Гарри Гантрип - ШИЗОИДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И САМОСТЬ

• Название: ШИЗОИДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И САМОСТЬ
• Автор: Гарри Гантрип
• Жанр: Психология

В данной книге представлено описание клинической картины шизоидной личности и ее проблем. Автором предпринимается попытка понимания природы и причин первичной неудачи развития эго и возникающих в связи с этим терапевтических затруднений при лечении шизоидных пациентов. По мнению Гарри Гантрипа, возрождение и повторный рост утраченной живой основы личности становится основной проблемой психотерапии, потому что психотерапевты имеют дело с людьми, которые, сколь бы тщательно они ни обучались взрослым социальным и моральным обязательствам и ценностям на сознательном уровне их личности, не способны удерживаться на этом уровне, потому что лежащие в основе бессознательные пласты их личностей находятся на доморальном уровне инфантильного страха, эго-слабости и бегства от жизни. Рекомендуется всем страждущим душевного здоровья и всем желающим помогать в этом, а также тем, кому интересны вопросы бытия и смысла жизни.

---

Возможно, он описывал себя самого. Свэн рассказывает нам:

«Он говорил, что брак заставит его делать вид, что он думает о жизни чуть лучше, чем это есть на самом деле. Вряд ли стоит пытаться выяснить, насколько фрустрация, в конечном счете, находящая выражение в его романах, может быть связана с подобным восприятием жизни», (р. 21)

Эти черты, однако, проистекают из одного и того же источника — глубокого страха перед внешним миром, ощущаемого ушедшим в себя индивидом. Когда Генри Джеймсу было 46 лет, его брат Уильям написал о нем следующие строки:

«Генри живет, скрываясь за своими странными, неуклюжими, чуждыми нам манерами и привычками; но все они являются его “защитными масками”, за которыми мы видим нашего дорогого, старого, доброго, невинного и в глубине души очень ранимого Генри, которого мало что волнует, кроме его творчества».

Свэн рассказывает о «его одержимости проблемой связи искусства с жизнью», и мы можем рассматривать это как одержимость проблемой, для него не разрешимой, — связи его внутренней психической жизни с внешней реальностью. В «Смерти льва» Джеймс говорит:

«“Художник и общество его времени — непримиримые враги”. Критика здесь отступает, и читатели Джеймса должны принять собственное субъективное решение: либо, говоря словами Ф.Р. Ливиса, “с ним что-то не так”, либо же он находится в поиске некоего “рая на земле”». (Swan, рр. 27-8).

Мы можем заключить, что этот «рай на земле» было целью его фантазии, маткой его внутреннего мира, в которую он уходил все глубже. Свэн пишет:

«Все, кто его знал, хорошо понимали, что за учтивой внешностью скрывался ум, который в полной мере существовал лишь в творческой жизни. К концу девяностых он, по-видимому, вошел в состояние поэтического видения... Противники считали, что Джеймс удалился в эскапистский мир искусства, так как нашел жизнь слишком трудной» (р. 31).

В 1890-х Джеймс страдал от длительных депрессий, и, когда его брат Уильям увидел его вновь в 1899 г., они более не понимали друг друга. Уильям многократно перечитывал многие страницы из «Крыльев голубя», для того чтобы понять, «что же, черт возьми, они могли означать».

Свэн подчеркивает чувство одиночества, эту глубоко шизоидную характерную черту, которая только усиливалась в его последующие годы.

«Для своих друзей он был общительным, добрым пожилым джентльменом, по поведению которого трудно было себе представить... что его угнетает собственная изоляция и заброшенность. “Мой дорогой друг, — сказал он однажды Логэну Пирсэллу Смиту, — есть одно слово — позвольте сказать его вам, — которое вам следует написать на своем знамени — и это слово одиночество”» (рр.36-7).

Вместе с этим приходит чувство тщеты и отсутствия смысла в жизни. Многие из его историй посвящены

«...несбывшимся мечтам писателей, будучи рассказами о людях, души которых находятся в агонии вследствие понимания того, что жизнь прошла мимо и не дала им ничего. Эти рассказы — важная часть биографии Джеймса » (р. 25).

Название одного из его произведений, «Фигура на ковре», говорит о тайном смысле творчества художника, — смысле, который никому не известен и который, как мы можем предположить, он и сам не нашел, и смерть художника уносит с собой этот секрет.

Ф.Л. Пэтти в своей книге «Американская литература после 1870 года» писал:

«Он жил в атмосфере затворничества, в которой он больше мечтал о “жизни”, чем жил реальной жизнью... Он стоял в стороне от жизни и наблюдал жизнь, не будучи ее частью. Он ни к чему не испытывал симпатии в прямом смысле этого слова».

Экономическая обеспеченность предоставила ему свободу, без внешних тягот, использовать свои огромные интеллектуальные и творческие возможности для создания внутренней жизни, которая, в конечном счете, не спасла его от серьезных приступов депрессии в последующие годы, но оставила его наедине с собой, не дав найти какого-либо реального смысла. Джеймс служит примером шизоидной личности, которая достаточно стабильна при благоприятных обстоятельствах, чтобы избежать серьезных срывов и крушения своей личности, и обладает огромными талантами, помогающими шизоиду внести реальный вклад в жизнь других людей, без решения своих собственных проблем или преодоления собственного отчуждения. Генри Джеймс был одним из основателей «психологического романа». Эдель (1955) пишет:

«Генри Джеймс расширил рамки опыта и область вымысла до включения в него субъективного мира».

