Исаак Зингер - Последняя любовь

• Название: Последняя любовь
• Автор: Исаак Зингер
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-7516-0438-5

Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.

Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.

Исаак Башевис Зингер

Зингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.

«Вашингтон пост»

Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.

В оформлении использован фрагмент картины М. Шагала «Голубые любовники»

---

Прошло пять лет. Однажды в пятницу, когда Шпринца готовила субботний обед, открылась дверь и в дом вошел босой человек с длинной седой бородой. Его одежда была в дорожной пыли Шпринца подумала, что это нищий. Вдруг он сказал: «Я был в Святой Земле, дай мне чернослива».

В поселке началось что-то невообразимое. Лейба отвели к раввину. Тот стал его расспрашивать и выяснил, что Лейб пешком добрался до Святой Земли.

— Пешком? — переспросил Леви-Ицхак.

— Да, пешком, — подтвердил Залман.

— Но ведь, чтобы попасть в Святую Землю, нужно плыть на корабле!

Меир-Евнух обхватил пальцами свой голый подбородок и сказал:

— А может, он все наврал?

— Он принес письма от тамошних раввинов и мешок земли, которую собственноручно накопал на Масличной горе, — отозвался Залман. — Когда кто-нибудь умирал, он клал горсть земли покойнику под голову. Я помню эту землю — она была белой, как крошеный мел.

— Сколько времени заняла у него дорога? — спросил Леви-Ицхак.

— Два года. Обратно он плыл на корабле. Раввин спросил его: «Как ты смог решиться на такое?» А он ответил: «Я так этого хотел, что просто не вытерпел. В ту ночь, когда я вышел во двор закрыть ставни, я увидел луну, бегущую сквозь облака. И побежал за ней. Я бежал, пока не достиг Варшавы. Там добрые люди показали мне, куда идти Я шел по полям и лесам, горам и пустыням, пока не пришел в землю Израиля».

— Как его только не загрызли дикие звери?! — не то спросил, не то воскликнул Леви-Ицхак.

— Сказано, что Бог хранит простецов, — отозвался Меир-Евнух.

Все трое помолчали. Леви-Ицхак снял с носа очки с синими стеклами и начал протирать их своим кушаком. Один глаз его закрывало бельмо. Глаз был молочно-белого цвета и ничего не видел. Леви-Ицхак был обладателем трости, некогда принадлежавшей козиницкому проповеднику. Леви-Ицхак не расставался с ней никогда, даже в Шаббат. Он хромал, а опираться на костыли не запрещается. Некоторое время он сидел, утвердив подбородок на набалдашнике трости. Потом выпрямился и произнес:

— Да, упорство — великая вещь. У нас в Красностае жил портной Йонатан. Причем он был не мужским, а дамским портным. Как правило, дамские портные — люди легкомысленные. Когда шьешь женщине, нужно ее обмерять, а дни примерок могут попасть на ее нечистые дни, да и вообще, нехорошо дотрагиваться до женщины, особенно замужней. Впрочем, без портных, конечно, тоже не обойдешься! Не могут же все всё делать сами. Этот Йонатан был человеком неученым, но богобоязненным. Он любил еврейство. В Шаббат он всегда читал Библию на идише вместе со своей женой Беллой-Ентой. Когда в местечко приходил книготорговец, Йонатан покупал у него все книги на идише. В Красностае было два общества: псалмопевцев и изучающих Мишну. Йонатан состоял в обоих. Правда, он только слушал, а сам выступать боялся, потому что, стоило ему произнести какое-нибудь слово на иврите, он так его коверкал, что все начинали хохотать. Он как будто и сейчас стоит у меня перед глазами: высокий, худой, все лицо в оспинах. Его глаза прямо светились добротой. Говорили, что такого хорошего портного и в Люблине не сыщешь. Что бы он ни шил: платье или плащ, — все всегда сидело как влитое. У него было три незамужних дочери. В детстве я часто его видел, так как дружил с его учеником сиротой Гетцелем. Мастера обычно плохо обращались с мальчишками: били их, держали впроголодь. Вместо того чтобы обучать ремеслу, заставляли баюкать младенцев или выносить помои, лишь бы они так ничему и не выучились и не нужно было бы платить им зарплату. А Йонатан честно обучал сироту портняжному ремеслу и, как только Гетцель научился пришивать пуговицы и делать петли, положил ему жалованье четыре рубля в год. До того как пойти в ученики к портному, Гетцель посещал иешиву, и Йонатан засыпал его самыми невероятными вопросами: «Как звали мать Ога, царя Васанского?», или «А мух Ной тоже взял с собой в ковчег?», или «Сколько километров между раем и адом?». Ему все хотелось знать.

