John Irving - Правила Дома сидра

• Название: Правила Дома сидра
• Автор: John Irving
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-264-00120-0

Джон Ирвинг – признанный мастер психологической прозы. Мировую известность принес ему роман «Мир от Гарпа», хорошо известный и российскому читателю.

«Правила Дома сидра» можно назвать семейной сагой на новый лад, «Дэвидом Копперфильдом» или «Джейн Эйр» наоборот. Сирота без роду и племени обретает свой семейный очаг, но дом уже не является той крепостью, за стенами которой можно укрыться от бурь и катаклизмов нашего жестокого века. На смену жизненным правилам, призванным обеспечить честную и спокойную жизнь, приходят новые, куда более жесткие. Но и следуя им, человек обречен – ведь ему приходится отказываться от своего прошлого, от традиций и нравственных ценностей. Есть ли выход из этого заколдованного круга?

---

— Она пришла сюда своими ногами, — сказал он сестре Каролине, — а я ведь все-таки еще врач.

— Вот и будьте им. Не распускайте нюни.

— Я уже очень стар. Врач помоложе, попроворнее, возможно, и спас бы ее.

— Если вы действительно так думаете, тогда вы и правда очень стары, — отрезала сестра Каролина. — Вы неадекватно воспринимаете происходящее.

— Неадекватно, — сказал д-р Кедр и удалился в провизорскую.

Он всегда страдал, если не удавалось спасти пациентку; но ведь эта пациентка явилась в приют в безнадежном состоянии. Сестра Каролина ни на миг в том не сомневалась,

— Раз он винит себя в ее смерти, — сказала она сестре Анджеле, — надо срочно искать ему замену. Значит, он и правда очень стар.

— Не то что он уже ничего не может. Как профессионал, он по-прежнему может все. Плохо то, что он начал в себе сомневаться, — согласилась сестра Анджела.

Сестра Эдна воздержалась от замечании. Она подошла к двери провизорской и, стоя там, тихонько повторяла:

— Нет, ты не стар. Ты все-все можешь. Ты совсем-совсем не стар.

Но Уилбур Кедр не слышал ее; отдавшись во власть эфира, он был сейчас далеко, в Бирме; видел ее так явственно, как временами Уолли. Одного он не представлял себе, несмотря на эфир, какой там палящий зной. Тень под священными деревьями обманчива, даже она не дает прохлады в те часы дня, которые бирманцы называют «часами покоя ног». Кедр видел миссионера д-ра Бука, как он ходит от хижины к хижине, спасает от кровавого поноса детей.

Уолли мог бы снабдить эфирные грезы Кедра впечатляющими подробностями: по горе, усеянной бамбуковыми листьями, очень трудно лезть вверх, такие они скользкие. А циновки, на которых бирманцы спят, никогда не просыхают от пота. В Бирме, запечатлелось в памяти Уолли, местные власти либо отравлены ненавистью к англичанам, либо одержимы страстью подражать им. Как-то его несли через длинную, широкую площадку, заросшую сорняками и загаженную свиньями; при англичанах это был теннисный корт. Теперь из теннисной сетки местный голова сотворил гамак, а самый корт превратили в загон для свиней по причине высокой ограды, когда-то мешавшей мячам улетать в джунгли, а сейчас лишавшей леопарда знатного обеда. На той остановке мочу Уолли спускал сам голова — добродушный круглолицый человек с терпеливыми уверенными пальцами; он действовал с помощью длинной серебряной соломинки для коктейлей — тоже наследство англичан. Голова плохо понимал по-английски, но Уолли все-таки втолковал ему, для чего служат эти тонкие серебряные трубочки.

— Инглись осень глупи, — сказал бирманский джентльмен.

— Да, наверное, — согласился Уолли. Он не очень кривил душой, среди немногих знакомых ему англичан два-три казались ему слегка с приветом. Впрочем, кто стал бы возражать собеседнику, который опорожняет тебе мочевой пузырь.

Серебряная соломинка — не лучший заменитель катетеру, которому положено хоть немного гнуться; конец ее украшал геральдический герб, увенчанный строгим ликом королевы Виктории (на сей раз серебряная королева взирала на такое применение изящной вещицы, которое живую повергло бы в шок).

— Только инглись пьет вино трубоськой, — хихикнул бирманец. Катетер он смачивал своей слюной.

Уолли на это сквозь слезы рассмеялся.

У маленьких пациентов д-ра Бука, страдающих поносом, было и задержание мочи, но у Фаззи был отличный катетер, и он идеально справлялся с маленькими пенисами. Д-р Кедр, странствуя над Бирмой, воочию убедился: д-р Фаззи Бук — гениальный врач, не знающий поражений в единоборстве со смертью.

Сестра Каролина понимала, как неудачно совпала смерть пациентки д-ра Кедра с посланными в совет разоблачениями, и решила безотлагательно написать Гомеру. И пока д-р Кедр «отдыхал» в провизорской, она яростно отстучала на машинке в кабинете сестры Анджелы коротенькое негодующее послание.

