Эдгар По - Спуск в Мальштрем

• Название: Спуск в Мальштрем
• Автор: Эдгар По
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1923

На северном побережье Норвегии, среди мелких островков, приливные и отливные течения образуют мощный водоворот — великий Мальстрем. Иногда он достигает такой силы, что затягивает не только рыбацкие лодки, но и большие суда, от которых потом всплывают только размочаленные щепки.

---

Эдгар По Спуск в Мальштрем

Пути господни в природе и в промысле не наши пути, и формы, которые мы создаем, не соизмеримы с беспредельностью, глубиной и неразрушимостью его творений, более глубоких, чем колодезь Демокрита.

Джозеф Гленвилль.

Мы добрались до вершины главного утеса. Прошло несколько минут, пока старик отдышался и заговорил:

— Еще недавно, — сказал он, наконец, — я мог бы вас провести по этой дороге не хуже младшего из моих сыновей, но года три назад случилось со мной происшествие, какого никогда не приходилось испытать ни единому смертному, а если и приходилось, то он не пережил его. Шесть часов смертельного ужаса, пережитые мною, сломили мое тело и мой дух. Вы думаете, что я очень стар, — это ошибка. Довольно было одного дня, чтобы превратить черные, как смоль, волосы в седые, ослабить члены и расстроить нервы так, что я задыхаюсь теперь при малейшем усилии и пугаюсь тени. Поверите ли, у меня кружится голова, когда я смотрю с этого пригорка.

«Пригорок», на котором он расположился, беззаботно растянувшись на самом краю, свесив голову и верхнюю часть туловища вниз и упираясь локтем в скользкий край, — этот «пригорок» возвышался тысячи на полторы футов над соседними утесами, в виде крутой, отвесной и черной скалы. Я ни за какие деньги не согласился бы подойти ближе шести шагов к его окраине. Опасное положение товарища внушало мне такой страх, что я растянулся на земле, уцепился за кустарник и не решался даже взглянуть на небо, — мне все казалось, что ветер сорвет скалу.

Не скоро я оправился и овладел собой настолько, что решился сесть и полюбоваться на окружающий вид.

— Напрасно вы боитесь, — сказал проводник, — я нарочно привел вас сюда, чтобы вы могли видеть то место, где случилась происшествие, о котором я сейчас упоминал; я расскажу вам об этом подробно.

— Мы находимся теперь, — продолжал он со свойственной ему точностью, — на Норвежском берегу, под шестьдесят восьмым градусом широты, в провинции Нордланд, в пустынном округе Лофоден. Скала, на которой мы сидим, — Гольсегген. Теперь приподнимитесь немножко — держитесь за траву, если кружится голова, — вот так — и взгляните на море, вон туда, за грядой туманов.

Я взглянул и увидел безбрежную даль океана, как чернила черного, так что мне вспомнилось описание Mare tenebrarum[1] у нубийского географа. Воображение человеческое не в силах представить себе более безнадежную картину. Вправо и влево, насколько мог хватить глаз, простирались груды мрачных темных утесов, казавшихся еще угрюмее среди бешеных валов прибоя, с визгом и ревом кативших свои седые гребни. Как раз против мыса, на вершине которого мы находились, на расстоянии пяти-шести миль виднелся, почти исчезая в волнах, маленький остров, двумя милями ближе — другой, еще меньше, голый, скалистый, усеянный грудами черных каменьев.

Океан на пространстве между берегом и самым отдаленным островом имел какой-то странный вид. Несмотря на сильнейший ветер с моря, волны кипели, вставали, двигались по всем направлениям, по ветру и против ветра. Пена была заметна только в непосредственном соседстве с утесами.

— Тот остров, что подальше, — сказал старик, — норвежцы называют Вургом. Поближе — Моское. На милю к северу — Амбаарен. Вон те утесы — Полезен, Готгольм, Кейдгельм, Суарвен и Букгольм. Подальше — между Моское и Вургом — Оттергольм, Флимен, Зандфлезен и Стокгольм. Таковы названия этих рифов, хотя зачем им даны названия, — ни вы, ни я не поймем. Слышите? Замечаете перемену в море?

Мы находились уже минут десять на Гельсеггене, взбираясь на него со стороны Лофодена, так что не могли видеть моря, пока не добрались до верхушки. При последних словах старика я услышал громкий, постепенно растущий звук, напоминавший рев стада бизонов на американской прерии; в то же время поверхность моря изменилась, буруны превратились в огромный поток, стремившийся в восточном направлении. Быстрота течения возрастала на моих глазах. Через пять минут вся громада воды до самого Вурга мчалась с быстротой чудовищной, но главный поток направлялся между Моское и берегом. Он разбивался на тысячи рукавов, которые сталкивались, кипели, крутились в водоворотах бесчисленных, — и все это с визгом, ревом, воем, свистом неслось на восток с неудержимой быстротой водопада.

