В. Павлов - Люди легенд. Выпуск первый

• Название: Люди легенд. Выпуск первый
• Автор: В. Павлов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Эта книга рассказывает о советских патриотах, сражавшихся в годы Великой Отечественной войны против германского фашизма за линией фронта, в тылу врага. Читатели узнают о многих подвигах, совершенных в борьбе за честь, свободу и независимость своей Родины такими патриотами, ставшими Героями Советского Союза, как А. С. Азончик, С. П. Апивала, К. А. Арефьев, Г. С. Артозеев, Д. И. Бакрадзе, Г. В. Балицкий, И. Н. Банов, А. Д. Бондаренко, В. И. Бондаренко, Г. И. Бориса, П. Е. Брайко, A. П. Бринский, Т. П. Бумажков, Ф. И. Павловский, П. М. Буйко, Н. Г. Васильев, П. П. Вершигора, А. А. Винокуров, В. А. Войцехович, Б. Л. Галушкин, А. В. Герман, А. М. Грабчак, Г. П. Григорьев, С. В. Гришин, У. М. Громова, И. А. Земнухов, О. В. Кошевой, С. Г. Тюленин, Л. Г. Шевцова, Д. Т. Гуляев, М. А. Гурьянов, Мехти Гусейн–заде, А. Ф. Данукалов, Б. М. Дмитриев, В. Н. Дружинин, Ф. Ф. Дубровский, А. С. Егоров, В. В. Егоров, К. С. Заслонов, И. К. Захаров, Ю. О. Збанацкий, Н. В. Зебницкий, Е. С. Зенькова, В. И. Зиновьев, Г. П. Игнатов, Е. П. Игнатов, А. И. Ижукин, А. Л. Исаченко, К. Д. Карицкий, Р. А. Клейн, В. И. Клоков, Ф. И. Ковалев, С. А. Ковпак, В. И. Козлов, Е. Ф. Колесова, И. И. Копенкин, 3. А. Космодемьянская, В. А. Котик, Ф. И. Кравченко, А. Е. Кривец, Н. И. Кузнецов.

Авторами выступают писатели, историки, журналисты и участники описываемых событий. Очерки расположены в алфавитном порядке по фамилиям героев.

---

РУКА ДРУГА

К вечеру шестого июля мы подошли к селу Галузье, в котором, как доложила разведка, расположился местный партизанский отряд. После утомительного марша я и мои товарищи–подрывники Гриша Мыльников, Саша Машуков и Володя Клоков разлеглись в тени деревьев, в небольшом садике, окружавшем штабную хату. Вечерний ветерок забирался под наше партизанское обмундирование — под гимнастерки, трофейные немецкие кители, под штатские пиджаки и приятно холодил тело. Мы только что основательно поужинали и теперь подумывали о ночлеге. Но спать не пришлось.

В штабной хате послышался шум, и на пороге появилась высокая фигура заместителя командира партизанского соединения по диверсионной работе старшего лейтенанта Егорова.

— А ну‑ка идите сюда! — поманил Егоров меня и Клокова.

Мы с Володей встали и приблизились к старшему лейтенанту.

— Вот что, орлы! — вполголоса проговорил Егоров. — Проводников нам дали. Откладывать нечего! Берите эмзеде, взрывчатку — и шагом марш!..

Егоров с минуту помолчал и внушительно добавил:

— Только помните, с какой миной идете! ТОС (техника особой секретности)… Может, вы устали? Может, других назначить?..

Мы с Володей переглянулись. Устать‑то мы, конечно, устали… Но какой подрывник откажется установить новую секретную мину и первым испытать ее? А главное, первым открыть счет взорванных немецких эшелонов на линиях Ковельского узла!

