John Irving - Правила Дома сидра

• Название: Правила Дома сидра
• Автор: John Irving
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-264-00120-0

Джон Ирвинг – признанный мастер психологической прозы. Мировую известность принес ему роман «Мир от Гарпа», хорошо известный и российскому читателю.

«Правила Дома сидра» можно назвать семейной сагой на новый лад, «Дэвидом Копперфильдом» или «Джейн Эйр» наоборот. Сирота без роду и племени обретает свой семейный очаг, но дом уже не является той крепостью, за стенами которой можно укрыться от бурь и катаклизмов нашего жестокого века. На смену жизненным правилам, призванным обеспечить честную и спокойную жизнь, приходят новые, куда более жесткие. Но и следуя им, человек обречен – ведь ему приходится отказываться от своего прошлого, от традиций и нравственных ценностей. Есть ли выход из этого заколдованного круга?

---

Письмо было дружеское (переписка, по-видимому, длилась не один год), выдержанное в тоне привычной полемики, как пишут постоянному оппоненту, оттачивая свои взгляды.

«Ребенка следует усыновлять до наступления подросткового возраста, поры первого сокрытия правды, по той причине, что рядом с ним в это время должны быть любящие и любимые люди, — писал д-р Кедр. — Подросток скоро начинает понимать, что обман так же соблазнителен, как секс, но более доступен. И что легче всего обманывать тех, кто тебя любит. Любящие люди меньше других склонны замечать лживость, но и у них рано или поздно открываются глаза. Если же рядом их нет, некому пристыдить маленького лжеца, отучить от неправды. Сирота, не нашедший семьи до этого опасного возраста, так потом и будет обманывать себя и других.

В эту кошмарную пору жизни подросток лжет себе и уверен, что может обмануть весь мир. Уверен, что не попадется. И существует опасность, что подросток-сирота, не имеющий близких, так никогда и не станет взрослым».

Д-р Кедр, конечно, знал, что к Гомеру эти рассуждения не относятся. Его любили сестры Анджела и Эдна и сам он, наперекор себе. Гомер не только сознавал, что его любят, но, несомненно, и сам любил всех. Так что его поре сокрытия правды не грозило затянуться надолго.

А вот Мелони — разительный пример, подтверждающий правоту д-ра Кедра, подумал Гомер, отдавая ей записку.

— Зачем ты ищешь мать? — спросил он.

— Я ее убью, — без колебания ответила Мелони. — Может быть, отравлю. А если она не такая большая и сильная, как я, что вполне вероятно, задушу ее собственными руками.

— Собственными руками, — механически повторил Гомер.

— А ты бы что сделал, если бы нашел мать? — спросила Мелони.

— Не знаю, — сказал он. — Наверное, стал бы расспрашивать.

— Расспрашивать! — воскликнула Мелони с тем же презрением в голосе, с каким передразнила радующуюся солнышку Джейн Эйр.

Гомер знал, его коротенькая записка: «Поиски бесполезны» — не успокоит Мелони. Сам же он, как всегда, внял рассуждениям д-ра Кедра, но до конца своих тайн не открыл. Фотография женщины с пони все еще лежала у него под матрасом; он так часто на нее смотрел, что бумага в конце концов утратила жесткость. Честно признаться, разговор с д-ром Кедром разочаровал Гомера; значит, не найти ему матери Мелони и не испытать умопомрачительного ощущения, подаренного судьбой бесчувственному пони.

* * *

— Что это значит: «Поиски бесполезны»?! — криком вопрошала Мелони. Они с Гомером опять стояли на парящей веранде дома, в котором столько лет провели женщина и пони. — Строит из себя Господа Бога! Распоряжается нашей жизнью!

«Здесь, в Сент-Облаке, — писал д-р Кедр, — передо мной встал выбор: взять на себя прерогативу Бога распоряжаться судьбами других людей или просто плыть по течению. Жизненный опыт подсказывал — всем или почти всем управляет случай. Так что люди, уповающие на победу добра над злом, должны по возможности вмешиваться в ход событий. Играть роль Бога. Такие случаи редко выпадают. Но здесь, в Сент-Облаке, чаще, чем в других местах. Наверное, потому, что те, кто к нам приезжает, уже отдали дань случаю».

— Черт бы его побрал! — кричала Мелони, но река ревела еще громче, а пустой дом слыхивал и не такое, и Гомер промолчал. — Не повезло тебе, Солнышко, — вдруг выпалила Мелони. — Да? — Но Гомер как воды в рот набрал. — Да?! — крикнула во все легкие Мелони, на что лес за рекой откликнулся только коротеньким «а-а!».

Мелони ударила могучей ножищей по трухлявой балюстраде, и целая секция рухнула в реку.

— Вот так-то! — крикнула Мелони, но лес был такой густой, что поглотил без остатка возглас Мелони. Промолчал, как Гомер. — Господи Иисусе! — воскликнула Мелони, но мэнские леса опять не откликнулись.

Старый дом, кажется, проскрипел что-то, а может, вздохнул. Такой дом разрушить непросто, хотя время и другие вандалы частично сделали свое дело. Мелони пошла искать, к чему еще приложить силы. Гомер побрел следом, стараясь держаться на безопасном расстоянии.

— Солнышко, — позвала его Мелони, но тут увидела целое стекло в окне и разбила. — Солнышко, — повторила она, — у нас с тобой никого нет. Если ты сейчас скажешь, что у тебя есть я, а у меня — ты, я тебя убью.

Гомер не знал, как ее утихомирить, и опять не проронил ни слова.

