РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК - ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая

• Название: ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая
• Автор: РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК
• Издательство: ТЕРРА - Книжный клуб
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00277-7

Роберт Александрович Штильмарк (1909-1985) известен прежде всего как автор легендарного романа «Наследник из Калькутты». Однако его творческое наследие намного шире. Убедиться в справедливости этих слов могут все читатели Собрания сочинений.

Во второй том вошли 3 и 4 части романа-хроники «Горсть света» — произведения необычного по своему жанру. Это не мемуары в традиционном понимании, а скорее исповедь писателя, роман-покаяние.

---

Вагоны оказались с готовыми дощатыми нарами. Кое-где поверх нар накидан был подсохший хвойный лапник, уже лишенный запаха леса. Царил в вагонах некий другой запах, застоявшийся, упорный, смешанный из карболки, рыбной вони и отравленного человеческого дыхания... Кое-где на узких, высоких оконцах имелись прочные решетки...

Рональд записывал устные приказания комполка: «Вагоны — вымыть, нары подправить, приготовить аппарели для погрузки лошадей, повозок, вооружения (имелись в виду станковые пулеметы и орудия ПТО, сорокопятки).

Командир спросил Рональда о его воинском звании. Рональд еще не имел его, хотя после завершения второго высшего образования: окончания Кавшколы и парашютного кружка, райвоенкомат перевел его в начсостав, с тем чтобы присвоение звания произошло уже в армии, в зависимости от должности — интендантской, административной или строевой.

— Будем ходатайствовать о присвоении вам строевой, — сказал командир полка. — Не хочу вас наперед хвалить, но капитан доволен вами. Обеспечьте готовность вагонов для погрузки нашего полка... через два часа... И учтите, что комендантом первого эшелона... будете вы! Выберите подходящий вагон для штаба, оборудуйте связь... Пусть Арсеньев даст шлейф к паровозу, другой — на хвост, а штабной вагон присмотрит в средине состава. Кто вам нужен сюда для обеспечения — вызывайте от моего имени...

— Прошу дать команду следовать на станцию, для погрузки, сперва таким подразделениям: пулеметная рота, взвод связи, взвод разведки, рота ПВО, за ними — через час — первый батальон, следом — второй и третий.

— Исполняйте, товарищи командиры! — обернулся подполковник к участникам осмотра. —

Отправление эшелона — в полночь. Пакет с предписанием о маршруте :— серия «Г» подлежит вскрытию на станции Бологое. Как говорится, с Богом, товарищи-командиры!

...Опять все прошло вроде бы само собой. Пятьдесят четыре вагона, наполненных спящими, вагон с лошадьми, три платформы открытых, с пулеметами капитана Андреева, хитроумно приспособленными для зенитного обстрела: на положенных набок повозках пулеметы Максима крепко привязали к колесам, вынули в пулеметах болты грубой наводки... Пулеметчик мог, держась за ручки своего оружия, свободно крутить его на 360 градусов в любую сторону и водить стволом вверх-вниз, почти до зенита... Таких установок учинили шесть, по два пулемета на каждой платформе. Только были они все — в середине состава. Требовались маневры, чтобы поставить платформы в голову, середину и в хвост. Рыбинский военный комендант такой маневр запретил, сказав, что в Бологом можно как угодно переформировать состав, а до Бологого опасность с воздуха не угрожает. Итак, эшелон в 54 вагона, вместивший, за малыми исключениями, весь Первый полк дивизии полковника Тропинина, «сыпал в ночи вагонными дверцами», а его комендант Рональд Вальдек с красной повязкой на рукаве, уже где-то за станцией Сонково уснул в обнимку с телефонным аппаратом, в углу штабного вагона, озаренном лампочкой от аккумуляторной батареи...

В полдень следующего августовского дня прибыли в Бологое. К ним в вагон сел майор Вижель, уполномоченный от Ленфронта... Итак, направление — на Неву!

Коменданту эшелона пришлось столкнуться с первыми трудностями.

Станция Бологое приняла эшелон на дальний запасный путь. Комендант заранее разрешил отлучиться в станционный буфет или ближайшие ларьки не более как четырем-пятерым из каждого вагона, и не дольше, чем минут на двадцать. Командир полка сам пошел к военному коменданту просить маневровый паровоз для незначительного переформирования состава в целях наилучшей противовоздушной обороны.

По селектору сообщало Чудово, что бомбами подожжена спичечная фабрика, поселок фабричный тоже горит, мост под бомбежкой, проходим ли — пока неясно.

Опять тронулись. А вовсе ли исключена вероятность десанта? Комполка приказал ротным держать боеприпасы в готовности к немедленной раздаче... На просьбу наполнить солдатские подсумки патронами, буркнул:

— Пока... воздержаться! А то баловство пойдет... Не усмотрите!

Пищу выдали сухим пайком, с мясными консервами, и свежим маловишерским хлебом. Бачки наполнили горячим чаем — тоже станция позаботилась. Здешняя — Новгородская — область в отличие от только что оставленной Калининской, где еще не изжились настроения «гражданки», успела полностью осознать себя фронтом. Потому здесь и встречали, и провожали защитников, чем могли и как могли!

