Фред Стюарт - Век

• Название: Век
• Автор: Фред Стюарт
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Современная проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-282-7

Деньги, власть — благо и проклятье итало-американской семьи, четыре поколения которой, переживая падения, взлеты, позор и триумф, закладывают основание могущественной династии.

---

— Как вы себя чувствуете, бабушка? — спросил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

— Теперь, когда ты пришел, дорогой мальчик, гораздо лучше. — Она улыбнулась и положила руку на его щеку.

С возрастом она усохла, и поэтому ее кожа приобрела какую-то прозрачность. Энрико никогда не уставал любоваться ею. Для него бабушка была самой красивой старушкой из тех, кого он когда-либо знал.

— А как у тебя дела в школе? — спросила она.

— О, отлично, — солгал он, придвигая стул и садясь рядом с кроватью.

— Ты, наверное, рад, что отец возвращается домой.

— Да, очень.

— Теперь признайся: ты еще не влюблен?

Он опешил:

— Нет еще. Да у меня и времени на девчонок нет.

Она улыбнулась:

— А, ты все равно влюбишься. Ах, как девочки будут тебя любить!

— Вы так думаете?

— Поверь старой женщине, которая была знатоком красивых мужчин: девочки будут тебя любить. Энрико, мой дорогой малыш, какие чудесные вещи тебя ожидают! Точно такие же чудесные вещи я могу вспомнить, оглядываясь назад. Взять, к примеру, тебя и меня. Ты и я находимся на противоположных концах жизненного пути. Я полагаю, если бы я была хорошей бабушкой, я бы дала тебе массу советов на все случаи жизни. Но это тебе ничего не принесет, кроме скуки. Чудо жизни состоит в том, что каждый должен научиться всему сам. Только это делает ее интересной. Ты так не думаешь?

— Я думаю. Кроме… — И он заерзал оттого, что ему стало неловко. — Есть вещи, которые лучше было бы и не знать.

— Что ты имеешь в виду?

Он поглядел на нее:

— Бабушка, вы считаете меня евреем или итальянцем?

На ее лице появилось выражение крайнего изумления.

— Я считаю тебя своим внуком, — ответила она. — Но что за странный вопрос? Почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что в школе меня стали звать «еврейский мальчик». Прошел слух, что отец вышел из фашистской партии и поэтому он предатель… Но ведь он не такой! Я уверен, что он не предатель!

— Конечно, он не предатель, — сказала бабушка резко. — Он просто наконец образумился. Это лучшее, что Фаусто когда-либо сделал.

— Но ребята в школе так не считают. Он — предатель, а я вдруг стал евреем. Я ведь еврей только на четверть! И я всегда считал себя итальянцем. Но теперь… мне кажется, что я еще и еврей. Это сбивает меня с толку и… путает меня тоже. Я имею в виду, если здесь произойдет то же самое, что происходит в Германии, то где я буду? Кем я стану?

Она взяла его за руку:

— Ты останешься Энрико Спада.

— Но это же не ответ. Что, если они повесят на нас ярлыки? Что, если меня заставят носить звезду Давида на своем пальто? Это ведь моя страна, за исключением… а может быть, и нет. Я не знаю…

Какое-то время она молчала. Она видела, как сильно он обеспокоен. Наконец она сказала:

— Не думаю, что на твои вопросы легко ответить. И если это все произойдет, если Муссолини начнет издавать расистские законы, то я не знаю, что могла бы посоветовать тебе, кроме того, что нужно быть смелым, хотя это легко сказать, но трудно сделать. Но все же я думаю, ты должен чувствовать себя и евреем и итальянцем. Ты наследник по двум чудесным линиям. Это может осложнить твою жизнь, ибо то, что мы переживаем сейчас, — это сумасшествие. Но в конце концов, ты станешь богаче благодаря наследству по обеим линиям. А может быть, даже и сам станешь лучше.

— Так я никогда об этом не думал.

— Когда я была молодой, итальянцев даже не было, а еще меньше было итальянских евреев. Человек был либо римлянином, либо неаполитанцем, либо флорентийцем. Географическая карта на моей памяти претерпела коренные изменения и, может быть, в течение твоей жизни изменится еще больше. В жизни нет никаких гарантий, кроме твоего ума и твоего характера. У тебя, мой дорогой мальчик, хорошие и голова и характер. У тебя все будет как надо.

— Если я не вышибу себе мозги, — сказал он.

Она попыталась скрыть испуг в глазах, но он почувствовал, как она сжала его руку.

— О, Энрико, — прошептала она, — даже не смей так думать.

Но он думал именно так.

Глава 43

Войсковой транспортер «Конте Бьянкамано» представлял собой ржавое ведро, но когда он медленно продвигался по Красному морю и через Суэцкий канал, его можно было сравнивать еще и с духовкой. Битком набитый ранеными ветеранами эфиопской войны, он вез в своих трюмах более двух сотен гробов с убитыми. Муссолини разгромил эфиопов ценой ужасных людских потерь. Итальянцы все-таки получили империю, но по цене, которой она заслуживала.

