Эдгар По - Украденное письмо

• Название: Украденное письмо
• Автор: Эдгар По
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1923

Украденное письмо позволило министру Д. шантажировать особу королевской крови. Несмотря на все усилия парижской полиции, обнаружить письмо в доме г-на Д. не удалось. Надежда лишь на Огюста Дюпена…

---

Эдгар По Украденное письмо

Nil sapientiae odiosius acumme nimio.[1]

Seneca.

В темный и бурный вечер, осенью 18** г., в Париже я услаждал свою душу размышлениями и трубкой в обществе моего друга С. Огюста Дюпен, в его крошечной библиотеке, комнатке с книгами au troisieme[2] № 33, Rue Donot, Faubourg St. Germain. Битый час мы хранили глубокое молчание, всецело погруженные — (так, по крайней мере, показалось бы постороннему наблюдателю) — в созерцание волн дыма, наполнявшего комнату. Я думал о двух давнишних событиях, о которых мы говорили в начале вечера: о происшествии в улице Морг и тайне, связанной с убийством Мари Роже. И я невольно был поражен странным совпадением, когда дверь отворилась и вошел М-r Г**, префект парижской полиции.

Мы встретили его очень приветливо: его негодность почти искупалась его забавностью, — и мы не видали его уже несколько лет. Мы сидели в темноте, и Дюпен привстал было, чтобы зажечь лампу, но снова уселся, когда гость об'явил о цели своего прихода: его привело сюда желание посоветоваться с нами, — точнее, с моим другом, — насчет одного происшествия, наделавшего немало хлопот.

— Дело, вероятно, потребует размышлений — сказал Дюпен, — нам, пожалуй, удобнее будет обсуждать его в темноте.

— Это тоже одна из ваших курьезных привычек, — заметил префект, называвший курьезным все, что превышало меру его понимания, и потому живший среди легиона «курьезов».

— Именно, — отвечал Дюпен, предложив гостю трубку и подвинув ему покойное кресло.

— В чем же дело? — спросил я. — Неужели опять убийство, надеюсь — нет.

— О, нет, дело совсем иного рода. Дело очень простое; я думаю, мы и сами с ним справимся; но Дюпену, вероятно, будет интересно узнать подробности: — происшествие крайне курьезное.

— Простое и курьезное, — сказал Дюпен.

— Ну, да; и вместе с тем ни то, ни другое. В том-то и странность, что дело простое, а сбивает нас с толку.

— Может быть, именно своей простотой оно и сбивает вас с толку, — заметил мой друг.

— Что за вздор, — возразил префект рассмеявшись.

— Может быть, тайна слишком ясна, — прибавил Дюпен.

— О, Господи! что за мысль!

— Слишком легко раз'ясняется.

— Ха! ха! ха! — ха! ха! ха! — хо! хо! хо! — захохотал гость, — ну, Дюпен, вы меня просто уморите.

— Но в чем же, наконец, дело? — снова спросил я.

— Вот я вам расскажу, — отвечал префект, тяжело отдуваясь и откидываясь на спинку кресла. — Расскажу в немногих словах, но должен предупредить: дело требует строжайшей тайны, и я, вероятно, потеряю место, если узнают, что я сообщил тайну другим.

— Продолжайте, — сказал я.

— Или нет, — заметил Дюпен.

— Ну, вот: я получил извещение от одного высокопоставленного лица, что из королевских апартаментов похищен крайне важный документ. Лицо, похитившее его, известно; тут не может быть никаких сомнений; видели, как оно брало документ. Известно также, что документ до сих пор остается в его руках.

— Почему это известно? — спросил Дюпен.

— Это ясно по самой природе документа, — отвечал префект, — и потому, что до сих пор не обнаружились последствия, которые должны обнаружиться, когда документ не будет больше в руках вора, то есть, когда вор употребит его для той цели, для которой украл.

— Нельзя ли немножко яснее, — сказал я.

— Хорошо, я скажу, если так, что бумага дает своему обладателю известную власть, там где эта власть имеет огромную силу. — Префект любил дипломатические обороты речи.

— Я все-таки ничего не понимаю, — заметил Дюпен.

— Нет? Хорошо; пред'явление этого документа третьему лицу, — я не стану его называть, — затронет честь одной очень высокопоставленной особы; вот что дает владельцу документа власть над этой знатной особой, спокойствие и честь которой, таким образом, подвергаются опасности.