Через несколько минут зрелище снова изменилось. Поверхность моря сделалась глаже, водовороты один за другим стали исчезать; на место их появились чудовищные полосы пены, которой раньше вовсе не было. Они расходились все дальше и дальше, сталкиваясь и принимая местами спиральное направление, предвещавшее, по-видимому, новый и более обширный водоворот. Внезапно, — почти мгновенно, он явился в виде круга более мили в диаметре. Полоса сверкающей пены окаймляла устье этой исполинской воронки, но внутренность ее, насколько мог измерить глаз, имела вид гладкой блестящей, черной, как уголь, водяной стены, наклонной к горизонту под углом градусов в сорок пять и вертевшейся с головокружительной быстротою, сотрясаясь, дрожа и оглашая окрестность ужасным не то ревом, не то визгом, какого не посылает к небесам и Ниагара в своем предсмертном борении.

Гора дрожала до самого основания, скала колыхалась. Я бросился ничком и уцепился за тощую траву.

— Это, — сказал я, наконец, — это может быть только большой водоворот Мальштрема.

— Да, так его называют иногда, — отвечал старик. — Мы, норвежцы, называем его Моское-штрем, от острова Моское.

Описания этого водоворота, которые мне случалось читать, вовсе не подготовили меня к такому зрелищу. Очерк Ионы Рамуса, быть может, самый обстоятельный из всех, не дает ни малейшего понятия о великолепии и ужасе зрелища, ни о подавляющем чувстве небывалого, охватывающем зрителя. Не знаю, когда и с какой точки этот писатель наблюдал Мальштрем, но уж во всяком случае не с Гельсеггена и не во время шторма. Впрочем, я позаимствую у него некоторые подробности, хотя, повторяю, они не дадут никакого понятия о действительном характере зрелища.

— Между Лофоденом и Моское, — говорит Рамус, — глубина моря от тридцати пяти до сорока фатомов, но по сторону острова, по направлению к Веру (Вург) она так незначительна, что корабль, даже в самую тихую погоду, рискует разбиться о подводный камень. Во время прилива течение стремится к берегу, между Моское и Лофоденом, с поразительной быстротой, при отливе же несется обратно с таким неистовым бешенством, что самый грозный и бурный водопад не сравнится с этим потоком: грохот его слышится за несколько миль; местами образуются водовороты, или воронки такой громадной величины, что корабль, попавший в подобную пучину, идет ко дну и разбивается в дребезги о камни. Осколки его выбрасываются во время затишья. Но эти промежутки затишья бывают только между приливом и отливом при тихой погоде и длятся не более четверти часа. Когда поток достигает наибольшей быстроты, и бешенство его усиливается штормом, опасно приближаться к нему на норвежскую милю. Случалось, что лодки и корабли уносило в пучину, хотя они находились еще далеко от нее. Случается также, что кит подплывет слишком близко к этому месту, и поток уносит его. Невозможно описать, как он бьется и ревет в бесполезной борьбе с бешеной стихией. Однажды медведь, вздумавший переплыть от Лофодена к Моское, был затянут водоворотом, при чем ревел так страшно, что слышно было на берегу. Огромные сосны и ели, увлеченные потоком, вылетают обратно изодранные и расщепленные до такой степени, что кажутся обросшими щетиной. Это показывает, что дно состоит из камней и утесов. Направление потока изменяется под влиянием прилива и отлива через каждые шесть часов. В 1645 году, утром, в воскресенье, на масленице, он свирепствовал с такой силой, что каменные дома на берегу разваливались…

Я не понимаю, каким образом возможно определить глубину водоворота. «Сорок фатомов» — без сомнения, относится к той части потока, которая непосредственно примыкает к Моское или Лофодену. В центре Моское-штрема глубина, без сомнения, несравненно больше; чтобы убедиться в этом, довольно заглянуть в устье воронки с вершины Гельсеггена. Глядя с утеса на эту адскую пучину, я не мог не улыбнуться простодушию честного Ионы Рамуса, который рассказывает о потоплении китов и медведей, как о чем-то невероятном. Мне ясно было, что огромнейший линейный корабль, попав в сферу действия этого течения, будет унесен, кал пух, ураганом и исчезнет мгновенно.

Несостоятельность попыток об'яснить это явление — некоторые из них казались мне довольно убедительными при чтении — слишком очевидна. Вообще принято думать, что единственная причина Мальштрема, как и трех меньших водоворотов между Фаррерскими островами — «встреча волн, поднимающихся или падающих во время прилива или отлива, с грядой скал и рифов, которая стесняет их так, что они обрушиваются в виде водопада. Таким образом, чем выше прилив, тем глубже падение; а естественным следствием этого является водоворот, всасывающая сила которого достаточно известна по опытам в меньших размерах».