— Если ты мне скажешь, что у нас есть твой обожаемый доктор или приют, — продолжала Мелони, топнула ногой по доске, проломила ее и, схватив обеими руками, стала расшатывать один из обломков. — Если ты это скажешь, то перед смертью я буду тебя пытать.

— Угу, — кивнул Гомер.

Вооружившись доской, Мелони стала бить ею по перилам ведущей наверх лестницы; перила с балясинами отвалились легко, но толстый столб, держащий первый пролет, стоял прочно. Отшвырнув доску, Мелони заключила его в свои медвежьи объятия.

— Черт бы вас всех побрал! — обругала она д-ра Кедра, свою мать, Сент-Облако и весь мир. Попробовала повалить столб, но он никак не отдирался от балки, идущей под полом. Тогда Мелони схватила кусок перил и стала, крутя им, как дубинкой, колотить по столбу, пока он наконец не рухнул. Попыталась его поднять, не смогла и рявкнула на Гомера: — Помоги мне! Ты что, ослеп?!

Взявшись вдвоем за столб, они, как тараном, пробили им стену кухни.

— Почему ты молчишь? Неужели тебя не мучает, кто с нами это сотворил? Тебе что, все равно?

— Не знаю, — ответил Гомер.

Затем стали вместе крушить один из столбов, на котором держался второй этаж. Нанесли три удара, каждый раз отскакивая в сторону. После четвертого столб рухнул. И сейчас же что-то над головами пришло в движение. Бросив таран, Мелони схватила рухнувший столб, попыталась разбежаться с ним, но сила инерции вынесла ее через порог на веранду. В тот же миг одна из верхних спален обрушилась в кухню. Тут же следом от крыши веранды отвалился кусок и увлек за собой в реку остаток перил. Даже Мелони поразил масштаб разрушений. Она почти нежно взяла Гомера за руку и потащила за собой на второй этаж — часть лестницы еще уцелела, вместе с комнатой, где когда-то пильщик любовался по утрам фотографией женщины с пони.

— Помоги мне, — мягко сказала Мелони Гомеру. Подошли к окну, сорвали ставню, висевшую на одной петле, бросили вниз и смотрели, как она, пробив крышу и пол веранды, плашмя упала в реку.

— Здорово, правда? — почему-то упавшим голосом произнесла Мелони.

Она сидела на том самом матрасе, где они стояли на коленях в тот день, когда с небес на крышу дома шлепнулась брошенная коршуном змея.

— Помоги мне, — сказала еще раз Мелони и рукой пригласила его сесть рядом. — Помоги, не то я сбегу, — сказала она и прибавила: — Помоги, не то убью кого-нибудь.

По-видимому, убить и сбежать было в ее понятии одно и то же. Да, Мелони не так-то легко помочь, но Гомер все-таки сделал попытку.

— Не убивай никого, — сказал он. — И не сбегай.

— А зачем оставаться? — возражала Мелони. — Ты ведь не останешься. Нет, ты не сбежишь. Тебя кто-нибудь усыновит.

— Никто не усыновит. Да я ни к кому больше и не поеду.

— Поедешь.

— Нет. Так что, пожалуйста, не сбегай и не убивай.

— Значит, если я останусь, ты тоже останешься? Да? Ты это хотел сказать? — спросила Мелони. «Это ли он хотел сказать?» — подумал Гомер. Но Мелони, по обыкновению, не дала ему времени на раздумье. — Обещай, Солнышко, что не уедешь, пока я здесь, — сказала она. Придвинулась к нему, взяла за руку, разжала пальцы и положила его указательный себе в рот. — Счастливчик пони, — проговорила она, но Гомер не был уверен, что пони очень уж повезло. Старый дом закряхтел. Мелони подвигала языком его палец. — Обещай, Солнышко, что не уедешь, пока я здесь, — повторила она.

— Да, — кивнул Гомер.

Мелони укусила палец.

— Обещаю, — сказал Гомер.

Еще один кусок лестницы рухнул в кухню, жалобно скрипели покосившиеся стропила, поддерживающие остаток крыши веранды.

Что же так завладело его вниманием, когда Мелони, достав его маленький пенис, затолкала его себе в рот? Он не боялся, что старый дом рухнет и убьет их, хотя основания для страха были. Не думал о предыстории матраса, на котором они лежали; она, конечно, была чудовищна даже по меркам Мелони. Не думал о собственной утраченной предыстории и о том, что лежать так с Мелони — значит предавать д-ра Кедра. Частично его внимание отвлекали звуки: чмокание Мелони, его и ее прерывистое дыхание. Этот шум похоти вызвал в памяти маленького Фаззи Бука и аппарат, увлажняющий легкие. Его грубая механическая работа всегда напоминала Гомеру, как хрупка человеческая жизнь.

Пенис Гомера во рту у Мелони сначала слегка вырос, но потом вдруг съежился, и Мелони удвоила усилия. Больше всего Гомеру мешала злополучная фотография, она отчетливо стояла у него в глазах. Он видел даже чистый четырехугольник на стене, где она недавно висела. Именно она разбудила его похоть, но вот теперь была явной помехой. Если раньше женщина с пенисом пони во рту напоминала предложение Мелони, то теперь и женщина и Мелони вызывали одно чувство — сострадание к униженным. Пони на фотографии, как и полагается бессловесной скотине, являл полнейшее равнодушие к происходящему. И Гомер чувствовал, что его пенис во рту у Мелони становится все меньше, каким, по его понятию, вообще никогда не был.