Борис Керженцев - Окаянное время. Россия в XVII—XVIII веках

• Название: Окаянное время. Россия в XVII—XVIII веках
• Автор: Борис Керженцев
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0154-5

Книга современного историка и писателя Бориса Керженцева посвящена переломному столетию 1650—1750 гг., когда на руинах Московского государства рождалась Российская империя. За эти сто лет изменился до неузнаваемости облик страны. Произошла самая настоящая революция в духовной, экономической и социальной сферах.

Основные приметы эпохи: церковный Раскол и возникновение старообрядчества, утверждение крепостного права и крестьянские войны, тотальное обмирщение культуры, усиление западноевропейского влияния и подавление национальной самобытности русского народа.

Так называемая эпоха преобразований была временем, когда гражданское противостояние в России достигло наибольшего накала. В трактовке официальной историографии произошедшие перемены всегда было принято представлять как трудный, но необходимый переход от «варварства» к «просвещению». Между тем в народной среде отторжение социальных и духовных нововведений было столь сильным, что произвело на свет учение о реформированной России — как о «государстве антихриста»…

---

Власть была виновна как в личном развращении, так и в нарушении основ православной веры, в оскорблении святоотеческого благочестия. Ей нельзя было повиноваться. С ней следовало или бороться, или бежать от нее.

Но правительство соединяло вместе с духовными отступлениями и церковными новшествами серьезные социальные и культурные перемены в обществе. Так религиозный конфликт неизбежно превратился в более широкое социальное и политическое противостояние.

Новое государство целиком, во всех проявлениях представляло из себя опасность, несло в себе угрозу и гражданской свободе и душевному спасению. В глазах крепко преданного христианской вере народа на месте православного царства было воздвигнуто царство антихристово. Его правители и слуги, пропахшие табачным зельем, упившиеся вином и погрязшие в разврате, со «скоблеными» бритыми лицами, переодетые в немецкое платье, покушались и на веру, и на жизнь, и на честь людей, сразу осознавших себя не гражданами, а пленниками в собственной стране.

Защитники древлеправославия вступают в непримиримую борьбу с новым государством и «антихристовой властью» при полном сочувствии большинства народа. Непрерывные волнения и вооруженные мятежи сотрясают страну с самого начала преобразований, с каждым годом все усиливаясь — восстание Соловецкого монастыря, постоянные казацкие волнения на Дону, стрелецкие мятежи, бунт в Астрахани и других волжских городах, война Кондратия Булавина, непрекращающиеся крестьянские бунты и восстания в центральных областях на протяжении всего периода империи, война Емельяна Пугачева — все они объединяли в разное время десятки и сотни тысяч людей и происходили или под руководством, или при непосредственном участии староверов. Древлеправославие, по замечанию исследователя девятнадцатого столетия, становится «самой сильной оппозицией народного духа против нового порядка и устройства в России»{140}.

Народ, оказавшийся в рабстве на своей земле, только в древлеправославной среде видел активное сопротивление установившемуся порядку. Староверы в новой России остались единственными представителями и защитниками попранной веры и национальной традиции. В то время когда вероисповедание официальной церкви получает в народе характерное наименование «казенного православия», в староверческих скитах люди ищут и чистой веры, и душевного спасения, и защиты от насилия. Так «старая вера» получает одновременно непререкаемый духовный авторитет и становится «синонимом вольности и освобождения от общественного зла»{141}. Несмотря на внутренние разделения и некоторые различия в отношении к новому государству[40], все староверы единодушно признавали существующую власть незаконной и неправославной. Однако важно, что эта позиция, выражавшаяся в том числе и в открытом противостоянии правительству, была основана в первую очередь на религиозных мотивах. Это было духовное отторжение всего нового строя, категорическое неприятие его секулярной и антихристианской в конечном счете сущности.

Принципиально иным было отношение к церковному расколу государственной власти. Удивительно быстро усваивая со времени реформы утилитарный, исключительно светский взгляд на религиозные конфликты, правительство смотрело на противников официального вероисповедания прежде всего как на политических бунтарей. Подчинение церкви, как свидетельство благонадежности и лояльности, требовалось не из религиозных, а почти исключительно из полицейских соображений. Эта позиция проглядывет еще в поведении царя Алексея в его попытках уговорить боярыню Морозову только внешне, «для прилики людской», креститься троеперстно, разрешая при этом дома молиться так, как ей будет угодно. Своего завершения духовное равнодушие власти достигает в начале XIX века в создании единоверия. Это изобретение состояло в том, что староверам позволялось сохранить все внешние особенности древлеправославного богослужения, в том числе двоеперстие, при условии признания и подчинения официальной церкви. Были образованы единоверческие приходы и монастыри, попами и настоятелями в которые назначались священнослужители синодской церкви.