Ковель — крупный железнодорожный узел. Пять важных стратегических магистралей расходятся из него на Сарны, Ровно, Брест, Люблин, Новоград–Волынский…

Перед нашим партизанским соединением генерал–майора А. Ф. Федорова стояла задача блокировать эти линии, прервать или хотя бы сократить движение гитлеровских поездов. Это было тем более важно, что именно через Ковель шел подвоз военных грузов к Курску, под которым в то время фашистское командование только что начало операцию «Цитадель» (наступление на Курской дуге в начале июля 1943 года).

И вот на одной из важнейших линий Ковельского железнодорожного узла — Ковель — Сарны нам с Володей Клоковым предстояло установить и испытать первую новую секретную мину замедленного действия, которую партизанские подрывники впоследствии ласково назвали «эмзедушкой»…

Как бы мы ни устали, от такой чести отказываться у нас было не принято.

Через полчаса мы выступили. Наша группа состояла из взвода охранения, трех проводников и двух минеров — Володи Клокова и меня.

Мы пересекли шлях, соединявший станцию и село Манивичи, и углубились в лес, примыкавший к железной дороге. Шли просекой. Под ногами чуть слышно шелестела трава, посеребренная поблескивающими в тусклом свете месяца капельками росы. В сапоги проникала сырость. Никто не произносил ни слова: у дороги не то что говорить — запрещается чихать, кашлять и даже дышать громко.

Наконец лес слева от просеки кончился, и совсем неподалеку показались огоньки станции. Донеслось сонное покрикивание маневрового паровоза, лязг буферов, ленивый перебрех собак. Прямо перед нами блестели рельсы. Мы остановились, сгрудились тесной группой.

По неписаному партизанскому закону вся власть у линии железной дороги переходила к подрывникам.

Володя Клоков шепотом проинструктировал:

— Два человека с нами. Остальные — в охранение на фланги. Подойдет патруль — подпускай поближе и бей! И не отходить, пока не кончим!..

Командир взвода охранения шепотом перечислил фамилии — кому влево, кому вправо, и люди неслышно растаяли в темноте.

Мы тщательно отряхнули себя руками: не дай бог пристанет травинка или веточка, бумажка какая‑нибудь. Останется на «железке» — пропало все: немцы сразу обнаружат мину.

Володе Клокову пришлось немало повозиться, прежде чем он выкопал яму. Сначала он ощупью собрал и отложил в сторону камешки, оказавшиеся наверху. За ними последовал осторожно срезанный слой верхнего балласта. И только после этого он начал копать. Слежавшийся песок поддавался туго. Лопата скребла, как о железо. Володя сквозь зубы шипел проклятия, поминал всех «святых».

А я тем временем монтировал мину. Обмотал изоляцией оголенные провода в местах соединений, установил получасовое замедление, воткнул детонатор в запальную шашку и закрепил его спичкой, чтоб не выскочил.

Наконец яма готова. Мы запихали в нее заряд и сверху установили смонтированную мину. Я положил на кнопку неизвлекаемости, которую мы приделали сами, чтобы враг не мог снять мины, грузик и, придерживая его рукой, взялся за предохранитель.

— Засыпай! — шепнул я.

Володя руками стал сгребать с плащ–палатки землю, утрамбовывая ее кулаками. Скоро я почувствовал, что мои руки, удерживающие грузик на кнопке неизвлекаемости, засыпаны. Наступил ответственный момент — снятие предохранителя. Это самая ответственная часть установки мины. Неверное шевеление, малейшая дрожь в пальцах — взрыв. Конечно, и я и Володя на тренировках, когда вместо взрывателя в мину включалась электрическая лампочка, не раз снимали предохранители. На тренировках получалось все гладко. Но здесь в темноте на железной дороге, по которой вот–вот пройдет вражеский патруль, с настоящей боевой миной, начиненной десятью килограммами взрывчатки, — здесь все выглядело иначе…

— Давай под насыпь! — шепнул я Володе. — Снимаю.

В ответ Володя пробурчал что‑то невразумительное и еще ближе пригнул голову к яме.

— Уходи! — настаивал я. — Не ровен час — рванет.