...К чудовскому мосту подъезжали осторожно. Дым и туман застлали реку. Тяжелая гарь вызывала кашель, слезы в глазах, удушье. Кое-кто в эшелоне даже противогазы пробовал надеть.

Поезд стал от реки в сотне шагов. Рональд и помощник машиниста пустились бегом к мосту. Он маячил неясно сквозь дымовую завесу. Сильно просвечивало пламя огромного пожара на том берегу — догорала фабрика спичек и поселок. Огненная стихия бушевала там, за стеной дымной гари, неудержимо и вольно, совладать с ней было немыслимо. Шагали двое с эшелона по шпалам, глубоко внизу серела вода, быстрая, злая. Похоже, мост мало затронут — кое-где какие-то вмятины на металле ферм... Пути целы.

— Давай, машинист! Быстрее!

Рональд поднялся на паровоз. Тут все знакомо, хотя у этих «Э» в будке просторнее, стоят два инжектора и приборов побольше... Чумазый кочегар подбрасывает уголь в зев топки, машинист открывает ему дверцу длинным удобным рычагом... Поехали!

Небольшая задержка произошла дальше, уже за станцией, против какой-то большой деревни, тоже затянутой дымом. Оказывается, чинили путь, слегка нарушенный бомбежкой. Стоянку обещали на полчаса, не более! И тут кто-то изобретательный придумал поход за молоком, в село. До четырех десятков солдат спрыгнуло на полотно, кто с бачками, кто в надежде поживиться бидоном прямо на месте. А через пять минут на станции Чудово взвыли сирены, захлопали зенитки, и в воздухе, выше гари и тумана, стали развертываться белые шарики разрывов. Немцы опять шли бомбить с воздуха, мост, дорогу и станцию с эшелонами.

Из штабного вагона выскочил телефонист с ручной сиреной. Закрутил рукоять, дал сигнал «воздушная тревога». Зенитчики стали у своих кустарных установок на колени — так было удобнее. Появилось около поезда какое-то высокое дорожное начальство, как будто в генеральском чине

— Эшелон! — кричало начальство. — Вперед! Вам путь открыт! Малым ходом — вперед! Уходите дальше от станции!

Поезд тронулся. Миновал место свежезаделанного повреждения. Тут по обе стороны пути, опираясь на лопаты, стояли солдаты-железнодорожники, жестами показывали: легче, легче, тихонько, вперед, вперед... А позади бежали люди с бидонами и бачками... Кто-то успел вскочить в последний вагон, кто-то отчаянно махал и кричал...

Чужое начальство как будто знало весь план движения частей:

— Сядут на следующий эшелон вашей дивизии! Давайте ход полный!

Там, позади, уже шел воздушный налет. Слышались взрывы, свист авиабомб, стрельба, взметывались фонтаны искр на пожарище, и страшно было за оставшихся... К слову, они действительно сели в следующий эшелон дивизии и присоединились к Первому полку уже на боевом рубеже. Иначе коменданту эшелона не избежать бы новых осложнений: потерять чуть ли не сорок «дезертиров». Пожалуй, и головы бы не сносить! Верный срок — как потом стало привычно формулировать, житейские опасности на новорусском языке! Ибо прежде формула «попасть под суд» еще не значила безусловного приговора: слово «суд» имело значение прямое: человека, его поступок судили, т.е. обсуждали, проверяли, выясняли, взвешивали, определяли степень вины, часто оправдывали. В эпоху же, когда Рональд Вальдек находился в расцвете своих лет, попасть под суд значило просто: получить срок, притом обязательно самый высший по данной статье. Суды будто перевыполняли свои планы, как все прочие учреждения, ведомства и предприятия. Одни — перевыполнили по намотке моторов, другие — по намотке трансформаторов, а судьи — по намотке сроков!

От Любани до Тосно миролюбиво царил в пригретом воздухе дремотный аромат лесной хвои. Высокие сосны с бронзовыми стволами и зеленой куделью крон, темные до синевы елки, смолистый и пахучий можжевельник, живые, благоуханные, еще красовались на корню, но были уже обречены войной, ее нуждам, ее расточительству: чужая и своя артиллерия, авиация, разведка; рука патриота-поджигателя и родной армейский топор; росчерк генерала, мол, столько-то воздвигнуть дзотов, столько-то землянок, завалов, траншей, командирских НП с накатом в три слоя... Где уж тут уцелеть «зеленому другу», которого и другом-то стали признавать с грехом пополам лишь после войны, а до того восторгались на любой новостройке: тайга отступает!..

...Под Колпиным опять бомбили, и опять эшелон отбивался залпами пулеметного огня. Досталось и нашим: убило лошадь и ранило солдата. В крышах и стенках вагонов стало просвечивать небо сквозь пулевые пробоины. А глубоких воронок по обе стороны полотна, разрушенных зданий, свежих пожарищ попадалось столько, что уж никто не казал на это пальцем и только каждый хмурился, думая о своих — максатихинских, псковских, новгородских... Каково-то им там, далеко ли от них, от малых и слабых, беспощадная колесница войны?