«Не будьте ханжой, — писала она. — Надеюсь, вы помните как страстно уговаривали меня уйти из кейп-кеннетской больницы Вы говорили, что в Сент-Облаке я нужнее, и вы были правы. А что, ваша помощь здесь не нужна? Нужна. И именно сейчас. Яблоки и без вас соберут. А вот кто, кроме вас, заменит его в Сент-Облаке? Совет попечителей пришлет какого-нибудь осторожного законопослушного врача, трусливую душонку, каких теперь много развелось. Такие делают, что им велят, а пользы от них никакой. Один вред».

И она тут же поспешила к поезду отправить письмо, а заодно уведомить начальника станции, что в приютской больнице мертвое тело и надо срочно звонить в разные инстанции. Станционный начальник когда-то давно сподобился «лицезреть» в больнице два тела — своего бывшего шефа, раскроенного анатомическими щипцами, и вскрытого Гомером младенца из Порогов-на-третьей-миле, который был зарезан в утробе матери. Бедняга до сих пор не мог думать о них без содрогания.

— Мертвое тело? — переспросил начальник станции. И вцепился руками в столик, на котором стоял подаренный телевизор. На его экране бесперечь мельтешили расплывчатые образы, то исчезая совсем, то ослепляя яркостью; но он был готов смотреть все подряд, лишь бы ему не блазнила та давняя чертовщина.

— Женщина, которая не хотела иметь ребенка, — пояснила сестра Каролина. — Пыталась выпотрошить себя и умерла. Она попала к нам слишком поздно. Уже ничего нельзя было сделать.

Начальник станции ничего не ответил, судорожно держался за стол и не отрывал глаз от пляшущих зигзагов на экране, точно стол был алтарь, а телевизор — некое божество, хранящее его от ужасов, к которым причастна сестра Каролина: он так ни разу и не перевел на нее взгляд.

Варвара? Вероника? Виола? Вирджиния? Анджел поправил на голове бейсболку: утро было прохладное, но он опять решил пойти без рубашки. Дагмара? Дейзи? Долорес? Дотти?

— Куда это ты отправился в моей бейсболке? — спросила его Кенди, убирая со стола после завтрака.

— Это моя бейсболка, — бросил через плечо Анджел, выходя из дома.

— Любовь слепа, — сказал Уолли, отъезжая от стола. «Кого он имел в виду, меня или Анджела?» — подумала Кенди. Гомера и Уолли беспокоила щенячья влюбленность Анджела в Роз Роз; всего-навсего щенячья, заметила Кенди, ничего больше. У Роз Роз есть опыт, и она не станет соблазнять мальчишку. Дело не в этом, возразил Гомер. Кенди полагала, что в мизинчике Роз Роз больше опыта, чем… Но и не в этом, сказал Уолли.

— Уж не в том ли, что она темнокожая? — спросила Кенди.

— Дело в мистере Розе, — сказал Уолли.

И с языка Гомера чуть опять не сорвалось любимое «точно». Да, подумала Кенди, мужчины всегда все держат под своим контролем.

Гомер отправился в контору. Среди утренней почты было письмо от д-ра Кедра, но он даже не взглянул на пакеты с корреспонденцией, этим занимался Уолли, к тому же приехали сезонники. Сбор яблок начнется, как только будут закончены последние приготовления. Гомер посмотрел в окно — сын без рубашки, а утро прохладное. Анджел разговаривал с Толстухой Дот.

— Надень рубашку, довольно прохладно! — открыв дверь, крикнул ему Гомер.

Но Анджел уже спешил к амбару за яблочным павильоном.

— Надо прогреть мотор у трактора, — откликнулся он на ходу. — Тебя самого надо прогреть, — сказал Гомер.

Но сыну и правда было жарко. «Ева? Елена? Елизавета?» — мысленно перебирал он имена и, ничего не видя перед собой, столкнулся с Верноном Линчем, который зло посмотрел на него поверх чашки горячего кофе.

— Смотри, куда прешь, — процедил сквозь зубы Вернон Линч.

— Жанна! — не мог остановиться Анджел. — Жоржетта! Жульетта!

— Жопа, — рявкнул Вернон.

— Ты сам, Вернон, жопа, — обругала его Толстуха Дот.

— Господи, как я люблю яблочную страду, — говорил Уолли, колеся по кухне, пока Кенди мыла посуду. — Мое любимое время года.

— И мое, — улыбнулась Кенди, а сама подумала: «Жить мне осталось шесть недель».

Повар Котелок опять приехал в этом году. Кенди спешила, надо свозить его в магазин за продуктами. Вернулся и Персик, которого они не видели несколько лет; Персиком его звали потому, что подбородок у него был голый, как колено, борода вообще не росла. Опять появился Глина, которого тоже давно не было. Однажды ночью его сильно порезали в доме сидра, Гомер возил Глину в кейп-кеннетскую больницу, там ему наложили сто двадцать три шва.

Парень, порезавший Глину, с тех пор исчез. У мистера Роза было непреложное правило: никакой поножовщины. Можно пощекотать ножичком, показать, кто здесь босс, но чтобы ранение требовало больницы — это категорически возбранялось. Услышит полиция, неприятностей не оберешься. Парень, чуть не убивший Глину, ни о ком, кроме себя, не думал.

— Он был новичок, — сказал мистер Роз. — Уже давно с нами не ездит.

Все остальные сборщики, кроме дочери, были в «Океанских далях» впервые. Мистер Роз с Анджелом обсуждали, что его дочь будет делать на ферме.