Вот теперь слушайте. Как известно, на Симхат-Тора свитки Торы первыми несут люди образованные и небедные, а уж потом простые и с малым достатком. Так уж повелось на свете! Но главный раввин нашей синагоги не был местным и лично знал немногих. Поэтому ему дали список, в котором все имена стояли в нужном порядке. А в местечке жил еще один Йонатан, ученый и богач. Так вот, раввин по ошибке первым вызвал портного. В синагоге начали хихикать и перешептываться. Когда Йонатан услышал, что его вызывают вместе со старейшинами, он ушам своим не поверил. Он, конечно, понял, что произошла ошибка, но, если тебя вызывают нести Тору, отказываться нельзя! Рабочие и подмастерья, молившиеся у западной стены, начали с хохотом беззлобно пихать и щипать Йонатана. Правительство еще не установило монополию на продажу спиртного, и водка в те времена стоила дешевле борща. В каждом более или менее приличном доме стоял бочонок с водкой, возле которого лежали соломинки и висел кусок бараньей грудинки на закуску. На Симхат-Тора люди позволяли себе выпить перед тем, как идти в синагогу, и почти все были навеселе. Йонатан вышел вперед и получил свиток Торы. Все молчали, и только один человек, ростовщик реб Зекеле, воскликнул: «Возможно ли, чтобы невежда нес Тору первым?!» — и возвратил свой свиток служке. Нести Тору вместе с портным Йонатаном было ниже его достоинства.

Синагога загудела. Свиток Торы возвращать нельзя, это святотатство. Главный раввин оказался в затруднительном положении. Унизить человека перед всей общиной — великий грех. Никто в тот день не пел и не танцевал со свитками. Те же самые люди, которые только что потешались над Йонатаном и его незаслуженным почетом, набросились теперь на реба Зекеле. После службы Йонатан подошел к ребу Зекеле и громко, чтобы все слышали, сказал: «Да, это правда, сегодня я неуч, но клянусь, что ровно через год я буду ученее вас».

Ростовщик ухмыльнулся и ответил: «Что ж, если будет так, как ты говоришь, я бесплатно построю тебе дом на рыночной площади». Реб Зекеле торговал строительными материалами, и чуть ли не половина жителей местечка брали у него ссуду на строительство дома.

В первую минуту Йонатан растерялся, а потом сказал: «Если я проиграю, то сошью вашей жене — и тоже даром — бархатную шубу на лисьем меху с десятью хвостами».

Что тогда началось — просто не передать. Когда в женской половине синагоги услышали о споре, там все просто с ума посходили. Одни начали хохотать, другие — плакать. А некоторые даже драться.

В местечке было всего несколько богачей, все остальные жили бедно, но на праздники никто не скупился. Каждая третья семья пригласила к себе гостей. На рыночной площади устроили танцы. Женщины приготовили огромные горшки тушевой капусты с изюмом, сметаной и чесноком. Не говоря уже о струделях, всяких пирожках и пирогах с фруктами. Похоронное общество закатило пир: мед лился, как вода. Одному особо почитаемому старейшине водрузили на голову тыкву с горящими свечками и на плечах через все местечко пронесли его во двор синагоги. Следом с громким блеянием бежали дети, изображавшие святых агнцев. В местечке жил козел, которого не разрешалось забить из-за того, что он был первенцем, так мальчишки надели ему на рога меховую шапку и в таком виде ввели в ритуальную купальню. Но разговоры в тот день были только об одном: о клятве портного Йонатана и обещании ростовщика. Допустим, реб Зекеле мог позволить себе бесплатно построить дом, но как Йонатан мог за год превратиться в ученого? Раввин сразу же объявил клятву недействительной. В прежние времена, сказал он, Йонатан получил бы тридцать девять ударов плетью за нарушение заповеди: «Не произноси имя Господа Бога твоего всуе». Но те времена давно прошли! Жители местечка разделились. По мнению ученых, Йонатана следовало оштрафовать, заставить без обуви прийти в синагогу и прилюдно покаяться в том, что он дал ложную клятву. А если он откажется, отлучить от синагоги и ничего у него не шить. А бедный люд угрожал поджечь дом ростовщика и выгнать его палками вон из местечка.

Слава Богу, нет евреев-разбойников. К ночи все как-то успокоилось. Пошел дождь, и люди вернулись к повседневным заботам.

— Так что же, о споре просто забыли? — спросил стекольщик Залман.

— Никто ни о чем не забыл. Имейте немного терпенья, — ответил Леви-Ицхак.

Он вытащил свою деревянную табакерку, взял из нее щепотку табака, понюхал и три раза чихнул. Табак Леви-Ицхака был знаменит. В его состав входила специальная соль, которой приводят в чувство постящихся. Леви-Ицхак вытер свой красный нос гигантским носовым платком и продолжил:

— Если бы Гетцель не был моим другом, я бы, наверное, так и не узнал всех подробностей. Но Гетцель столовался у Йонатана — поэтому мне было известно все. Вернувшись домой в тот вечер, Йонатан закричал, едва переступив порог: «Белла-Ента, твой муж умер! С сегодняшнего дня ты вдова! Дочери мои, вы сироты!» Жена и дочери залились слезами, словно это был не праздник Симхат-Тора, а девятое Аба: «Муж, отец, не покидай нас!» Но Йонатан воскликнул: «С этого дня и до Симхат-Тора в будущем году у вас нет кормильца!»