем!..

В это время из кустов, что густо росли по берегам ручья, вышел Тарас и протянул Кулику широкую ладонь.

— Я нет фашист. Я есть рабочий. Против Гитлера. Немец рабочий!

Внутренне Федя усмехнулся. Чем‑то очень походили один на другого эти два невысоких пожилых человека, несмотря на то что один из них был в военной форме гитлеровского солдата, а другой в засаленной кепчонке мастерового.

Может быть, как раз в это время ему вспомнился далекий Уругвай, в котором прошли его детство и юность, разноязыкие демонстрации и митинги рабочих фригорификос — мясохладобоен, на которых работало много иностранцев, в том числе и его отец, русский эмигрант и уругвайский коммунист Иосиф Кравченко…

— Ладно! — улыбнулся Кулик и хлопнул Тараса по спине. — Это нам и без тебя известно! То добре, что ты против Гитлера. Давай‑ка, брат, закурим по такому случаю!

И он достал объемистый кисет.

Кулик, Федя и Алексей Коробицин договорились о последующих встречах, условились, что на связь к Феде в экстренных случаях будет приходить сын Кулика — мальчонка лет четырнадцати, а от Феди к Кулику Иван — он имел немецкие документы и мог ходить в Добруш, не вызывая подозрений. Кроме этого, для регулярной связи Федя назначил «дубки» — секретные места, в которых подпольщик должен был оставлять разведывательную информацию. Потом Кулик хлопнул Тараса еще раз по плечу, пожал руки Феде и Алексею и исчез за поворотом тропинки.

Вскоре после этой встречи с помощью Кулика у Феди появились свои люди во многих окрестных селах, в местечке Ветка, на станции Тереховка и даже в самом Гомеле…

Но не только Кулик помогал Феде налаживать специальную связь.

С Мишей по прозвищу Телеграфист, например, Федю познакомил бывший оперативный уполномоченный злынковской милиции Шкаруба, который пришел в отряд через несколько дней после знакомства с Куликом. До этого Шкаруба, вооруженный милицейским наганом, к которому было всего семь патронов, партизанил в одиночку.

По роду мирной своей профессии оперуполномоченный знал многих людей, и, когда Федя попросил его перечислить фамилии тех, которые подходят для подпольной и партизанской работы, он первым назвал телеграфиста с разъезда Закопытье.

— Мишка для нас нужнейший человек, товарищ командир! Десятилетку кончил, по–немецки понимает, комсомолец. Все, что немцы по телефону и телеграфу передают, ему известно. Он хотел работу кинуть, в лес ко мне уйти, да я удержал. Сиди, говорю, куда посажен. Ты нам на этом месте понадобишься.

— Кто у него есть дома? — спросил Федя.

— Вдвоем они с сестрой. Сестра постарше, тоже комсомолка, муж ее в армии, — без запинки отрапортовал Шкаруба.

— Ну что ж… Придется к телеграфисту чирикнуть!..

В поселок, примыкавший к разъезду Закопытье, Федя и Алексей Коробицин отправились следующей ночью в сопровождении Шкарубы и двух партизанских разведчиков — Верховского и Коли Зайцева. Не доходя до околицы, свернули на огороды, перелезли через плетень, пересекли улочку…

— Иди след в след! — тихо, одними губами скомандовал Федя. — Мы‑то уйдем, а человек головой рискует!

Шкаруба вел партизан вдоль забора утоптанной тропинкой, змеившейся меж грядами картошки. Слева чуть приметно темнела полоска леса.

Справа громоздились черные кубы домов. В полутора километрах впереди, на другом конце поселка, горели огни разъезда, слышался неясный шум, из которого выделялся перестук буферов, гудки стрелочника и пыхтение маневрового паровоза. Там, на разъезде, — немцы.

Наконец Шкаруба остановился.

— Здесь! — шепнул он.

Федя, Шкаруба и Алексей пошли к хате телеграфиста. Верховский и Зайцев, по неписанным партизанским законам, остались на всякий случай снаружи, залегли на огороде, взяли на прицел улицу…

Шкаруба постучал условным стуком — три раза, потом еще два.

За дверью послышались тихие шаги. Донесся тихий женский голос:

— Кто?

— Милиция! — назвал оперуполномоченный пароль.

— Телеграфист! — отозвались из‑за двери.

Это был отзыв. Послышалось звяканье щеколды, чуть слышно скрипнули петли. На пороге появилась белая женская фигура.

— Заходьте! — прошептала она. — А мы уже ждем, ждем!..

В хате с плотно занавешенными окнами мерцал тусклый огонек фитилька, плавающего в глиняной плошке с жиром. Крепко пахло кислой капустой. Из‑за стола навстречу Феде встал тонкий, светловолосый хлопчик.

— Здравствуйте! — смущенно проговорил хлопчик ломающимся мальчишеским дискантом; и даже при тусклом свете коптилки можно было заметить, как он покраснел.

— Сядем! — сказал Федя, пожимая ему руку. — Ты и есть Миша?

— Да.

— Знаешь, кто мы?

— Знаю.

— Хочешь помочь бить фашистов?

— Да.

Федя помолчал, испытующе разглядывая нового знакомого, набил и раскурил трубку. Побарабанил по столу пальцами.

— Знаешь, парень, — медленно проговорил он, не отрывая темных, острых глаз от Мишиного лица. — Знаешь, что сказал мне отец, когда меня приняли в комсомол? «В комсомол и в партию вступают раз в жизни и уходят только со смертью. От них ничего не берут. А отдают им все без остатка… Все, что есть, а если надо — и жизнь!» Вот и ты запомни это, сынок!

— А где вы вступали в комсомол, товарищ командир? — спросил Шкаруба.

— Далеко отсюда, в Южной Америке, — усмехнулся Федя. — В Уругвае. Вся наша семья эмигрировала еще до революции. Меня увезли семимесячным. Вырос — пошел работать… Тогда же и в комсомол вступил… Так‑то, хлопче. Так ты расчирикал, на что идешь? Понял?

— Понял, товарищ командир.