— Но, — заметил я, — ведь эта власть зависит от того, известно ли похитителю, что обокраденная им особа знает, кто украл письмо. Кто же осмелился бы…

— Вор, — перебил префект, — министр Д., человек, который осмелится на все, достойное и недостойное. Самый способ похищения так же дерзок, как и остроумен. Документ, о котором идет речь (письмо, если уж говорить откровенно), получен пострадавшей особой, когда она находилась одна в королевском будуаре. Во время чтения она была захвачена врасплох появлением другой знатной особы, — именно той, от которой надлежало скрыть письмо. Не успев второпях сунуть его в ящик, она должна была оставить письмо на столе. Впрочем, листок был положен адресом вверх, а исписанной стороной вниз, так что мог остаться незамеченным. В эту минуту входит министр Д. Его рысьи глаза мигом замечают листок, узнают почерк на адресе, видят смущение особы и тайна угадана. Поговорив о делах, министр с обычной своей торопливой манерой, достает из кармана письмо, похожее на то, о котором идет речь, развертывает его, делает вид, что читает, потом кладет на стол рядом с первым. Затем продолжает разговор о государственных делах. Наконец, через четверть часа, уходит, захватив письмо, вовсе не ему адресованное. Особа, которой принадлежало письмо, не могла остановить вора в присутствии третьего лица. Министр отретировался, оставив на столе свое письмо, самого пустого содержания.

— Итак, — сказал Дюпен, обращаясь ко мне, — условия именно таковы, какие по вашему мнению нужны, чтобы власть была действительной: вору известно, что потерпевший знает, кто вор.

— Да, — подтвердил префект, — и вот уже несколько месяцев, как вор пользуется этой властью для осуществления своих крайне опасных политических замыслов. Обворованная особа с каждым днем все более и более убеждается в необходимости вернуть письмо. Но этого нельзя сделать открыто. В конце концов, доведенная до отчаяния, она поручила все дело мне.

— Полагаю, — заметил Дюпен, скрываясь в облаках дыма, — что более проницательного агента нельзя и желать, нельзя даже вообразить.

— Вы льстите мне, — возразил префект, — впрочем возможно, что кое-кто и держится подобного мнения.

— Как вы сами заметили, — сказал я, — письмо, очевидно, в руках министра; только угроза, а не употребление письма, дает министру власть; раз письмо пущено в ход, власть кончается.

— Именно, — сказал префект, — я и действовал на основании этого убеждения. Прежде всего, я решился обыскать дом министра. Главное затруднение состояло в том, чтобы произвести обыск без его ведома. Надо было во что бы то ни стало избежать опасности, грозившей в случае, если бы он узнал о моих замыслах.

— Но, — сказал я, — вы совершенно au fait[3] в подобного рода исследованиях. Парижская полиция не раз уже проделывала такие штуки.

— О, да; оттого-то я и не отчаивался. К тому же и привычки этого господина были мне на руку. Он сплошь и рядом не ночует дома. Прислуги у него мало, спит она далеко от помещения барина и состоит главным образом из неаполитанцев, которых ничего не стоит напоить. Как вам известно, у меня есть ключи, с помощью которых можно отворить любую дверь в Париже. И вот, в течение трех месяцев, почти каждую ночь, я самолично обыскиваю квартиру Д. Моя честь затронута; сверх того, — говорю это под секретом — награда назначена огромная. Итак, я искал без устали, пока не убедился, что вор еще хитрее, чем я. Думаю, что я исследовал каждый уголок, каждую щель, в которой могло бы быть запрятано письмо.

— Но разве нельзя себе представить — заметил я, — что письмо, хотя и находится в руках министра, в чем не может быть сомнения, спрятано вне его квартиры?

— Вряд ли, — сказал Дюпен. — Запутанное положение дел при Дворе, а в особенности интриги, в которых замешан Д., требуют, чтобы документ всегда находился под руками, и чтобы его можно было пустить в ход в каждую данную минуту. Это для Д. столь же важно, как самое обладание документом.

— Возможность пустить его в ход? — спросил я.

— Вернее сказать — уничтожить, — отвечал Дюпен.

— Да, — заметил я, — в таком случае письмо, очевидно, в его квартире. При нем оно не может находиться, — об этом к говорить нечего.

— Разумеется, — подтвердил префект. — Мои агенты, под видом мазуриков, два раза нападали на него и обыскивали на моих глазах.

— Напрасно вы беспокоились, — заметил Дюпен. — Д. не совсем же полоумный, и, без сомнения, ожидал подобных нападений.

— Не совсем полоумный, — возразил префект, — но ведь он поэт, стало быть, не далеко ушел от полоумного.

— Так, — сказал Дюпен, задумчиво выпуская клуб дыма, — хотя и я тоже согрешил однажды виршами.

— Не можете ли вы, — спросил я, — рассказать подробнее об обыске?

— Видите ли, времени у нас было довольно, и мы искали везде. Я ведь собаку с'ел на этих делах. Я обыскал весь дом, комнату за комнатой, посвятив не менее недели на каждую. Мы начинали с осмотра мебели. Отворяли все ящики, — вы, я думаю, сами понимаете, что для хорошего сыщика нет потайных ящиков. Олух, а не сыщик, тот, от кого ускользнет при обыске «потайной» ящик. Это такая простая вещь. В каждом письменном столе представляется для осмотра известный об'ем — известное пространство. У нас есть на этот счет определенные правила. Пятая часть линии не ускользнет от осмотра. Обыскав ящики, мы принялись за кресла. Подушки были исследованы длинными тонкими иголками, с употреблением которых вы знакомы. Со столов мы снимали доски.