 Сложности шизоидного состояния

Из шести аспектов этого состояния личности (ср. с. 140-141), которые проявляются в чистом виде по мере продвижения шизоидной личности к специфическому заболеванию, первые четыре: деперсонализация и дереализация, чувство небытия или пустоты эго, страх коллапса эго и внутренний запрет на способность любить или вступать в человеческие взаимоотношения — должны рассматриваться вместе как характеризующие действительную «отрезанность» шизоидного состояния, обусловленную страхом и бегством от внешнего мира. Другие два аспекта: страх и борьба против регрессивного стремления и страх засыпания и релаксации — являются частью самозащиты психики против внутренней опасности утраты всякого контакта с внешней реальностью. Здесь возникает еще одна проблема. Страх утраты контакта с внешним миром постоянно стимулирует усилия по восстановлению с ним контакта, но это не приводит к теплым взаимоотношениям, и поэтому осуществляется при помощи двух других базисных эмоциональных реакций: страха и агрессии. Установление связей на языке страха приводит к параноидальному состоянию, которое может переходить в жестокую защиту путем деструктивной агрессии. Если индивид не ощущает настолько сильную безнадежность в связи со своей жизнью, тогда взаимоотношения на языке агрессии приведут к амбивалентности и депрессии.

Первые четыре черты не являются отдельными «сущностями». Они перекрывают и переходят друг в друга, являясь различными отражениями одного и того же фундаментального, хотя и сложного, психопатологического состояния. Деперсонализация и дереализация описывают опустошение эго обычного сознания в мире повседневной жизни, когда витальное чувство самости уходит глубоко внутрь. Невозможно исследование этой проблемы без обращения к описанию Фэйрберном шизоидного ухода (1952а, рр. 49—52). Деперсонализация и дереализация зависят от разрыва связей с внешним миром, и в разделе, посвященном «отводу либидо», он собирает все эти четыре характерные черты вместе.

«В острых шизоидных состояниях отвод либидо от объектных связей может заходить столь далеко, что либидо уходит из сферы сознания (той части психики, которая находится, так сказать, ближе всего к объектам) в сферу бессознательного. Возникающий эффект подобен тому, как если бы само эго ушло в бессознательное... Отвод либидо от сознательной части эго ослабляет эмоциональное напряжение и смягчает опасность взрывов ярости и опрометчивых поступков... Значительная часть тревоги шизоидного индивида в действительности представляет собой страх перед возможностью таких взрывов, что обычно проявляется как страх сойти с ума или как страх надвигающейся катастрофы. Поэтому возможно, что массивный отвод либидо становится отчаянной попыткой эго, которому грозит катастрофа, избежать эмоциональных связей с внешними объектами путем вытеснения либидинальных склонностей, которые и побуждают индивида к установлению эмоциональных контактов... Как раз когда данное усилие в значительной степени осуществляется, индивид начинает говорить, что у него такое чувство, как если бы от него ничего не осталось, как если бы он утратил свою идентичность, или как если бы он был мертвым, или как если бы он перестал существовать... Утрата эго является конечной психопатологической катастрофой, с которой постоянно борется шизоидный индивид, более или менее успешно» (1952а, р. 52).

Эта цитата взята из первой большой опубликованной Фэйрберном работы, которая вышла в свет до пересмотра им своей терминологии эндопсихической структуры. Она требует некоторой ревизии, исходя из его последующей точки зрения. Он перестал говорить о «либидо» как о психической «сущности» и стал рассматривать его как «либидинальную энергию, характерную для эго». Таким образом, он более не говорил о «вытеснении либидо из эго» и в бессознательное, он также более не сказал бы, «что возникающий эффект подобен тому, как если бы само эго ушло в бессознательное». И действительно, в процитированной работе он писал:

«Может ли такой массовый отвод либидо быть приписан вытеснению — это спорный вопрос» (1952а, р. 52).

В соответствии с его более поздней терминологией он написал бы не «как если бы», а «действительно, часть самого эго ушла в бессознательное». Зрелая теория Фэйрберна была теорией расщепления самого эго под воздействием могущественного стресса и радикального ухода либидинального эго в бессознательное для избегания любых эмоциональных связей с объектами — процесс, приводящий в результате не только к утрате объектов, но, вследствие этого, к чувству утраты самого эго. В действительности, уход либидинального эго оставляет то, что он называет сознательным центральным эго, лишенным энергии, так что такой человек может лишь механически функционировать во внешнем мире; ничто не представляется реальным, и утрачена способность к любви. Далее, мы должны отметить, что под воздействием бытующих в то время психоаналитических представлений Фэйрберн приписывал шизоидный уход страху утраты контроля над агрессивными импульсами или же отношению к своим либидинальным импульсам лишь как к агрессивным. Это очень важно, особенно в той форме, которую выделяет Винникотт, а именно: когда мать не может более выносить требований младенца, он начинает страшиться собственных потребностей в любви как жестоких и деструктивных. Но мы должны к этому добавить, что уход по существу обусловлен неспособностью слабого инфантильного эго отстаивать собственные притязания и справляться с внешней реальностью при отсутствии адекватной материнской поддержки. Вследствие этого эго жаждет удовлетворения либидинальных потребностей, которые оно затем начинает воспринимать как вызывающие ответный удар со стороны отвергающего внешнего мира, который побуждает его к уходу.