При Николае Первом в единоверие загоняли насильно обитателей разоренных и закрытых полицией скитов, заставляли принимать его купцов и промышленников-старообрядцев под угрозой разорения и ареста. Все же единоверие так никогда и не было признано староверами, поскольку принципиально противоречило самому смыслу и духу древлеправославия. Единоверие совершенно импонировало и выхолащивало духовную составляющую конфликта, примитивно сводя все к внешнему обряду, являлось, по существу, обрядоверием. Презираемое древлеправославными христианами и находящееся, несмотря на полный контроль над ним, на подозрении у светской и церковной власти, единоверие осталось памятником того, что никакой компромисс между новым государством и древлеправославием невозможен.

Не обрядовый спор, а духовная несовместимость с утвердившимся в стране строем лежала в основе староверия. И если время от времени в том или ином староверческом «согласии» ослабевала непримиримость к власти и новому порядку, от него немедленно откалывалась здоровая часть с проповедью еще более радикального неприятия государства. «Иного отступления уже не будет, — учили староверческие наставники, — везде бо бысть последнее время Русии, тако от часа сего на горшая происходит… И во время се ни царя, ни князя, ни святителя православного нет».

Доктрина староверов-безпоповцев[41] о «духовном антихристе», согласно которой весь мир, особенно светские и религиозные власти, уже оказались духовно порабощенными «князем тьмы», стала наиболее полным и последовательным выражением враждебного отношения к государству со стороны древлеправославных христиан.

Правительство всегда стремилось преодолеть «раскол» самыми крутыми и жестокими мерами — «это была в полном смысле истребительная политика», — отмечал С.П. Мельгунов{142}. Многие источники согласно свидетельствуют о карательных действиях власти: «Все темницы во градах и селах наполнишася христианами, везде цепи бряцали, везде вериги звенели, везде дыбы и хомуты Никонову учению служили, везде бичи и жезлы в крови исповеднической повседневно омывались… биением и ранами… лукавством и коварством к вере своей приводили и от такового насилованного лютого мучительства облияхуся все грады кровию»{143}.

Все перечисленное нисколько не является преувеличением. Еще патриарх Иоаким настоял на применении самых суровых мер к старообрядцам. С тех пор и законодательно и на практике преследования сторонников древлеправославия только усиливались. И правительство и церковные иерархи проявили в борьбе со староверием не только непримиримость, но и по-настоящему изощренную жестокость, изобретая самые бесчеловечные способы казней и пыток. Старообрядцев сажали в тюрьмы и морили голодом, принуждая отказаться от своей веры, жгли на кострах «в срубе» и привязанными к столбу, запекали живьем на огне в железных котлах, вырывали языки, рубили руки и головы, выводили голыми на мороз и обливали водой, превращая в ледяные статуи…

Подобные расправы, которыми нередко руководили архиереи, позднее причисленные официальной церковью к лику святых, например, владыки Дмитрий Ростовский и Питирим Нижегородский, происходили на протяжении всей первой половины XVIII столетия, включая правление «человеколюбивой» государыни Елизаветы Петровны.

Староверы должны были платить двойной подушный оклад, носить специальную одежду по образцу старорусской, только с самыми архаичными элементами: это делалось и в насмешку, и также «чтоб они потому во всяких местах явны были». Петр лично предписал для мужчин — зипун со стоячим клееным козырем (воротником), женщинам «раскольничьим и бородачевым женам» — опашни и рогатые головные уборы. Поверх одежды «раскольникам» повелевалось носить еще специальный медный знак с издевательской надписью «борода — лишняя тягота». Староверы не имели права свидетельствовать в суде, избираться на административные должности. Вообще еще петровский указ в отношении староверов, не записавшихся в двойной оклад, и тех, кто их укрывал, гласил с исчерпывающей ясностью: «Подлежат такой казни, как противники власти»{144}.

Но все усилия правительства были бесплодны. Число приверженцев «старой» веры в России увеличивалось с каждым годом. В самой Москве их было немало, причем по большей части среди зажиточных мещан и купцов, а по стране целые уезды были староверческими по составу населения. В «раскол» переходили крестьяне деревнями и селами, сильные позиции были у старообрядцев и в городах. По наблюдениям И.С. Аксакова, занимавшегося изучением старообрядчества в Ярославской губернии, едва ли не 3/4 народонаселения этой губернии были староверами, и только 1/4 — принадлежала к официальной церкви. По другим российским областям положение было похожим. К концу XIX — началу XX века староверов разных согласий насчитывалось в стране не менее 15 миллионов человек.