— Пошел ты к черту! — зло прошептал в ответ Володя. — Снимай, тебе говорят!

Осторожно, чуть шевеля пальцами, я потащил предохранитель. Чуть потянул — выдержка… Еще чуть — и опять выдержка… Еще… Есть!

Палочка предохранителя освободилась. Я осторожно вынул руки из ямки, сунул предохранитель в карман и облегченно вздохнул:

— Готово!

Володя разогнулся. Мы быстро засыпали яму, осторожно уложили верхний слой, камешки, щепки, гайки — все как было. Я был обут в немецкие сапоги и для маскировки несколько раз прошелся по мине. Потом мы подхватили плащ-палатку с оставшейся землей и потащили в лес высыпать…

Оставалось ждать. Если и пойдет вражеский патруль и кто‑нибудь из солдат наступит на мину, она не взорвется: взрыв может вызвать только поезд.

— Почему ты не ушел? — спросил я у Володи, когда вся наша группа собралась в лесу.

— Ты что ж думаешь, я мог вернуться один? Оставить тебя? Ты за кого меня считаешь?..

— А ну как взрыв?

— Погибать так вместе! — отрезал Володя. — И больше говорить об этом не будем!..

Днем на нашей мине взорвался вражеский эшелон…

Случай этот (я говорю о самом процессе установки мины) самый рядовой, обыденный. И Володе Клокову, и всем другим подрывникам–диверсантам не один десяток раз приходилось ставить эмзедушки на вражеских железных дорогах, эмзедушки, которые очень скоро сделались для нас простыми и привычными…

И я рассказал об этом случае лишь ради замечательной черты Володиного характера — никогда, ни при каких обстоятельствах не покидать товарища в минуту опасности…

Представьте себе светловолосого человека в желтой гимнастерке, сшитой из парашютного мешка. На одной ноге он носил сапог, на другой — лапоть из ссохшейся невыделанной кожи.

Так выглядел Володя Клоков. Собственно, настоящее его имя вовсе не Владимир, а Всеволод. Но в отряде он назвался Володей. Вот и присохла к нему навсегда эта кличка–имя.

По твердому выговору, по усеченным словечкам, по букве «о», произносимой чуть более округло, — по всем этим особенностям, сохранившимся и по сей день, когда Володя, Всеволод Иванович Клоков, стал ученым, доктором наук, можно догадаться, что он сибиряк. Так оно и есть: родом Володя из Усть–Катава, окончил институт в Томске и, наверное, остался бы там в аспирантуре, если бы не война…

Что касается кожаного лаптя — «чуня», как у нас называли такого рода обувку, то Володя носил его не от хорошей жизни. В марте сорок второго Клоков и наш главный сибиряк Вася Кузнецов, по прозвищу Чалдон, впервые отправились на диверсию к железной дороге. В ожидании момента, когда можно будет поставить мину, новоиспеченным диверсантам пришлось без малого сутки пролежать на мокром снегу. Взорвать гитлеровский эшелон не удалось — первый блин получился комом. Зато Володя обморозил ногу, и на пальце у него образовалась долго не заживающая язва. Ради «палчика» и пришлось на одной ноге носить чуню!

Если Вася — Чалдон, золотоискатель из‑под Иркутска, прирожденный таежник, как будто специально созданный для партизанской войны, считался у нас «главным» сибиряком, то Володя был главным хранителем неписаных законов партизанской чести.

Каждый новичок, попадавший к нам в подрывной взвод, проходил Володину школу. Если хлопец оказывался стоящим, Володя брал его под свое покровительство. Но не дай бог новичку обнаружить собственнические замашки, струсить или отказать в помощи товарищу! Володя немедленно зачислял его в разряд «штрафников», которые если и ходили на диверсии, то лишь за тем, чтобы на марше нести заряд, ухаживали за лошадьми, чистили картошку, кололи дрова и вообще были на подхвате.