Несколько пассажиров судна не были ранены, и самым известным среди них был граф Галеаццо Чиано, зять Муссолини, до последнего времени командовавший эскадрильей «Ла Диспарата», в которой и служил Фаусто. Чиано возвращался в Италию, чтобы в свои тридцать три года стать министром иностранных дел. За день до прихода судна в Неаполь он вызвал Фаусто в свою каюту, самую лучшую на судне после капитанской, однако все равно маленькую. И хотя в каюте были открыты два иллюминатора и еще работал электрический вентилятор, дуновение горячего воздуха еле ощущалось и на рубашке Чиано проступали пятна пота. Он был красив, но у него уже появлялось брюшко. Когда Фаусто вошел, он потягивал джин с тоником, но своему бывшему сослуживцу не предложил ни выпить, ни присесть.

— Спада, — сказал он, — я даю тебе еще один шанс. Завтра в порту будут репортеры, и я хочу, чтобы ты им сказал, что ты на сто процентов поддерживаешь политику дуче.

На лице Фаусто лежал отпечаток многодневной усталости, и ему давно следовало бы побриться. Он покачал головой.

— Нет, — сказал он, — я уже говорил вам: с этим покончено.

Чиано поставил стакан на ржавый стальной стол.

— Черт возьми, Фаусто! — взорвался он. — Чем ты прикажешь воевать с этими черномазыми? Отравленными стрелами из духовой трубки? Копьями? Мы провели современную военную кампанию, и она была чертовски успешной. Если ниггер убит, то какая разница чем — из пулемета или стрелой? Все равно он мертвый! Твоя привередливость — это глупость, глупость!

Фаусто знал, что Чиано перенял у своего тестя стиль запугивания и истерических воплей.

— Это была не война, а бойня, — ответил он спокойно. — Я люблю Италию так же, как и вы или как любой другой человек, но то, что я там видел, сделало меня совершенно больным. Если это и есть фашизм, то я был дураком, что поверил в него.

— Фашизм сделал Италию великой державой!

— Что из этого?

Гнев Чиано утих.

— Я надеюсь, — сказал он тихо, — ты не намерен сообщать обо всем этом в газетах?

Фаусто слабо улыбнулся:

— Да разве они напечатали бы, даже если бы я и сказал.

— Нет, но твоя семья хорошо известна в Италии, и ты в каком-то смысле — герой войны. Ты бы мог причинить нам много хлопот. Если будешь вести себя тихо, мы ничего не сделаем ни тебе, ни твоей семье. Я думаю, нет нужды напоминать тебе, что ты женат на еврейке?

Фаусто никогда особенно не любил графа Чиано, но теперь он понял, что ненавидит его.

— Ты не должен напоминать мне об этом, — сказал он, а про себя подумал: «Ты, наглый мерзавец».

В их первую ночь после его возвращения домой жена наслаждалась осязанием и запахом его тела. Его любовные ласки были такими же неистовыми и возбуждающими, какими Нанда их помнила, но сам Фаусто стал другим. Она почувствовала это сразу, как только он сошел с корабля. Каким он стал? Мягче? Менее уверенным в себе? Может даже, он чувствовал вину или стыд? Каким бы он ни был, ей нравился новый Фаусто. Прежнего Фаусто она любила, но он ей никогда не нравился.

Когда она лежала в его объятиях после мгновенной любви, она поняла, что, может быть, в результате Эфиопской войны Италия приобрела колонию и стала империей, а она приобрела любовника.

— Что заставило тебя порвать с ними? — спросила она.

Он уставился в потолок и спустя какое-то время очень странно ответил:

— Черный человек, стоявший на вершине холма.

* * *

Древний дворец на улице Корсо готовили к траурной церемонии. Прислуга говорила шепотом, вельветовые портьеры в гостиной, примыкавшей к спальне княгини Сильвии, были задернуты. Энрико Спада сидел у одного из высоких окон, наблюдая за отцом и дядей. Его дядя Тони недавно был возведен в кардиналы, и Энрико испытывал благоговейный страх перед черной сутаной, ярко-красным поясом и такого же цвета шапочкой. И все же нельзя было сказать, что Тони сильно изменился после оказанной ему чести, может быть, только стал чуть-чуть более сдержанным. Он выглядел так молодо, что ему нельзя было дать сорок три года. Его худоба граничила с изможденностью, и Энрико показалось, что он источает почти осязаемую духовность. Его близнец выглядел старше своих лет, и Энрико болезненно переживал, наблюдая, как его глубокообожаемый отец теряет свою привлекательность. Его черные волосы поредели, а лицо за два месяца после возвращения из Эфиопии опухло от возникшего пристрастия к выпивке. Фаусто еще предстояло найти что-то помимо алкоголя, способное заменить для него фашизм.